Брэндон отвернулся от окна и ударил кулаком по ладони в безмолвном раздражении.
«Господи, эта девственница отвергает меня, а я не перестаю о ней думать! Какого черта меня так тянет к ней?»
Он схватил стакан, наполнил его и опустился на стул, не переставая размышлять.
«У меня не было другой женщины — с той самой ночи, как ее притащили ко мне в каюту. Хэзер, хрупкий лиловый цветок равнин, завладела моим сердцем и навсегда отняла его. Сердце, как безжалостно ты предало меня! Ты закрыло все двери, кроме одной, да и ту я захлопнул в гневе. Боже мой, ну почему я так ее люблю? Мне казалось, мной движет только похоть. Я считал, что избавлен от того, что случается с другими мужчинами, считал себя светским джентльменом с широкими взглядами, мог сделать своей женой искушенную особу. А теперь я оказался словно приклеенным к невинной девушке и даже не могу найти забвение в чужой постели!»
Он поставил локоть на колено и положил на ладонь голову.
«Даже когда я лишил ее девственности, она удовлетворила мои желания так, как никогда не удавалось ни одной женщине. С первого момента я привязался к ней настолько, что даже во сне видел только ее, надеялся, что когда-нибудь она меня простит».
Брэндон поднял голову и расправил плечи. Медленно отпив из стакана, он принял новое решение. «Вскоре она родит, — думал он. — Я подожду удобного случая и начну разыгрывать пылкого поклонника, стану ухаживать за ней напропалую, может, тогда она сама придет ко мне».
С этим решением он впервые за много месяцев провалился в глубокий сон.
Хартхейвен нещадно поливал дождь, низко над деревьями повисли тучи. Ночь была непроглядной и молчаливой, словно весь мир поспешил убраться подальше от бури и уютно устроиться у теплого очага.
Хэзер оглядела комнату, проверяя, убрала ли она все следы своего присутствия здесь. В этой спальне она провела много ночей и успела привыкнуть к ней. Она стояла, глядя на огромную кровать, манящую к себе, и испытывала настоящие муки, понимая, что теперь ей придется возвратиться в гостиную. Вздохнув, Хэзер направилась к себе. Дверь в детскую была открыта, там горела свеча, и Хэзер вновь оглядела комнату. Она прикоснулась пальцем к лошадке-качалке, которой играл еще Брэндон, когда был ребенком, затем остановилась возле колыбели и поправила в ней одеяло.
«Странно, все уверены, что родится мальчик. — Она разгладила кружева на пологе. — Конечно, так говорит муж, и разве можно обвинять его в желании иметь сына? — Хэзер улыбнулась, вспоминая, как когда-то она молилась о дочери. — Бедняжка, радуйся, пока не родилась, ибо после рождения тебе придется одеваться во все голубое».
Хэзер еще раз оглядела детскую и вернулась в спальню Брэндона, где в камине пылал огонь. Она устроилась в огромном кресле и задумчиво уставилась на языки пламени. Вздохнув, она вновь вспомнила, что Брэндон вернется через несколько дней. В своем кратком письме Хэзер он был резок и деловит и упомянул только приблизительный день возвращения.
Что это за человек? Способен ли он быть более мягким или только еще более жестоким? Может, он уже нашел себе развлечение там, на севере? Ведь не случайно с первого дня он отвел ей другую постель, и даже другую комнату…
«Он и прежде с трудом выносил меня рядом, — печально думала она. — А теперь я подурнела, распухла и стала такой неловкой, что похожа скорее на гусыню, чем на женщину. Я не могу винить его за неприязнь».
Она откинула голову на спинку кресла и прикрыла глаза.
«О, Брэндон, если бы я могла быть более нежной, когда у меня был шанс! Может, ты позволил бы разделить твою постель и чувствовать рядом твое тепло. Тогда я была бы уверена, что сейчас рядом с тобой никого нет».
Она вновь взглянула на огонь, и в ее душе внезапно вспыхнул гнев.
«Какую потаскуху он выбрал себе, чтобы провести время? Может, там, на севере, его согревает нежное, ласковое существо?»
Ее гнев немного утих. «Если бы я знала, что судьба потребует уплаты моей невинностью, я пожелала бы никогда не видеть эту землю, этот дом и всех милых и приветливых людей, с которыми познакомилась здесь. Но теперь уже ничего не поделаешь. Когда родится ребенок и я вновь стану прежней, я попытаюсь сделать все возможное, чтобы добиться внимания мужа».
Она обхватила себя за плечи и погрузилась в воспоминания: о постоялом дворе, где однажды он был таким внимательным, почти нежным, о корабле, где он бережно ухаживал за ней. Даже при встрече с Луизой он отражал ее самые жестокие удары и разыгрывал влюбленного мужа.
«А что, если под своей хмурой усмешкой он скрывает чувства ко мне? — вдруг подумала она. — И может, если я буду нежной преданной женой, он полюбит меня? Дорогой мой, любимый, станешь ли ты мне настоящим мужем, будешь ли любить меня больше всего на свете? Господи, как бы мне хотелось, чтобы из всех женщин мира для него существовала только я!»
Дрова в камине догорали. Хэзер поднялась и вновь застыла возле огромной и манящей постели.
«Клянусь тебе, ложе, вскоре я вновь буду спать здесь. Ты не останешься одиноким: я сделаю все, чтобы разделить тебя с ним, чтобы стать любимой, чтобы меня любили так, как любят других. Да, он покорится, и время будет мне союзником. Мое терпение залечит все кровоточащие раны, пока они не исчезнут, и он будет стремиться к моему утешению и моей любви».
Хэзер вздохнула и вернулась в гостиную. Теперь она думала о своей комнате только как о гостиной, временном прибежище, которое она занимает до тех пор, пока не вернется на свое законное место. Забравшись в постель, она быстро заснула.
Леопольд, фургон и несколько слуг заранее выехали в город, чтобы дождаться там возвращения Брэндона. День выдался солнечным, и Хэзер отправилась на кухню поболтать с тетушкой Руфь и освоить еще несколько непривычных для нее блюд американской кухни, особенно те, что любил Брэндон. Хэзер сидела за столом, пила приготовленный негритянкой чай и внимательно слушала способ приготовления одного из них. Постепенно она поняла, что тетушка Руфь руководствуется скорее врожденным талантом, чем познаниями. Казалось, интуитивно чувствует, сколько и чего именно надо положить, чтобы добиться нужного вкуса, и умеет придать особую прелесть даже простейшим из блюд.
Эта приятная беседа была прервана криками, и вскоре в кухню вбежала задыхающаяся Хетти.
— Мастер Брэн, мастер Брэн едет короткой дорогой! — Она хихикнула. — Он так спешит, что наверняка загонит своего вороного!
У Хэзер расширились глаза. Она быстро поднялась со стула, пробежала руками по волосам и одернула платье.
— Должно быть, я ужасно выгляжу, — пробормотала она. — Мне надо…
Не договорив, она повернулась, вышла из кухни и бросилась вверх по лестнице, на ходу позвав Мэри. Девушка примчалась бегом. Пока Хэзер умывалась холодной водой и щипала щеки, чтобы на них появился румянец, горничная приготовила ей свежее платье и помогла одеться.
