Ууламетс прикусил губу и бросил короткий взгляд на Петра.
— Я уже предлагал, — сказал Петр, — чтобы мы вернулись на лодку, но Саша сказал, что мы не сможем уйти так далеко. Так что же мы собираемся делать? Продолжать верить водяному, или разделаться с ним раз и навсегда, и посмотреть, не улучшится ли при этом наше положение?
— Тебе не удастся убить существо, принадлежащее к волшебному миру, — сказал Ууламетс, явно озабоченный чем-то, и направился к поваленному дереву, на котором сидел перед этим.
— Что?… — начал было Петр.
— Замолчи! — со свистом проговорил Ууламетс, подошел к дереву, взял книгу и, усевшись, начал листать ее.
— Недостает волшебства, — заметил Петр и взглянул на Сашу. — Надеюсь, что там он найдет способ вытащить нас из этого. Возможно, если ты, и он, и Ивешка объедините все свои желания…
— Ты можешь захотеть, чтобы упал камень, — проворчал Ууламетс, переворачивая страницы. — Ты можешь даже захотеть, чтобы человек поднялся. Но ты никогда не сможешь пожелать, чтобы они стали летать, и ты никогда не попытаешься остановить своим желанием силы природы, если у тебя есть хоть капля здравого ума.
— Так что же должно произойти?
— Поживем, увидим.
— От чего же это зависит?
— От силы и от намерений. Замолчи! Тебе следует учиться терпению у камней.
— Но я хочу знать, — понизив голос сказал Петр и оглянулся на Сашу, — каким же образом, если нельзя желать того, что все равно не может случиться, что мы только что похоронили здесь, может бродить вокруг и называть его папой.
Ивешка исчезла, просто рассеялась как дым, унесенный ветром вдоль поляны, чтобы принять свои прежние очертания при очередном возвращении к ним.
— Я не знаю, как ответить тебе, — сказал Саша едва слышно.
— Я нисколько не хотел выводить ее из себя. Но это обстоятельство чертовски напугало меня. Откуда, к примеру, нам знать, что этот старик и, на самом деле, является тем, чем кажется нам?
У Петра всегда были способности задавать жуткие вопросы. Саша бросил взгляд в сторону Ууламетса и, напрягая всю свою волю, пожелал увидеть его истинный облик. И вот что он увидел: перед ним был худой испуганный старик с книгой, которая хранила все его дела и мысли, но которая почти ничего не могла сказать ему о том, о чем он никогда не задумывался.
До тех пор, пока кто-то не начал думать так, как Петр, который просто-напросто обрушил стены, загораживавшие то, что всегда отпугивало, и задал подобный вопрос.
Почему? Почему нет? Почему нельзя?
Действительно, думал Саша, пытаясь ответить самому себе на вопрос Петра, я не знаю, почему мы не можем пожелать самим себе, выйти из этого положения.
Почему нет?
Почему нельзя всем попытаться сделать это?
Учитель Ууламетс считает, что это опасно. А почему? Только потому, что он никогда не пытался сделать этого? Или потому что никто из нас, на самом деле, не согласен с тем, чего мы хотим? Почему вместо ответа на этот вопрос, он пустился в разговоры о природе?
Если ты хочешь, чтобы огонь не загорелся, какая-то другая естественная природная сила должна вызвать ураган и ливень. А если ты хочешь чтобы камень взлетел, какая-то природная сила должна сдвинуть и поднять его.
Если же ты хочешь, чтобы кости ожили и задвигались, то природа откажется делать это. По крайней мере, в Воджводе ничего подобного случиться не могло, и здесь Петр был абсолютно прав.
Но ведь наверняка есть и такое, что никогда не доходило до Воджвода?
А почему нет?
Только лишь потому, что обычные люди с трудом поддаются действию волшебства?
Или потому, что иметь дело с людьми, которым волшебство недоступно, похоже на попытку поднять одновременно груду камней?
Он хотел, чтобы Ивешка не злилась на Петра и рассказала бы ему то, что она знает про волшебство.
Может быть, подумал он, вот эти его рассуждения и были тем самым ее ответом ему.
Так что же все-таки мы похоронили? Он вновь неожиданно вспомнил об этом и пошел, не обращая внимания на окрик пораженного Петра:
— Куда ты? — пошел проверить то место, где они зарыли череп.
Петр бросился за ним, когда он дошел до того места. Теперь там не было никакого холма, а виднелась лишь яма.
— Боже, — только и произнес Петр, торопливо озираясь по сторонам.
— Я не знаю, что это было, — сказал Саша, — но оно не было мертвым. Ни размер, ни форма не имеют значения для водяного. Мы уже видели это.
— Но почему же он не убил нас? — спросил Петр. — У него была тысяча возможностей.
— Что-то держит нас здесь, — сказал Саша, чувствуя неловкость. — Я думаю, что ты был абсолютно прав насчет этого.
