Они считают, что это ты ей помереть не даёшь. Душу не отпускаешь для своих «чёрных» целей!
– Я?! О Господи…
Мариула побледнела и едва не лишилась чувств.
– Не бойся ты их, – открыв глаза, прошептала Ляля. – Я сумею убедить казаков в обратном!
* * *
– Ну да, не брешешь ты, – покорно согласился Захар Евсеев со своей дражайшей половиной.
– Вот слышите, люди, что дурень мой помелом своим мелет! – затараторила Маланья. – С зимы самой лежит девка у Мариулы в избе не живая и не мёртвая!
– Да, да, – подтвердила Клавка Дорогина. – Нечистого Мариула зараз к себе подпустила. Теперь всем нам житья зараз не будет!
– Упаси Господи от напасти эдакой! – заохала Варька Емельянова. – И надо ж… Жили себе не тужили, а тут…
– Нечистое тут дело, бабоньки, ох, нечистое, – с таинственным видом промолвила Маланья Евсеева. – Цыганка к ней сызнова заявилась. Болтают, что на самом чёрте ночью прилетела! Свят, свят, свят! – И она перекрестилась.
– А для какого ляду эта курва цыганская сызнова объявилась? – простонала Варька.
– Дура ты бесшабашная! – прикрикнула на неё Клавка. – Ежели две колдовки встренулись, знать, жди пакостей бесовых.
Увлёкшиеся сплетницы даже не заметили, что своими выкриками и стенаниями привлекли внимание людей, собиравшихся к вечерней молитве у церкви.
– Куда атаман наш глядит, идол! – выкрикнула Маланья. – Эту Мариулу давно б пора выселить из Сакмарска поганой метлой! Еёный сыночек вон уехал, а она осталась!
– Чтоб жизнь всем нам испохабить! – добавила Клавка.
– А он от позору за матушку свою колдовку уехал, – подтвердила Варька, имея в виду сына Мариулы.
– И чего она девке-то помереть не даёт? – спросила, вступая в беседу, Пелагея Гуляева.
– Ясно дело, для колдовства черного, – ожесточаясь, прохрипела Маланья. – Мы тут мыслили завсегда, что Мариулочка добренькая нас, грешных, от хворей спасат, а она…
– Вот и живёт она долгёхонько, а выглядит моложе нас, – «подсыпала дровец в огонь» Варька Емельянова. – Сам Сатана хранит её от смерти и старости. Колдовка она окаянная – и сказ весь!
– Будя брехать вам, колоды нетёсаные! – попытался пристыдить сплетниц Матвей Гуляев. – Уже до Мариулы добралися, паскуды ядовитые. Вам что, больше почесать языки свои змейские не о чем?
– Не хочешь, не слухай, оглоед ходячий! – крикнула, распалившись, Маланья. – Ты что, не уразумел ещё: колдовка Мариула чёрная!
– Ну да, да, жёнушка, колдовка! – поддакнул Захар, не успев вовремя уклониться от требовательного взгляда Маланьи.
Вскоре зажжённый сплетницами огонёк овладел собравшимися и разросся до рамок пожара. Казаки и казачки знали о спящей в доме Мариулы девушке и, не зная, как объяснить это чудо, приписывали её сон как наказание за грехи.
Домыслы сплетниц распалили сакмарцев, и они тут же решили «всем миром» навестить Мариулу, чтобы потребовать от неё объяснений. Убаюкивая страхи внутри себя, люди горланили по пути к дому ведуньи. А когда подошли к калитке, над толпой нависла тишина. Только шумное и взволнованное дыхание собравшихся, слившееся воедино, говорило о том, что толпящиеся у двора Мариулы люди живы.
Атаман первым открыл калитку и вошёл во двор. Он нерешительно оглянулся, словно призывая остальных ступать за ним следом. Но больше желающих не нашлось. Данила взошёл на крыльцо и поднял руку, чтобы постучать в дверь. Но его остановил голос из сеней, который жёстко потребовал:
– Ступайте прочь, люди добрые! Мариуле не до вас сегодня!
