...в штабе фронта, куда вызвали комкора, царили нервозность и неуверенность. Он доехал до Военного совета, ни разу ни кем не остановленный... Штаб готовился к передислокации. В суете и всеобщей спешке на ходу отдавались сбивчивые приказания, которые зачастую через десять минут отменялись. Вдогонку за первым офицером связи мчался второй... Штаб фронта отходил в Проскуров» (117 км к востоку от Тернополя, 150 км от гибнущей в Дубно группы Попеля. — М.С).
В ходе всех этих «передислокаций» Рябышев нашел наконец замполита 12-й танковой:
«...однажды вечером Рябышев заметил группу людей. Подошел. Услышал голос Вилкова. Полковой комиссар горячо ораторствовал:
— Пора понять, товарищи, что мы находимся в окружении. Одесса занята противником, генерал Кирпонос — изменник и предатель. Надежда только на самих себя...
— Откуда у вас такие сведения? — крикнул взбешенный Рябышев.
Командиры обернулись...»
По глубоко верному замечанию В. Суворова, «для исследователя главное — факт, для пропагандиста — интонация». Фактом было то, что «на следующий день Рябышев снесся с Военным советом фронта и отправил Вилкова в его распоряжение». То есть на повышение. Ну а что касается интонации, то попробуйте заменить слова «крикнул взбешенный» на «спросил изумленный» и перечитайте полученную фразу еще раз.
Кстати. Доклад замполита Вилкова на тему «Спасайся кто может» происходил в группе командиров. Помните — «командиры обернулись». И что же? На этот раз ни один пистолет не был выхвачен из кобуры. А ведь за такие призывы — расстреливают. Везде. Даже в самых благодушных странах за подстрекательскую, паникерскую агитацию в зоне боевых действий бывает только одно наказание — расстрел.
Но, похоже, порядки Красной Армии отличались в те дни сверхъестественной либеральностью. Ничего страшного не случилось и со вторым дезертиром:
«...прошли многие годы, но и сейчас, вспоминая Нестерова, я неизменно вижу его самодовольно восседающим в кресле комдива или трусливо околачивающимся в тылах... Много лет я ничего не слыхал о Нестерове, да и не интересовался им. Лишь два года назад жарким июльским днем встретил его на Крещатике. Круглый животик оттопыривал отутюженный китель, в руках большой желтый портфель...» [105]
Хорошо. Предположим, что командиры немного подрастерялись. Или все патроны для «ТТ» они расстреляли, поднимая в атаку своих бойцов. На Вилкова с Нестеровым пули не хватило.
Но где же «органы»? Где же славное, вечно бдящее ВЧК — ГПУ — НКВД? Уж в этом-то ведомстве патронов всегда было в избытке. Ведь сколько тысяч, миллионов людей закатали они по ст. 58-10, за «антисоветскую агитацию»! Как-то раз, в городе Иваново, они разоблачили вредителей, которые выпускали на местной ткацкой фабрике ткань, в рисунке которой «с помощью лупы можно было рассмотреть фашистскую свастику и японскую каску». Как же они могли не разглядеть дезертира Вилкова или Нестерова с животиком?
Ответ предельно прост — пот заливал им глаза. Лето, жара, бежать тяжело...
«11 июля 1941 г.
Совершенно секретно
Начальнику Главного управления политпропаганды Красной Армии армейскому комиссару 1-го ранга т. МЕХЛИСУ
...Следует отметить, что ряд работников партийных и советских организаций оставили районы на произвол судьбы, бегут вместе с населением, сея панику. Секретарь РК КП(б)У и Председатель РКК Хмельницкого района 8.7 покинули район и бежали.
5 июля районные руководители Янушпольского района также в панике бежали. 7 июля секретарь Улановского РК КП(б)У, председатель РИКа, прокурор, начальник милиции позорно бежали из района. Госбанк покинут на произвол судьбы. В райотделе связи остались ценности, денежные переводы, посылки и т. п. В этом районе отдел милиции бросил без охраны около 100 винтовок...»
Это — один из множества отчетов, которые начальник Управления политпропаганды Юго-Западного фронта бригадный комиссар Михайлов методично отсылал в Москву.
«6 июля 1941 г.
Совершенно секретно
...в отдельных районах партийные и советские организации проявляют исключительную растерянность и панику. Отдельные руководители районов уехали вместе со своими семьями задолго до эвакуации районов.
Руководящие работники Гродненского, Новоград-Волынского, Коростенского, Гарнопольского районов в панике бежали задолго до отхода наших частей, причем вместо того чтобы вывезти государственные материальные ценности, вывозили имеющимся в их распоряжении транспортом личные вещи. В Коростенском районе оставлен архив райкома КП(б) и разные дела районных организаций в незакрытых комнатах» (фикус в кадке там точно кто-то из местных стащил... — М.С).
