class="p1">— Если только по маленькой.
— Да большой у меня и нет.
Хитро подмигнув, старичок вытащил из кармана плоскую фляжку. Встал и заспешил ко мне.
— Там рюмочки были, посмотрите. Да-да, за вазочкой с икрой. Нашли? Ставьте сюда, я накапаю по чуть-чуть. Хорошо, что вы пришли, молодой человек. Я, знаете ли, терпеть не могу употреблять в одиночестве. Право слово, глушить горькую в одиночку только иностранцы могут, вольнодумцы да попавшие в государственную немилость. А ежели ты человек русский, да служилый, да мыслей дурных не имеешь, будь добр к питию подойти со всей ответственностью.
Мы выпили по рюмочке и закусили холодной осетриной. Быстро прожевав, старичок продолжил болтать.
— Вот теперь и познакомиться можно. Ксенофонт Иванович, — он протянул мне руку, — усадебка моя Папулино, может, слышали? По дороге на Муром стоит. Будете проезжать, милости просим, всегда рад.
— Константин Платонович, — представился я, — из Злобино.
— А, так вы тот самый! Как же, как же, премного наслышан, — он усмехнулся. — С канделябрами это вы здорово придумали.
— Ксенофонт Иванович, а вы служили? Выправка у вас военная.
Старик гордо задрал нос и выпятил грудь.
— Да-с, служил, не без этого. Капитан второго ранга в отставке. Да-с, давно уже в отставочку вышел, лет тридцать, почитай. Как при Втором Петруше флот сгнил, так и вышел.
Покачав головой, он разлил по второй. Мы выпили, и старика понесло в воспоминания и хвастовство.
— Какой флот при Петре Великом был! Какие корабли строили! Все нас боялись, никто и слова пикнуть не смел. Только выйдет походным ордером, так эти кильки дохлые по своим портам разбегаются. Какой флот! А как Меншикова-то в ссылку отправили, так всё, пропали корабли. Потом, конечно, опомнились, при Анне Иоанновне, да поздновато. Кому строить-то? Мастеров не осталось, только из-за границы приглашать. Нет, не тот нынче флот, совсем не тот.
— А своих мастеров не учат?
— Те, что корпус закладывают, ещё так на так, — старичок поморщился, — могут что-то. А вот магов деланных-то нетути! Там ведь и на борт положить рисунок мажеский, да на паруса, да на пушки. А иностранцы едут неохотно, да не слишком умелые.
— Ксенофонт Иванович, а Петербургская академия наук? Там же учат магов, разве нет?
— Да что там учат! Тьфу, одних лодырей берут. А тех, что возьмут, учить некому, — он махнул рукой. — Вот, скажем, и выучат кого, пусть и по-дрянному. Так первым делом их на заводы казённые сманивают. Да в армию пушки ладить. А для корабельных дел и не остаётся. Да-с, Константин Платонович. Прошлым годом ездил я на верфи в Петербург, приглашали друзья старые. Так одни немцы работают, а наших и нет. А немец что? Ходит, голову задрав, учёностью своей тычет и всё “нихт” да “нихт”. Лишний раз палец о палец не ударит.
Старик от двух рюмочек осоловел, и язык у него стал заплетаться. Так что он попросил прощения, вернулся на свою банкетку и снова задремал. А я взял с полки “Санкт-Петербургские въдомости” за позапрошлый год, удобно устроился на диванчике и погрузился в чтение. Ничто так не успокаивает, как новости, уже ставшие историей.
* * *
Однажды в Париже попал я на свадьбу какого-то буржуа. С парой знакомых студентов мы затесались среди гостей, чтобы развлечься и заодно бесплатно поесть. Так вот провинциальная дворянская свадьба от того праздника мало чем отличается . Столы, гости, несколько перемен блюд, здравницы, нескончаемые бутылки, танцы, хихикающая молодёжь по углам, местные солидные люди кучкуются для разговоров о политике. Даже упившийся в зюзю родственник нашёлся, пытающийся объяснить жениху, что тот зря женится. Только в Париже молодожён сам дал ему по роже, а здесь родственника культурно вывели на улицу, чтобы освежился.
Большая часть приглашённых была мне незнакома, и вся эта орава подходила ко мне представиться. Одни просто хотели на меня посмотреть, другие пытались заинтересовать дочерьми на выданье, третьи рассказывали о своих “гениальных” прожектах и предлагали войти в долю. А четвёртые жаждали со мной выпить, обязательно до дна, а к третьему часу застолья ещё и на брудершафт. Я увиливал от такого “счастья” как мог и старался не слишком улыбаться девицам, вознамерившимся меня захомутать.
Марья Алексевна тоже не скучала, собрав вокруг себя дамский кружок. Таня, Александра, Бобров и Диего ворвались в танцы и развлекались на всю катушку. А уж Киж, галантный и обворожительный, только и делал, что менял партнёрш, танцевал и любезничал с дамами всех возрастов. Кстати, Диего была сегодня в платье, а не мужском наряде, и оказалась прелесть как хороша. Даже не верилось, что эта грациозная сударыня умеет ругаться, словно сапожник, и командовать на тренировках.
Я тоже, когда мне надоедали прилипчивые собеседники, отправлялся в танцевальный зал и растворялся среди толпы — удобный предлог, чтобы оторваться от преследования. Пожалуй, быть местной знаменитостью слишком утомительно.
— Константин Платонович, — рядом со мной возник обеспокоенный Киж, — вы не чувствуете?
— Ммм?
— Будто напряжение вокруг, — он провёл рукой перед собой, — как перед дракой.
Я прислушался к окружающему пространству.
— Нет, ничего не вижу подозрительного.
Мертвец напряжённо посмотрел по сторонам и нахмурился ещё больше.
— Если не возражаете, я пока побуду рядом с вами. Не нравится мне, очень не нравится.
Он встал за моим плечом и принялся так грозно зыркать по сторонам, что поток желающих со мной поговорить прекратился сам собой. Вот! В следующий раз сразу прикажу ему быть рядом и отпугивать народ.
Через некоторое время и у меня появилось плохое предчувствие. Под ложечкой засосало, волосы на руках встали дыбом, а по спине побежали мурашки. Да что же это такое?! Кто здесь хочет устроить тарарам?
Я оглянулся с тем же хмурым выражением на лице, как и у Кижа. Народу вокруг стало ещё меньше, и я разглядел тонкие ниточки эфира, струящиеся через комнату.
— Идём, — кинул я Кижу и пошёл по следу.
Тонкие эфирные линии текли в одном направлении, скручиваясь между собой. И чем ближе я подходил к их цели, тем сильнее они свивались вместе, превращаясь в толстые канаты. Никогда такого не видел!
— Костя, — ко мне подскочила Диего, — что-то происходит!
— Вижу. Это где-то там.
Уже втроём мы кинулись через гостиную, где сидела Марья Алексевна с какими-то женщинами, прошли по тёмному коридорчику и вынырнули на свет в небольшой комнате. Ага, похоже,