— Я физически не очень сильная, но, если надо, не отступлю.
Конечно, женщине на такой службе нужно мужество — не яркое, вдруг вспыхивающее, а будничное.
Но, право, требовалось не меньше мужества, чтобы оставить угрозыск и перейти в ГАИ — учить детей безопасности движения. Там всегда был крепкий реальный итог: потрудилась — и избавила людей от беды, общество от скверны. А здесь? Если что и можно увидеть, то результат с минусом, отрицательный. Попал ребенок под машину — казнишь себя. И никакие высокие показатели по профилактике не утешат.
Почему случилось? Этот вопрос мучил Алешину не только в первый год. Однако тогда она не была уверена в ответе. Что — рок? Ведь несчастья так легко избежать. Всего два правила, ума большого не требуют: остановись на красный свет, не переходи там, где не положено. Все знают. А «детские» происшествия все равно случаются.
Есть цифры — за сутки, месяц, год. По числам, дням недели, даже часам. По возрасту, обстоятельствам, столько-то мальчиков, девочек. Больше всего пострадавших — в возрасте от 7 до 14. Самые тяжелые часы — с 13 до 18: идут из школы, гуляют.
Лейтенант подошла к велосипедистам:
— Ребята, уходите отсюда, здесь опасно кататься, видите, какая скорость у машин.
— А мы что? Мы ничего, мы стоим.
А нога — на педали. Лейтенант уходит, оборачивается: так и есть, уже вторая перекинута через раму, сейчас рванут. Она кидается назад:
— Слезайте немедленно!
Встают с лавочки двое мужчин, подходят:
— Ну что пристали к детям!
«Пристать-то следовало им, раньше, до меня, а они сидели и смотрели», — говорит мне Алешина со вздохом. Попали ребята в аварию, для статистики они были без взрослых, одни…
Улица Димитрова, для пешеходов — красный свет. Женщина быстро окинула мостовую взглядом, подтолкнула сынишку на велосипеде: «Побежали!»
— Что вы делаете! — говорит ей Алешина тихо, терпеливо, научилась не вскипать. — Даже за руку мальчика не взяли, тащите под колеса.
— Вам какое дело! Ребенок мой, не ваш.
Нет, мой, думает Алешина, мой, потому что наш. Ребенок ни в чем не виноват — теперь она в этом убеждена. Виноваты взрослые. Те, кто сами недисциплинированны и детей не научили правильно вести себя в городе. В конце концов, на совести водителей лишь каждый шестой случай с детьми. А пять других?
Что тут может лейтенант Алешина?
Поставить пост там, где случаев больше. У Дома обуви, к примеру. В конце лета — у «Школьника»: напротив магазин «Одежда», вот и носятся люди очертя голову через проспект. Но у каждого-то магазина, школы милицию не поставишь! Значит, одно остается — внушать.
Нелли Михайловна очень любит детей. Каждое происшествие для нее — трагедия. Звонит, бегает в больницу, донимает врачей, ведет специальный журнал, поименно помнит — Лидочку, Аллочку, Олега. Они уж поправятся, забудут, а она все рассказывает о них, ими предостерегает.
Главный ее «рабочий цех» — школа. «Не думала, что придется мне, милиционеру, столько говорить». Не так-то оно легко — говорить в классах, особенно старших, в актовых залах. Прежде школа от ГАИ отмахивалась, да и сама Алешина ей всегда сочувствовала: кто только туда не рвется — от пожарников до санпросвета. Всем надо, а учителям каково!
Завоевала лейтенант свои двадцать школ, теперь уж они ее зовут. Проснулся в ней педагогический дар, а может, с детства жил, когда братьев нянчила. «Правила, — объясняет мне, — предмет для ребят скучный, я их жизнью наполняю». Где только она ни говорит — в автобазах, кинотеатрах, на эстраде в парке. Малыши по детскому автогородку катаются — она и с ними побеседует.
Не считаны те километры, что за день вышагивает Алешина. Один обычный ее день: в роно — согласовать свой план, «чтобы все разом в школу не ломились»; в райком комсомола — давно бьется насчет отряда юных инспекторов движения; в универмаг «Москва» — нужны ей несколько минут в рекламной передаче, насторожить приезжих, чтобы чаще на улице оглядывались; в инспекцию по делам несовершеннолетних. По пути еще постоит, последит за трассой: опасно сейчас, отвыкла детвора за дачное лето от города, машин. А в пять уж придут к ней добровольцы-помощники.
Говорит: «Здесь я ставлю свою дружину». И никак не вяжется могучее былинное слово с маленькой женщиной в зеленом костюме-сафари, зеленых туфлях на высоких каблучках, показывающей мне на макете развилки, перекрестки, сужения, расширения — посты, где встанут вечером ее дозорные.