— Ивешка знала, что это было, — сказал Петр с раздражением. — Она сама убила это…
— Нет, не убила.
— Что бы она ни сделала с этим… ведь она колдунья, верно? Она должна знать гораздо больше нас, разве не так? Она могла бы сказать: «Петр и Саша, не трогайте этого, оно не мертвое!» Она должна была бы сказать: «Я не уверена в этом», или, например: «Не тратьте свое время, чтобы закапывать это, оно просто исчезнет, когда вы отвернетесь».
Леденящая сознание мысль неожиданно пришла к нему.
— А почему Малыш не рычал на это? Ведь Малыш твой друг.
— Малыш — это ее собака, — сказал Петр с печалью в голосе. — Или что-то в этом роде. Малыш даже близко не подходил к этому. И дедушка, на этот раз, даже не открывал рта. Возможно, что он здесь главный колдун? Тогда почему он не сказал нам?
— Учитель Ууламетс поступил нехорошо, — сказал Саша, ощущая, как растет тошнота в желудке. — И я не знаю, почему она сама ничего не сказала нам. Я не понимаю, почему она на некоторое время сбилась с пути, и не понимаю, почему водяной продолжает преследовать нас. Я не знаю, почему она поступает таким образом, ясно только, что она выведена из равновесия своим отцом и она не…
Он потерял мысль, чтобы продолжить разговор. Она буквально выскочила из его головы.
И снова что-то выпало из памяти.
Его очень испугало это, и он напрягая волю, старался вспомнить, что именно он забыл.
— Я становлюсь каким-то рассеянным, — сказал он и тут же, на какое-то мгновенье потерял ощущение окружавшего их леса. Он старался изо всех сил вернуть его, заставляя себя оглядеться вокруг. — Кажется, мы попали в беду.
— Боже мой, — пробормотал Петр и потряс его за плечо. — С тобой все в порядке?
— Я не знаю. Мне не нравится, что это продолжается. — Он взглянул на гребень холма, на деревья, окружавшие их, а затем схватил Петра за руку и потащил его назад, на поляну, где были Ууламетс и Ивешка.
— Ивешка, — сказал он очень тихо, так чтобы не потревожить ее отца. — Мы хотим поговорить с тобой.
Она ускользнула в лесную чащу, бледная и молчаливая, не исчезая полностью от их взора, и держалась на расстоянии, не желая говорить с ними о том, чего так и не оказалось в маленькой могиле.
24
Все старались избегать разговоров о делах.
— Мы возвращаемся назад, к лодке? — спросил Петр у Саши, который, по крайней мере, не отказывался общаться с ним. На что Саша ответил:
— Я так не думаю.
Тогда последовал следующий, вполне обоснованный вопрос:
— А что же мы собираемся делать в таком случае?
— Я не знаю, — сказал Саша, избегая смотреть ему в глаза.
И третий вопрос не заставил себя долго ждать:
— Может быть, все ждут, как решит дедушка? Или уж не ждем ли мы, случаем, водяного?
— Дедушка думает, — сказал Саша.
Петр едва слышно пробормотал свое мнение на это счет и полез в их пожитки, где отыскал водку, и сделал пару глотков в добрую меру, после чего он пришел к преходящему философскому заключению, что он был обречен, а всякий обреченный должен покоряться обстоятельствам, которые, без всякого сомнения, грозили всем, без исключения, смертью, и если в этих условиях никто не хотел попадать в новую беду, отправляясь в путешествие к лодке, то будь он проклят, если он хотел этого бессмысленного и изнурительного путешествия.
По крайней мере, с более практической точки зрения им следовало бы отдохнуть, поесть, перевязать натертые на ногах волдыри и ссадины к тому времени, когда можно было ожидать, что дедушка соизволит подумать о возвращении к лодке, а затем и к дому, чтобы переосмыслить все это до сумасшествия дикое предприятие.
А тем временем, Ивешка блуждала среди деревьев, дедушка читал свою книгу, и только один Бог знал, что могло следить за ними в этой чаще, пока солнце подошло к полудню, миновало его и стало клониться к закату.
Тем временем, он успел залатать штаны в тех местах, где они порвались на коленях, починил левый сапог и провел еще одну достаточно бессодержательную беседу с Сашей, которая не включала ничего более существенного, чем рассуждения о том, сколько именно воды должно быть добавлено к рыбе, которую они собирались тушить. После чего он почувствовал отвращение к самому себе, и был просто вынужден выпить еще и после ужина. Затем он уселся, опершись плечом на меч, и, придерживая его еще и ногой, с помощью точильного камня подправил и без того острое лезвие. Легкий звон закаленного металла, по крайней мере такая мысль пришла ему в голову, должен подсказать любому страшилищу, затаившемуся в темной чаще, окружавшей их костер, что здесь есть и сталь и соль, и в придачу человек с весьма не мягким характером.
