руках умирали от голода, а они, не робея, отнимали у них последнюю каплю молока, которая могла бы еще продлить им жизнь. Но и с такими средствами питания они не могли укрыться — мятежники подстерегали их повсюду, чтобы и это похитить у них. Запертый дом служил им признаком того, что обитатели его кое-что поедают; внезапно они выламывали двери, вторгались вовнутрь и вырывали у них кусок почти из глотки. Стариков, цепко державшихся за свою пищу, они били беспощадно, женщин, скрывавших то, что имели в руках, волочили за волосы; не было сожаления ни к почтенной седине, ни к нежному возрасту; они вырывали последние куски и у детей, которых швыряли на землю, если те не выпускали их из рук. С теми, которые, для предупреждения разбойников, наскоро проглатывали то, что в противном случае было бы у них похищено, они поступали еще суровее, точно у них отнималось неотъемлемо им принадлежащее. Пытки ужасного рода они изобретали для того, чтобы выведать места хранения припасов: они затыкали несчастным срамные отверстия горошинами и кололи им заостренными палками в седалище. Иные подвергались неимоверным мучениям только из-за того, чтоб они выдали кусок хлеба или указали на спрятанную горсточку муки…» (ИВ, 5:10:3).
При этом Иосиф бросает в адрес лидеров восстания и их солдат еще одно тяжкое обвинение: «Пытавших можно было бы назвать менее жестокими, если бы их поступки были вызваны нуждой; но они не терпели голода, а стремились на ком-либо вымещать свою свирепую злобу и хотели при этом заготовить себе припасы на будущее. Бывали смельчаки, которые ночью прокрадывались чуть ли не до римского лагеря и там собирали дикие овощи и травы; но возвратившись с добычей, довольные тем, что спаслись от рук неприятеля, они подвергались нападению своих же людей, которые всё у них отнимали и не оставляли им ничего, если даже те молили и именем Бога заклинали уделить им хоть часть того, что было добыто ими с опасностью жизни: ограбленный должен был довольствоваться тем, что ему по крайней мере жизнь пощадили» (ИВ, 5:10:3).
Одновременно в городе усилились репрессии. Командование повстанцами было охвачено шпиономанией, и любого, в ком подозревали римского агента или просто считающего, что следует сдать город римлянам, немедленно арестовывали и почти всегда тут же казнили без всякого следствия и суда. Так был схвачен и казнен вместе с тремя сыновьями бывший первосвященник Матфей — его не спасло даже то, что именно он в свое время призвал горожан открыть ворота Симону бар Гиоре. Не исключено, что причиной его ареста стало то, что четвертый сын Матфея бежал к римлянам.
Симон отказался даже выслушать оправдания Матфея, а когда тот стал молить пощадить его сыновей, дал приказ сначала убить юношей на глазах у отца, а затем уже умертвить и последнего. Палач Ханан убивал их с усмешкой, сопровождая ее словами: «А ну посмотрим, помогут ли тебе те, к кому ты хотел бежать!» После казни Симон запретил хоронить тела Матфея и его сыновей, а затем таким же образом казнил еще 17 видных служителей Храма.
Казнь ждала и любого, кто пытался покинуть город, а также членов его семьи — таким образом Иоанн и Симон боролись с дезертирами.
Со временем среди пленников римлян стало много простолюдинов, которые отнюдь не собирались перебегать в стан врага, а просто выбирались в окрестности города в поисках чего-либо съестного, не желая примириться с тем фактом, что римляне уже вырубили и выжгли всю растительность, а также уничтожили всю живность. При пленении они, как правило, оказывали сопротивление, и это вызывало подозрение: не являются ли они разведчиками или диверсантами, и потому Тит приказал подвергать их сначала пыткам с целью вызнать ценные сведения о положении дел в Иерусалиме, а затем распинать напротив стен города — для устрашения населения.
Солдаты исполняли этот приказ с радостью, так как к этому времени ненавидели евреев за оказанное ими сопротивление смертельной ненавистью. Вскоре все пространство перед городом оказалось усеянным крестами с распятыми, и римлянам уже не хватало крестов для новых казней. При этом, извращаясь в своей жестокости, солдаты забавлялись тем, что распинали пленников в самых разных позах. Когда и эта мера никак не повлияла на осажденных, Тит велел отрубать пленникам руки и в таком виде отсылать их обратно в город.
В связи с этим Сьюард и другие исследователи считают, что главным в рассказе Иосифа является не то, что он написал, а то, чего он не написал.
Чем дальше, тем больше становится понятно, что Иосиф был ключевой фигурой во взаимоотношениях римлян с евреями. А в связи с этим возникает вопрос: ограничивался ли он только ролью переводчика, или лично проводил допросы перебежчиков, решая, кто из них пришел с миром, а кто является лазутчиком, и обрекая его на казнь? Кроме того, многое наводит на мысль, что именно Иосиф руководил римской разведсетью в Иерусалиме, и подозрения в шпионаже по адресу некоторых жителей были не такими уже необоснованными.
Сьюард акцентирует особое внимание на том факте, что Симон и Иоанн не казнили родителей Иосифа, как всех других подозреваемых в симпатиях к римлянам, а лишь заключили их в тюрьму, — по его мнению, это свидетельствует о том, что у Иосифа были тайные контакты и какие-то договоренности с вождями восстания, о которых он в «Иудейской войне» и других своих книгах благоразумно умалчивает.
* * *
Тем временем Тит продолжал ускоренными темпами сооружать осадные валы, время от времени объезжая вокруг стен города и призывая мятежников капитулировать.
«Но те, — отмечает Иосиф, — стоя на стене, в ответ на эти слова, поносили Цезаря и его отца: „Смерть мы презираем, — восклицали они, — смерть гораздо приятнее нам, чем рабство! Но пока мы еще дышим, мы будем причинять римлянам столько вреда, сколько у нас хватит сил и возможности. Нашим городом мы нисколько не дорожим, так как мы, как ты сам заявляешь, всё равно должны погибнуть; что же касается Храма, то Бог имеет лучший храм — вселенную. Однако мы еще надеемся, что и этот Храм будет оберегаем Тем, Который в нем обитает. С Ним в союзе мы осмеиваем всякие угрозы, от которых действительность еще далека, ибо исход дела в руках Божьих!“» (ИВ, 5:10:2)
При этом евреи продолжали непрерывно обстреливать строителей валов как из луков, так и из боевых машин, которыми они, наконец, научились прекрасно пользоваться, и римляне ежедневно несли немалые потери.
Наконец, в мае 70 года возведение валов вроде бы было завершено. Всего было построено четыре вала, расположенных друг от друга