Это уязвило гордость атамана, и он, набрав в лёгкие побольше воздуха, крикнул:
– А ну отворяйте дверь зараз, покуда не вынесли!
В ответ на прозвучавшую угрозу дверь открылась, и на крыльцо вышла молодая цыганка.
В первую минуту сбитый с толку атаман просто глазел на неё, не зная, что сказать. Но затем он расправил плечи, лёгким покашливанием прочистил горло:
– Посторонись, дева, я желаю Мариулу зрить!
– Она сейчас спит, – загораживая проход, ответила Ляля. – Приходите завтра, вот тогда и поговорите.
– Раз спит, то буди! – бросив взгляд на толпящихся за воротами людей, потребовал Донской.
– И не подумаю, – спокойно возразила цыганка. – Мариула женщина пожилая, умаялась. Шли бы вы по домам, казаки. За ночь вы успокоитесь, а утром, если захотите, то приходите!
Слова Ляли не столько озадачили атамана, сколько по-настоящему сильно разозлили.
– Это ещё что такое?! – возмутился он. – Ты знашь, кто таков я, али…
Вместо ответа Ляля схватила его за руку, взглянула на ладонь и отпустила.
– Ты пришёл, чтобы требовать похорон несчастной девушки, которая спит в избе Мариулы, – закрыв глаза, страшным голосом сказала цыганка.
– Д-да, – ответил Донской, едва не поперхнувшись.
– А почему ты жаждешь её смерти? – таким же ледяным голосом спросила Ляля, не открывая глаз.
– Ч-человек н-не м-может д-дрыхнуть с-столько д-долго, – запинаясь, пробубнил запаниковавший атаман. – О-она м-мертва… А М-Мариула н-не о-отпущает н-на п-покаяние её д-душу!
– Это ты один так думаешь, или думают те, кто прислал тебя, а сами остались за забором?
– Я-я э-эдак м-мыслю!
Ляля открыла глаза и дрогнувшему атаману показалось, что она заглянула прямо ему в душу.
– Ты не боишься тяжкого греха, Данила? – спросила его она. – Разве по-христиански хоронить человека заживо?
Атаман стоял на крыльце, как в чистилище перед Богом. Он таращил на Лялю глаза и глотал воздух, как выуженная из реки рыба. В голове сделалось пусто, и он не знал, что ответить изобличающей его цыганке.
А во двор уже вдавливались через узкую калитку люди. Каждому хотелось лично услышать, что говорит Донскому эта странная цыганка.
– Она грешница, раз дрыхнет эдак долго, а не помират! – выкрикнула из толпы Маланья Евсеева, «поспешив» на помощь атаману.
– Это сказала ты? – посмотрела в её сторону Ляля. – Подойди ко мне, и я посмотрю на твою «праведную» душу.
– А мне и здесь, средь людей, хорошо, – огрызнулась Маланья но уже не таким привычным бодрым голосом. – А ты не батюшка поп, чтоб исповедь от меня дожидаться!
– Не надо быть ни попом, ни Господом Богом, чтобы разглядеть твою грязную душонку, – презрительно улыбнулась Ляля. – Я могу порассказать о тебе много чего, за что никогда не попасть тебе в рай, грешница!
– Люди, вы только поглядите на энту паскуду цыганскую?! – завопила уязвлённая Маланья. – Вы ведь все ведаете, что я…
– Ты отравила корову у соседки только за то, что она немного больше давала молока, чем твоя! – перебив её, взволнованно воскликнула Ляля. – А ещё ты сожгла у другой соседки сено, потому что поссорилась с ней! Мне продолжать или…
– Ах ты, курвища лупоглазая! – закричала Марфа Ерёмина. – Дык это ты отравила мою Жданушку? А я-то думала…
Послышался истошный визг Маланьи. Это Марфа добралась до неё и вцепилась в волосы.
– Держи! Держи эту шалаву, Марфа! – закричала Лиза Бочкарёва. – Я ей
