и схватила со стоявшего рядом столика нож. – Живой никто меня не коснётся! Да падёт моя кровь на твою голову, Садык проклятый!
– Не разыгрывай комедию, мы не в королевском театре Парижа, а в дикой степи, – холодно и спокойно заметил Нага. – Никто не жаждет твоей крови, но и цацкаться с тобою здесь тоже никто не будет. Не хочешь прислуживать за мной и удовлетворять мои прихоти, будешь делать всё то же самое, ублажая моих воинов!
– Ты, наверное, запамятовал, что я – подданная короля Франции?! – истерично взвизгнула Жаклин.
– Я помню это, не беспокойся, – холодно ответил Нага.
– Тогда почему ты хочешь так унизить меня? Вспомни, когда я тебя вытащила из парижской помойки грязного, нищего и едва живого?
– Я за это отплатил тебе сполна! Но, к сожалению, я сейчас не тот, кого ты спасла.
– Ты оскорбляешь и унижаешь меня. Но за что, позволь спросить?! – всхлипнула Жаклин. – Король Франции могуществен, и он дорожит мною!
– Я не боюсь угроз, – холодно заметил Нага.
– Я не угрожаю, но хочу, чтобы ты отнёсся ко мне подобающим моему статусу образом, – прошептала Жаклин, всхлипнув; в лице её не осталось ни кровинки.
– Соглашайся на моё предложение, Чертовка, – сказал непреклонно Нага, хмуря брови. – Откажешься – пожалеешь!
– Я тоже не боюсь угроз! – предупредила Жаклин, в очередной раз всхлипывая, но крепко сжимая в руке нож.
– Вижу, что твоего упрямства не сломить, – сказал Нага, пожимая плечами. – Итак, выбор тобою сделан?
Жаклин с отчаянием всмотрелась в его лицо; на его упрямом лбу было начертано, что уступок здесь ждать бесполезно. Она гордо выпрямилась, бросила нож к ногам торжествующего Албасты и глухим голосом произнесла:
– Делай со мной что хочешь, мерзавец. Я согласна.
Глава 12
Ляля поселилась в Сакмарске в пустовавшем доме сына Мариулы. Неделю спустя она решила сходить в просыпающийся от зимней спячки лес, чтобы пополнить оскудевшие запасы целебных трав и кореньев.
Пока она ходила по лесу, всё время пела песни. Песня всегда окрыляет человека, особенно цыган, помогает хоть на время забыть о бедах, нужде…
Когда она собралась возвращаться в городок, уже вечерело.
Ляля шла мимо высоченных, набирающих цвет кустарников, кругом было тихо. Много ли, мало ли прошла – она не знала, но только вдруг услышала шум по сторонам, осмотрелась, а из кустарника огоньки светятся. Враз поняла Ляля свою беду – волки!
Страх сковал, затряслась вся, но, пересилив себя, не остановилась, а продолжила свой путь. И первое, что пришло ей на ум, – это молитва. Начала её Ляля беспрерывно нашёптывать и палку о палку бить. Волки близко не подходили, но и не отставали, шли, как конвой, по краю тропы. «Будто ведут куда-то», – мелькнула в голове страшная мысль.
Вскоре Ляля увидела лежавшую посреди тропы волчицу. Та тяжёло дышала. Волки сгрудились вокруг неё и подняли жуткий вой. Затем они окружили едва живую от страха женщину и, угрожающе скалясь, двинулись на неё. Ляле ничего не оставалось, как пятиться в направлении издыхающего животного.
Когда она остановилась возле волчицы, волки тут же окружили её плотным кольцом и сразу присмирели.
«Они, наверное, хотят, чтобы я вылечила их подругу!» – осенила Лялю здравая мысль. Она тут же присела рядом с больной и провела рукой по её мягкой шерсти. Волчица жалобно заскулила. Из её полуприкрытых глаз выкатились крупные слезинки, которые тут же исчезли, упав на землю.
– Всё ясно, ты чем-то отравилась, подружка! – вслух сказала Ляля и погладила волчицу по загривку.
Она задумалась. Ляле много приходилось лечить людей и лошадей. А вот собак или волков… Ляля достала из кармашка завязанный в узелок платок. В нём она хранила сушёный исландский мох. Это лекарственное растение подходило более всего для лечения кишечных отравлений. Ляля высыпала мох на ладошку, развела его водичкой и протянула волчице:
– Пей!
Та, словно поняв её приказ, безропотно слизала смесь и, словно в благодарность за заботу о себе, облизала женщине руку.
– Ну выздоравливай, а я пошла, – выпрямившись, сказала Ляля и пошла вперёд по тропе.
Волки расступились, дав ей беспрепятственно пройти. Затем они приблизились к волчице и начали лизать её, поскуливая и подвывая, словно стараясь уменьшить своей заботой её страдания.
Ляля не помнила толком, как прошла оставшийся путь, какое чудо спасло её. То ли горячая молитва, то ли посильная помощь больной волчице. Звери больше не «конвоировали» ее, а на душе всё ещё было тревожно.
Вошла цыганка во двор Мариулы – ни кровинки в лице. Ничего не видя, ничего не слыша, лишь что-то шепча, как безумная, и пугливо оглядываясь. Увидев бледную Лялю, Мариула торопливо подошла к ней и обняла за плечи:
– Что с тобой, доченька?
– Нет, ничего. Так просто.
Сердце всё ещё сильно билось, и Ляля не могла сразу успокоиться. Услышав плач девочки, Мариула ушла в избу и скоро вернулась с Радой.
Ляля взяла дочку на руки, присела на корточки и дала ей грудь. Девочка всхлипнула ещё раз-другой и замолчала.
– Тябя, стало быть, кто-то испужал в лесу шибко?
– Нет, ни пугал никто, – сказала Ляля, вытирая рукавами платья глаза, полные слёз. – Я волков испугалась.
– На тебя напали волки?
– Нет, они меня волчицу свою лечить заставили.
– Ляг, отдохни. Я сейчас полечу тебя маленько.
Ляля вошла в избу и почувствовала, что у неё действительно разболелась голова. Положив Раду на тюфячок, она сама прилегла рядом на широкую лавку за печью. В избу вошла Мариула. Её лицо выглядело озабоченным, а над бровями блестели мелкие капельки пота.
– Вначале обскажи, где по лесу шастала и как с волками повстречалась? – попросила она. – Апосля я отливать тебя от испугу стану.
– Волки не нападали на меня, – ответила Ляля. – Они окружили меня и вот так привели к своей больной волчице. Я напоила её мхом, и волки отпустили меня.
Озадаченная Мариула села на табурет.
– А у меня сердечко ещё с ночи недоброе чует, – вздохнула она. – Особливо кады ты Радочку ко мне принесла, а сама в лес подалась. Ты вот возвернулась, а сердце ещё пуще тревожится.
– Не по мне оно тревожится, – смотря на неё, сказала Ляля. – Сердце твоё казаков ждёт. Как раз уже скоро они к тебе заявятся!
– А что им у меня делать-то? – удивилась Мариула.
– Встревожены казаки, – прикрыв глаза, зловеще прошептала Ляля. – Они тебя в чёрном колдовстве уличить хотят!
– О Господи. Меня?!
У Мариулы вытянулось лицо, и она, потрясённая до глубины души, не смогла больше произнести ни слова.
– Казаки требовать хотят, чтобы спящую девушку похоронила, – продолжила вещать цыганка, не открывая глаз. –
