«Его надо тащить [силой] в пораженный мором город, словно вьючного осла».
«Мой ослик не создан для быстрого бега, он создан для того, чтобы орать!»
«Осел сожрет и свою подстилку».
Собака не пользовалась симпатией шумеров, к ней относились неприязненно, даже враждебно, считали существом шкодливым, ленивым, алчным и злым, никак не другом человека. (Пастухи и охотники, вероятно, относились к этому животному иначе.) Пес нередко выступал как символ злой участи человека – с одним из примеров этого мы уже встречались. Если судить по следующим поговоркам, прочитанным и переведенным Э. Гордоном, собака – это недружелюбное по отношению к человеку животное, действующее ему во вред:
«Только пес не знает своего дома».
«Собака считает себя умной, а у хозяина с ней масса хлопот».
«Собака кузнеца не смогла опрокинуть наковальню; зато опрокинула кувшин с водой».
«Тот, кто треплет по спине коварную собаку, [поступает так], как если бы он гладил голову дикой собаки».
Последняя пословица звучит как предостережение чересчур доверчивым людям. Домашний пес в ней приравнивается к дикой собаке, животному хищному, опасному, приносящему вред человеку и его имуществу.
Шумеры считали собаку животным неряшливым («Собака рычит на вымытого вола»), неразумным и прожорливым («Только пес не оставляет еды на завтрашнее утро»). О вспыльчивых людях говорили: «Он впадает в бешенство, словно пес», о бездомных бродягах: «Ты, точно собака, не имеешь места для сна». Поговорка «Пес не сойдет с места, [если он находится] на палубе корабля» отмечает, что собака боится воды, а в пословице «Он ползает, словно пес» содержится издевка над покорностью собаки.
Шумеры ловили газелей (у них были даже «пастухи газелей») и диких кабанов. Во времена Шульги приручали диких медведей, которых выставляли около городских ворот для устрашения и на удивление всем входящим в город. О трудностях и опасностях, связанных с приручением диких животных, которые затем использовались в различных хозяйственных работах, говорит, например, такая пословица: «Вола приручили – молодцы дрессировщики!»
Шумерам была известна лошадь. Какую именно породу лошадей они использовали, мы не знаем, но сам факт одомашнивания лошади не подлежит сомнению. Об этом говорится в одной из басен, содержащей свидетельство о том, что шумеры умели ездить верхом, хотя считали это опасным и вредным как для человека, так и для лошади:
Сбросив всадника, лошадь [сказала]: «Если всегда таскать на себе такой груз, можно и обессилеть!»
Нечто вроде комментария к этой басне мы находим в письме, которое в XVIII в. до н. э. царь Зимри-Лим из Мари написал своему сыну. Отец советует юноше не ездить верхом на лошади. Надо полагать, что Зимри-Лим исходил из опыта и наставлений шумеров, которые запрягали лошадь в боевую колесницу, но считали ее негодной для верховой езды.
В качестве вьючных животных в Шумере использовались ослы и мулы. Эти животные ценились высоко, и шумерские скотоводы заботились о росте их поголовья в царских и храмовых стадах.
Голова овцы
Бык из серого известняка
Кроме земледельцев и скотоводов в состав сельского населения Шумера входили рыболовы и охотники. Лук, копье, дротик, кинжал, топор – с таким оружием шумерские охотники шли на дикого зверя. Охотники приносили обществу двойную пользу: они не только добывали мясо и шкуры, но и охраняли поля от потрав и скот от нападений хищников, самым опасным из которых был лев. На печатях и рельефах, относящихся к эпохе Урука и Джемдет-Насра, изображены различные сцены охоты. Шумеры охотились также на слонов, которые в более позднее время, к началу I тысячелетия, исчезли с берегов Тигра и Евфрата, и на хищников – волков, лисиц, гепардов. Для ловли животных, главным образом газелей, диких кабанов, диких лошадей и ослов, пользовались сетями. Охотники, хоть и считались свободными людьми, платили налоги храмам, князьям, царям.
Охота была любимым развлечением правителей и их приближенных. Шумерские охотники отнюдь не отличались особой скромностью: как и всякие охотники во все времена, они любили похвастаться своими подвигами. Вот почему мы находим у шумеров пословицу, в которой высмеивается бахвальство охотников: «Он еще не поймал лисицу, а уж делает для нее колодку». Иными словами: «Делит шкуру неубитого медведя».