Закончив развод, «полководец» Алешина побежит в гастроном, влетит домой — кормить, шить, стирать. Когда все угомонятся, сядет за книги, учебники. Этим летом она одержала в самом деле крупную победу — в числе немногих женщин поступила в Академию МВД. В школе милиции, которую, кстати, закончила прекрасно, тоже так училась — вечерами, ночами. Не видит в этом ничего особенного: «Сова я, мне до трех просидеть не трудно». В семь — подъем, гимнастика, Кирилла — в сад, и — к себе, в отделение.
Муж, по правде сказать, не очень-то ликовал, когда Неля заявила: «Буду учиться дальше». Все у Толи хорошо, в порядке — сын, дом, служба, отношения с родными. Хочет, чтобы так и осталось — хорошо. Конечно, он не против, можно еще лучше — только иначе не надо. За академией же — дали неизвестные. «А я, — заключает Неля, — странная женщина, мне всегда в конце дороги, длинной ли, короткой, огонь светит». Дошагала, поднялась, а огонь вперед сместился. Снова идти, догонять.
Леонард Фесенко
«ТИХАЯ» СЛУЖБА
…В тот не по-весеннему жаркий день подполковник милиции одного из дагестанских городов Магомед Мусаев занимался своими обычными служебными делами. Близился обеденный час, из которого он обычно «выкраивал» несколько минут для небольшой прогулки, потом — снова за работу. Как всегда, он вышел на набережную полюбоваться серебристыми просторами Каспия, подышать морским воздухом. Было солнечно, даже немножко душно. Это, видимо, от асфальта, каменных стен домов, накалившихся за полдня. Но на берегу оказалось, как он и предполагал, прохладнее. Седой Каспий нес с севера приятный ветерок, лениво окатывал волнами прибрежные камни.
Мусаев спустился к одному из них, сухому лысо-серому, снял фуражку, сел, огляделся. На рейде покачивались, отдыхая после утреннего лова, два стареньких рыболовецких сейнера, вдали белело несколько парусов, журавлиным клином вытянулись спешившие к берегу лодки рыбаков. А над ними безмолвно парили, высматривая добычу, серые чайки. Одна из них повернула ближе к берегу, где у гранитной стены стояли люди. Чайка, как видно, рассчитывала на их угощение и не ошиблась. Парень и девушка стали подбрасывать ей какие-то кусочки, и она ловко на лету подхватывала их.
Что ж… Доброе всегда заметно. Не прошло и минуты, как у берега собралась уже стая чаек и закувыркалась занятно и красиво.
«Вот так бывает и с людьми, — подумал Мусаев. — Добро всегда привлекает. К нему тянутся людские сердца. В народе не зря говорят: за добро — добром платится».
Что людям надо делать добро, Мусаев знал. Но сколько должно исходить этого добра, где ему есть предел — все еще было непонятно. Вот пришел к нему рабочий человек. Так, мол, и так, еду в отпуск, тороплюсь, нельзя ли побыстрее обменять просроченный паспорт? Что ж… Можно было и отказать. Беспокойтесь заблаговременно, а не в последний день. Да человека жалко. А вдруг пропадут путевка и билеты на поезд? Останешься на полчаса сам, паспортистку задержишь. «Получайте, гражданин, новый паспорт!» Или заявится женщина в слезах: «Товарищ начальник! Помогите. Сумочку забыла в автобусе, а там паспорт». — «В каком автобусе? Номер его? Куда вы ехали?» Куда ехала, скажет, а номер автобуса не помнит. И тут можно было сказать: «Вспоминайте, ищите». Ан нет. Сядешь за телефон, возьмешь справочник автопарков и давай звонить, искать пропажу. Смотришь — нашлась.
До сих пор Мусаев опирался на доброту, хотя знал: случаются просчеты. Сделаешь бесчестному человеку добро, и такой бедой оно может обернуться для тебя, что и предположить трудно. Значит, у доброты есть предел, есть та самая грань, которую переступать нельзя, и особенно работнику, стоящему на ответственном посту. Вспомнился случай, происшедший на фронте. Бойцу соседней роты поручили конвоирование в штаб дивизии задержанного подозрительного гражданина. А дело было зимой. Лютый мороз. Ведет он его полчаса, час… Продрогли, а у дороги в ельничке горит кем-то оставленный костерок. Задержанный кивает: «Погреться б чуток, чайку испить. Благо есть котелок и сахарок». Соблазнился конвоир, разрешил погреться и чаю испить. Сели, тары-бары… Боец поставил винтовку под елью. И только потянулся к поясу кружку с ремня снять — задержанный цап винтовку да на бойца. Но спасибо, что парень ловок был. Вышиб он из рук лазутчика оружие и тем себя спас и от смерти, и от позора…
