Мои лекции способны понимать только очень разумные люди, редкостные люди, наделенные исключительной индивидуальностью. Для того чтобы сделать себя доступным избранным людям, мне пришлось создать формальную организацию.
Вы спрашиваете меня, почему я перестал ездить. Во время своих поездок я пытался найти людей, которые готовы идти со мной до конца. Когда я понял, что у меня уже достаточно людей в Индии, что мне больше не нужно путешествовать, я получил возможность осесть в одном месте и позволять людям приезжать ко мне. Как только я поселился в ашраме, ко мне стали приезжать индийцы, а вслед за ними и иностранцы.
В 1970 году Раджниш пишет другу:
«Я многим своим друзьям в прошлой жизни обещал, что я передам им истину, как только достигну ее. Я сделал это, поэтому мои поездки по Индии прекратились. Разумеется, у меня есть друзья и за пределами Индии. Я создаю мост, чтобы общаться с ними. Хотя друзья не помнят о своих обещаниях... Но я должен передать то, что знаю. Теперь основную часть времени я буду жить в одном месте. Так я смогу сосредоточиться на искателях. И я стану более доступным тем людям, которые действительно нуждаются во мне. Независимо оттого, езжу я или нет, говорю или нет, это все равно для тех людей, которые готовые сопутствовать мне. Для них мои поездки продолжатся, даже если я буду сидеть на одном месте. Даже в своем безмолвии я буду говорить с ними. Если мое тело растворится в бесформенном, даже тогда люди будут получать мою поддержку. И не только сегодня, но всегда я буду показывать путь через вечный поток времени. Меня нет, лишь Бог поет свою песню через мою флейту. Да увидят это все, у кого есть глаза. Да услышат это все, у кого есть уши. Да постигнут это все, у кого есть мудрость».
Саньяса
С 26 сентября по 5 октября 1970 года Раджниш проводит лагерь медитации в Манали, в Гималаях. 26 сентября он посвящает первую группу учеников, которых называет новыми саньясинами.
Я начал посвящать людей в саньясу. Саньяса означает, что теперь они готовы слушать меня без посредников. Они хотят открыть свои сердца. В них возникло доверие. Я выделял людей и посвящал всех в саньясу, чтобы узнать, кто же из них мои люди. Я начал давать людям имена, чтобы запоминать их, потому что мне трудно помнить странные имена со всего света. Я преследовал простую цель: запоминать людей через новые имена. В ином случае я ни за что не смог бы никого запомнить. Теперь у меня люди почти из всех стран, они говорят на всех языках мира. Я не в силах запомнить их первоначальные имена.
Но когда я даю вам имя, дело принимает совсем другой оборот. Когда я даю вам имя, то придумываю его с оглядкой на некоторые ваши качества, которые я вижу в вас. В новом имени есть ваша характеристика. Вы объединяетесь со своим именем.
Когда моя мать пришла ко мне за посвящением, я коснулся ее ног, потому что она оказалась редкостной матерью. Матери очень трудно поклониться собственному сыну. Ей почти невозможно коснуться ног своего сына, для этого нужно великое мужество. Нужно рискнуть отказаться от своего эго. Я коснулся ее ног, потому что она моя мать, а также потому, что она набралась смелости! Я коснулся ее ног, потому что был очень счастлив. Такие редкие минуты случаются очень редко. И я поклонился ей еще по одной причине: после посвящения она уже не будет моей матерью, а я не буду ее сыном. Эту страницу жизни нужно закрыть как можно красивее.
Она сделала решительный шаг. Она всегда считала меня своим сыном. А теперь все изменилось. Она решила стать моей ученицей, захотела принять меня как своего мастера. До сих пор она давала мне советы, а теперь это было невозможно. Теперь я стал наставлять ее, давать ей советы. Я велел ей делать то и это. Ситуация радикально переменилась.
Моя мать рискнула принять у меня посвящение.
Я уважаю ее мужество и бескорыстие. И нужно было закрыть страницу жизни красиво. Пришла последняя минута, когда я был ей сыном, в ее сознании это останется навсегда. В тот миг все узы разрушились. Начали отношения иного рода. Я коснулся ее ног не только потому, что она моя мать, но и потому, что ей хватило смелости, мужества. Она отбросила свое эго.
Нет ничего особенного в том, чтобы быть матерью. Каждая женщина рожает детей, как и животные. Но быть матерью и при этом обладать мужеством слушать собственного сына — вот нечто особенное, редкостное. В этом смысле моя семья редкостная. Отец, мать, мои братья и дяди — все они моя семья.