Если на собак шумеры смотрели иначе, чем мы, то их оценка характера лисицы полностью совпадает с нашей. Лиса была воплощением ловкости (вспомним миф об исцелении бога Энки, в котором лис обещает привести Нинхурсаг в Абзу), хитрости и самомнения. Приведем несколько изречений и басен о лисице:
«Лиса не сумела построить себе дом, а потому пришла в дом друга, как завоеватель».
«Лиса наступила дикому быку на копыто и спрашивает: «Тебе не очень больно?»
В другой басне о лисе говорится как о хвастливом и трусливом животном:
«Лис сказал своей жене: "Идем со мной! Давай изгрызем город Урук, словно это лук-порей у нас под зубами! Мы будем попирать город Куллаб, словно это башмак у нас под ногами!»
Но не успели они подойти к городу и на 600 гаров (примерно 3 км), как на них зарычали собаки:
«Геме-Туммаль! Геме-Туммаль! [По-видомому, имя лисицы]. Иди домой! Ступай прочь! – так угрожающе рычали они из города».
Лис и его жена тотчас убрались восвояси.
Нет нужды говорить о том, что в шумерских баснях и изречениях отразились представления шумеров не только о характерах животных, но и о характерах людей. Подтекст шумерских пословиц, поговорок и басен о животных столь же очевиден, как смысл басен Эзопа. Например, наставление: «Не ешь мяса волка» – можно понимать не только как основанную на практическом опыте рекомендацию, но и как призыв к осторожности по отношению к людям с «волчьей натурой».
Судя по басням, где фигурирует волк, шумеры считали его коварным и кровожадным. В одной из басен рассказывается, как «девять волков и десятый с ними зарезали несколько овец. Десятый волк был жаден и не…» Дальнейший текст на табличке поврежден, и мы не можем точно воспроизвести обстоятельства, при которых десятый волк, скорее всего приблудный, прибившийся к стае, в которой девять волков ссорились из-за того, что не могли разделить добычу, взял эту задачу на себя. Вот что говорит десятый волк: «Я разделю ее (добычу) для вас! Вас девять, так пусть одна овца будет вашей общей долей. А я один, так пусть мне достанется девять овец – это будет моя доля!» Иными словами: «Две собаки дерутся, а третья кость грызет».
Судя по некоторым текстам, шумеры считали, что волка ненавидят другие четвероногие – он даже жаловался богу солнца Уту на свое одиночество. Враждебное отношение к волку, несомненно, было вызвано тем ущербом, который этот хищник, более опасный для животных, чем для людей, причинял стадам, уничтожая овец, ягнят и телят.
Слон как действующее лицо сказок и изречений был спесивым и неуклюжим животным.
«Слон хвастался (?), [говоря] о себе так: "Нет подобного мне в мире! Не…!"
И [тогда] в ответ ему крапивник (самая маленькая из пичужек) сказал: "Но ведь и я, как я ни мал, был создан точно так же, как и ты!"»
Эта притча заслуживает особого внимания потому, что она живо напоминает созданные через много столетий басни Эзопа.
Чаще чем слон, в баснях и поговорках фигурирует лев. Это животное вызывает трепет и страх. К сожалению исследователям удалось прочитать и интерпретировать лишь небольшое число пословиц и других текстов о льве В одной из самых длинных шумерских басен рассказывается о том, как лев был одурачен хитрой козой:
Лев схватил беззащитную козу.
– Отпусти меня, [и] я дам тебе овцу, одну из моих подружек! – [сказала коза].
– Я отпущу тебя, но [сначала] скажи мне твое имя! – [сказал лев].
[Тогда] коза ответила льву:
– Разве ты не знаешь моего имени? Меня зовут «Ты мудрец!»
Когда лев дошел до Овчарни, он прорычал:
– Вот я пришел к овчарне и отпускаю тебя! Коза [уже из-за ограды?] ответила ему:
– Да ты меня отпустил! Но разве ты мудрец? Я не только не дам тебе овцу [которую я обещала], но и сама не останусь с тобой!
Козе удалось увильнуть от царя зверей. Хуже обстояло дело с дикой свиньей («свиньей зарослей»).
Лев схватил «свинью зарослей» и начал ее терзать, приговаривая:
– Хотя твое мясо еще не наполнило мне пасть, твой визг уже просверлил мне уши!
Лев, согласно пословицам и басням, обитал в местностях, заросших деревьями и тростником. Там на него труднее всего было охотиться. Охотники знали об этом (шумеры говорили: «О лев, густые заросли – твой союзник!») и старались изучить его повадки.