«12 июля 1941 г.
Совершенно секретно
...не изжиты еще случаи паники, трусости, неорганизованности и дезертирства. Эти позорные явления имеют место в ряде частей фронта. Масса бойцов и командиров группами и поодиночке, с оружием и без оружия продолжают двигаться по дорогам в тыл и сеять панику.
Так, командир 330-го тяжелого артиллерийского полка РГК и батальонный комиссар во'время налета немецкой авиации на Дубно и мнимого движения танков противника приказали бросить материальную часть, имущество и выступить из города. Уже в пути командиры предложили возвратиться и забрать материальную часть и боеприпасы. Не дойдя 1,5 км к брошенному имуществу, командир полка принял разрывы снарядов нашей зенитной артиллерии за парашютистов (и по сей день вся советская военно-историческая литература переполнена немецкими десантниками, которые все режут, режут и режут наши провода. — М.С.) и приказал вернуться назад...»
«14 июля 1941 г.
Совершенно секретно
...имеют место факты отрицательных настроений и явлений. Отдельные командиры совершают самочинные расстрелы. Так, сержант госбезопасности расстрелял 3 красноармейцев, которых заподозрил в шпионаже. На самом деле эти красноармейцы разыскивали свою часть. Сам сержант — трус, отсиживался в тылу и первый снял знаки различия.
По-бандитски поступил лейтенант 45-й стрелковой дивизии. Он самочинно расстрелял 2 красноармейцев, искавших свою часть, и одну женщину, которая с детьми просила покушать.
Оба преступника преданы суду Военного трибунала...»
[68]
Уважаемый читатель! Если у вас по прочтении этих документов шевельнулась в голове нехорошая мысль о какой-то «украинской специфике» (бандеровцы, самостийщики, «западники»), то немедленно гоните ее (мысль эту) прочь. Никакой специфики. Все как у всех.
Уже на второй день войны командование Западного фронта (Белоруссия) и штабы подчиненных ему армий обменивались донесениями такого содержания:
«...огромная масса машин занята эвакуацией семей начсостава, которых к тому же сопровождают красноармейцы, раненых с поля боя не эвакуируют...
...вся дорога от Вильнюса до Молодечно забита отходящими подразделениями пехоты, артиллерии и танков...
...слабоуправляемые части, напуганные атаками с низких бреющих полетов авиации противника, отходят в беспорядке... командиры корпусов проявляют неустойчивость, преждевременно отводят части и особенно штабы...
...вдоль Пинского шоссе скопилось очень много различных подразделений и отдельных бойцов, которые оторвались от своих частей и отходят на восток..., командир мотоциклетного полка, находящегося в районе г. Антополя, не в состоянии задержать отходящих и просит выслать специальную группу командиров с представителями особого отдела и прокуратуры...» [40, 79]
Гомель — это совсем не Украина, и даже не Западная Белоруссия. А картина — та же самая.
«29 июня 1941 г.
Строго секретно
Бюро Гомельского обкома информирует Вас о некоторых фактах, имевших место с начала военных действий и продолжающихся в настоящее время.
1. Деморализующее поведение очень значительного числа командного состава: уход с фронта командиров под предлогом сопровождения эвакуированных семейств, групповое бегство из частей разлагающе действует на население и сеет панику в тылу. 27 июня группа колхозников Корналисского сельсовета задержала и разоружила группу военных около 200 человек, оставивших аэродром и направлявшихся в Гомель. («Соколов» колхозники поймали — а что сталось с боевыми самолетами? Надо полагать, они тоже вошли в число «уничтоженных на рассвете 22 июня внезапным ударом немецкой авиации». — М.С.) Несколько небольших групп и одиночек разоружили колхозники Уваровичского района...» [114]
В тот же день, 29 июня 1941 г., секретарь райкома партии из белорусского городка Лунинец докладывал по телефону в Москву:
«...сейчас от Дрогичина до Лунинца и далее на восток до Житковичей (соответственно 100—200—260 км к востоку от пограничного Бреста. — М.С.) сопротивление противнику оказывают отдельные части, а не какая-то организованная армия... Место пребывания командующего 4-й армией до сих пор неизвестно, никто не руководит расстановкой сил... немцы могут беспрепятственно прийти в Лунинец, что может создать мешок для всего Пинского направления... Проведенная в нашем районе мобилизация эффекта не дала. Люди скитаются без цели, нет вооружения и нарядов на отправку людей. В городе полно командиров и красноармейцев из Бреста и Кобрина, не знающих, что им делать, и беспрестанно продвигающихся на машинах (не весь, значит, бензин сгорел на «разбомбленных немцами складах». — М.С.) на восток без всякой команды...