Для это необходимо мужество. Они сделали важный шаг.
Когда я уволился из университета и создал движение саньясы, случилась грандиозная перемена. От моей затеи мне были только неприятности. Никто из моих коллег (преподавателей, с которыми я работал много лет) даже не приходил проведать меня. Одни стали индуистами, другие — мусульманами, третьи — джайнами, а я оказался мятежным духом. Я никому не принадлежал.
Люди, которые когда-то приходили ко мне (я обучал все той же медитации), стали противодействовать мне, потому что я задел их религию, традицию, церковь. Они даже не поняли, что я делаю то же самое. Если мои люди начали носить оранжевые робы, это еще не значит, что мое учение переменилось. Я просто хотел придать своим людям некий образ, чтобы их узнавали повсюду в мире.
Но они перестали приходить. И не только учителя, но и студенты, которые любили меня. Потом я понял, что наша любовь, уважение, дружба — все это столь поверхностно, что стоит пальцем задеть традицию, обычаи, древние верования, и вся любовь, дружба тотчас же испаряется.
Вы удивитесь тому, что даже тот друг, который подарил мне коттедж и построил для меня мраморный дворец, написал мне письмо и послал его мне через своего управляющего (сам он не показался мне на глаза). В этом письме он уведомил меня о том, что я не принадлежу никакому древнему пути, поэтому он запрещает мне использовать его храм для моей школы медитации... как будто старье со временем само собой превращается в золото. Скорее всего, чем старее вещь, тем больше в ней гнили.
А я послал ему такое письмо: «Я покину твой дом и твой храм, поступай с ними как угодно. Но я с рассветом, а не с закатом. И я хочу, чтобы весь мир был с новизной, а не со старьем».
Истина всегда тянется к свежему, молодому и невинному. Она умирает от эрудированности, учености, лукавости, так называемой умудренности. А по сути, это глупость.
Саньяса это решимость, которая приносит результаты. Она благотворна. Люди спрашивают меня, что произойдет, когда они наденут оранжевые робы. Я отвечаю им: «Если вы полагаете, что ничто не произойдет, тогда поносите робу три месяца».
«Над нами станут насмехаться», — говорят они.
«Конечно, — отвечаю я. — Но если вы сможете три месяца терпеть их насмешки с холодным умом, тогда в вас произойдут разительные перемены. Не обращайте внимание на насмешки людей. Вы положили начало своему преображению».
«А что изменится внутри из-за внешних перемен? — интересуются люди. — Покажите нам внутреннее преображение».
Я отвечаю им: «У вас нет мужества даже для того, чтобы преобразить внешнюю жизнь, а вы осмеливаетесь говорить о внутреннем преображении? Вы начинаете умирать лишь оттого, что меняете одежду. Если же я стану менять вашу кожу, вам придется поистине туго. И вы еще говорите о внутреннем преображении?» Но мы искусно обманываем себя. А тот, кто обманывает себя, никогда не сможет стать религиозным.
Запомните, что человек, который обманывает других, может стать религиозным, но тот, обманывает себя, никогда не станет религиозным, потому что он не способен преобразиться.
В наше время в разных странах, а особенно в Индии, где монахи разных религий одеты одинаково, возникает путаница. Мои саньясины гуляют за руку с подружками, и индийцы потрясены. Разве это саньясины?
Один мой саньясин, который живет недалеко от Бомбея и каждый день ездит в тот город и обратно, принял саньясу. На второй или третий день он пришел ко мне и сказал: «Вам придется дать саньясу и моей жене».
«Почему?» — спросил я.
«Как почему? — воскликнул он. — Меня убьют! Вчера меня схватили на вокзале. Вокруг меня собралась толпа. Люди утверждали, что саньясин сбежал с чужой женой. Они не понимали, как у саньясина может быть жена. Я изо всех сил пытался объяснить им, что это саньяса нового типа, а они отвечали, что саньяса одна. Они заявили, что мне все равно не удастся обмануть их. И они потащили меня в полицейский участок. На само счастье, инспектор знал меня. Он подтвердил, что я шел со своей женой, и добавил, что моя саньяса абсолютно несерьезна. Дайте саньясу и моей жене, чтобы у нас не было трудностей, ведь нас могут схватить где угодно. Мне повезло, что меня схватили недалеко от моего дома, поэтому местный инспектор узнал меня».
Я посвятил в саньясу и его жену. Спустя два или три дня он снова пришел с женой. «Дайте саньясу и моему сыну, — попросил он. — Вчера в поезде нас снова схватили».
