муж-подкаблучник, то она попала не по адресу. Тогда она должна была обратиться к Эрнсту фон Клипштайну. Китти, которая совершенно свободно разговаривала с мамой по телефону, сообщила, что Клиппи – желанный и дорогой гость на Фрауенторштрассе. Мама сразу же запретила ему появляться в их доме.
– Этот человек, которого ты называл своим другом, уже тогда положил глаз на Мари. Он признавался ей в любви, еще когда лежал в лазарете, об этом мне рассказала Китти.
Невероятно, насколько изменчивы были женщины. И даже мама. Разве не она годами называла фон Клипштайна «привлекательным, несчастным человеком» и при каждом удобном случае приглашала его на виллу? Он решительно отогнал эту мысль, мучившую его время от времени. Нет, Мари была ему верна. Она никогда не изменяла ему. Ни тогда, когда он был в русском плену, а Эрнст признавался ей в любви, как утверждала мама, ни позже.
Таких вещей, как супружеская измена, двойная жизнь или даже развод, в его семье не было и не будет. У них с Мари был серьезный супружеский разлад, который необходимо разрешить в ближайшем будущем. Вот и все.
Сегодня он решил прогуляться пешком до виллы и там пообедать. Погода была сухой и солнечной, только ветер немного беспокоил, но свежий воздух и физическая нагрузка пойдут ему на пользу. Не зря отец – за исключением последних нескольких месяцев – преодолевал это расстояние исключительно пешком.
В передней комнате, где две секретарши ели принесенные с собой бутерброды с колбасой, он бросил быстрый взгляд на дверь кабинета фон Клипштайна.
– Господин фон Клипштайн на обеде, – сообщила Хофман с набитым ртом и покраснела. – Извините.
– Вольно, – улыбнулся он и продолжил ироничным тоном: – Приказываю вернуться к поеданию пищи.
Они были рады этой шутке и засмеялись. Вот хорошо. Продуваемый ветром и с развевающимся пальто, он прибыл на виллу. У такой прогулки были свои преимущества: он заметил, что ветер сломал в парке много веток – давно пора было позаботиться о деревьях. Поскольку он лишь изредка нанимал для работы в парке несколько человек, участок сильно зарос. Наверное, все-таки придется взять садовника, надо будет поговорить об этом с мамой.
Эльза открыла ему дверь, сделала реверанс и приняла пальто и шляпу.
– Моя мать в порядке?
Этот вопрос стал привычным, поскольку Алисия часто страдала от мигрени или других заболеваний. Однако в большинстве случаев она все равно появлялась на обед.
– К сожалению, нет, господин Мельцер… Она наверху, в своей комнате. – Эльза, не открывая рта, скривила лицо, выражая сожаление. Выглядело довольно странно, но все уже привыкли к этому. – Фрау фон Доберн хотела бы поговорить с вами.
Это ему не понравилось, но приходилось мириться. С тех пор как Серафина фон Доберн стала предметом разногласий в его браке и семье, присутствие экономки раздражало его. В этом, конечно, не было ее вины. Нужно быть справедливым. Бедной женщине пришлось нелегко на новом месте, Мари, к сожалению, оказалась права.
– Она ждет вас в красной гостиной.
Значит, еще до обеда. Пожалуй, и в самом деле лучше сразу покончить с этим. Наверное, она снова хотела пожаловаться на прислугу, а поскольку мама была нездорова, то пришла к нему. Однако ему не понравилось, что она заняла красную гостиную. Госпожа Шмальцлер никогда не позволяла себе подобных вольностей.
– Скажи ей, что я приглашаю ее в мой кабинет.
Паулю пришлось подождать некоторое время, и это его разозлило, потому что он был голоден. Наконец он услышал, как хлопнула дверь в красной гостиной. Ага, мадам обиделась, что он не принял ее приглашение в господскую приемную. Пауль решил испытать на прочность ее высокомерие.
– Извините, что заставила вас ждать, – сказала она, входя. – Мне нужно было переписать письмо, которое в спешке продиктовала ваша мать.
Он кивнул и молча указал рукой на стул. По старой привычке он сам сел за письменный стол – предмет мебели, в котором Якоб Буркард когда-то спрятал свои конструкторские чертежи. Прошло уже десять лет с тех пор, как они с Мари нашли эти бумаги. Мари – как сильно он ее тогда любил. Как он был счастлив, когда она согласилась принять его предложение. Неужели тени прошлого оказались сильнее их любви? Может быть, вина его отца разрушила их счастье?
– Ваша мать поручила мне сообщить вам о неожиданном событии. – Серафина фон Доберн одарила его вежливой улыбкой.
Он взял себя в руки. Не было смысла предаваться мрачным предчувствиям.
– Почему бы ей самой не поговорить со мной?
Улыбка Серафины выражала только сожаление.
– Сегодня утром у вашей матери состоялся телефонный разговор, который оказал сильное напряжение на ее и без того слабые нервы. Поэтому я дала ей успокоительное, она спустится к обеду, но в данный момент ей затруднительны долгие дискуссии.
С согласия доктора Грайнера Серафина время от времени давала матери немного валерианы. Совершенно безвредно, как объяснил ему доктор. Тем более что назначенная доза была небольшой.
Он ждал худшего. Неужели это был звонок от Мари? Вдруг она – мелькнула безумная мысль – подала на развод? Разве доктор Грюнлинг не говорил, что все чаще женщины подают такие иски? Результат женской эмансипации.
– К сожалению, состоится развод. – Серафина словно услышала его мысли.
Итак, это правда! Он чувствовал, как падает в бездну. Он потеряет Мари. Она больше его не любит.
– Развод, – медленно произнес он.
Серафина внимательно следила за эффектом своих слов и немного медлила с ответом.
– Да, к сожалению. Ваша сестра Элизабет позвонила из Кольберга и сообщила, что подала на развод с мужем Клаусом фон Хагеманом. Процесс ведется здесь в земельном суде, в Аугсбурге, по ходатайству мужа.
Лиза! Это Лизе предстоит развод с мужем. По какой-то своей причине. Лиза, а не Мари подала на развод.
Он испытывал невыразимое облегчение и в то же время раздражение из-за того, что так открыто проявил свои чувства перед Серафиной.
– Очень жаль, – пробормотал он. – Она сказала, что собирается делать дальше?
– Для начала Лиза поселится здесь, на вилле. Что она планирует дальше, мы не знаем.
Он вполне мог себе представить, что эта новость, которую Лиза, вероятно, сообщила кратко и лаконично, в своей манере, стала для мамы настоящей катастрофой. Какой скандал! Аугсбургское общество все еще сплетничает о сбежавшей жене Пауля Мельцера, а теперь его сестра разводится с мужем и возвращается в родительский дом. Кроме того, постоянно шептались о безнравственной жизни молодой вдовы Китти Бройер, которая довольно открыто общалась с различными молодыми художниками. Неблагополучная семейная жизнь Мельцеров снова станет излюбленной темой всех сплетников Аугсбурга.
– Могу ли я
