Вернусь к тому, что скопится в корзине для входящих документов.
– Все! Готово! – И я отбиваю электронное письмо, последнее за этот сумасшедший день.
– Отлично. Я боялась, что Синдерс не явится, – лепечет измученная Фи. Она возит ногами под столом, пытаясь нащупать туфлю. Мы обе горды тем, что справились со всеми делами, при всех непомерно высоких требованиях.
– Думаешь, она пропустит твою вечеринку? Да никогда.
На Фи белое платье в блестках – шедевр Москино. Снежная королева рядом с дебютанткой. Я и сама не могла бы подобрать ничего лучше. Она, верно, хочет быть звездой вечеринки и, скорее всего, угрохала на него все свое приданое.
– Ты будешь переодеваться? – говорит она.
– Ох, я об этом и не подумала. – Фи делает гримаску. – Ладно, посмотрю у себя в шкафу. Там наверняка что-нибудь найдется. – Понятно, она так старалась и хочет, чтобы все оценили ее усилия – и сами бы тоже старались быть на высоте.
Вечеринку Фи оформила в черно-белых цветах. Она объяснила это тем, что приглашения разосланы поздно, гости по большей части связаны с телевидением, а эти цвета отвечают телевизионным традициям. Ее указаний я, конечно же, не послушалась, через пятнадцать минут выйдя из дамской комнаты со свежей помадой и в алом платье от Джоанны Хеир. Оно очень облегающее и очень женственное. Первое впечатление – самое важное, уж я-то знаю.
Я поднимаюсь туда, откуда доносится смех, звон бокалов и тяжелый запах крупных белых лилий, – на открытую террасу, где идет веселье. Дверь лифта открывается… До чего здесь красиво! Официанты в униформе от Пола Смита разносят шампанское. Еще довольно светло, но везде горят лампы и китайские фонарики, нарядные и живописные. Повсюду скульптуры в виде шахматных фигур. Не знаю точно, для чего их здесь поставили, но все на них то садятся, то стряхивают пепел. По стенам чудесные белые ковры искусственного меха. Еда выглядит изысканно, она тоже выдержана в черно-белой гамме – сначала восхитительная черная икра, разложенная горками, потом аппетитные крошечные летние пудинги из ежевики, поданные со сливками. Фи правильно сделала, что предпочла подать изысканные блюда небольшими порциями. Неважно, каковы они на вкус, потому что большинство гостей скорее согласятся вычистить ботинки всей Британской армии, чем проглотить лишние калории. Публика тут блестящая – по маминому прозаическому выражению, «умыты аж до скрипа». А из одежды модных домов можно составить целый алфавит, от Армани до Версаче.
Великолепно. Ну просто волшебно.
Я беру бокал шампанского и оглядываюсь в поисках собеседника. Но тут ко мне вдруг мчится Фи.
– О господи, – причитает она.
– Что? У меня помада на зубах? – Я тру зубы пальцем, и замечаю, что к моему обручальному кольцу прилип кусочек мыла. Снимаю кольцо, начинаю отковыривать мыло ногтем. Что-то очень расстроило Фи. Она тяжело дышит.
– Я так виновата, ну очень, очень виновата. Просто не пойму, как это получилось. Мы рассылали приглашения по электронной почте и его имя, наверное, случайно попало в список, – трещит она.
– Чье имя? – спрашиваю я. Но Фи не может ответить, потому что она смотрит прямо перед собой и напоминает мне испуганного кролика в свете фар приближающегося грузовика. Я оглядываюсь.
И сама превращаюсь в кролика.
– Даррен? Даррен? – Невероятно. Это он. Все это время я пыталась уверить себя в том, что увидеть Даррена снова – худшее, что только может быть. Но сейчас, когда он стоит рядом, я знаю, что это самое лучшее, что только может быть на свете. Толпа гостей вокруг нас постепенно тает, теперь нас только двое. И это кошмар, потому что мой язык прилип к небу, и я не могу придумать, что сказать.
Кольцо я кладу в карман.
Он расчудесный. Точно такой, каким я помнила и представляла его все эти шесть месяцев, и – нет, даже лучше.
Я жду, что он набросится на меня с обвинениями, и хочу защититься вежливой и формальной беседой.
– Бегаешь по вечеринкам? – Я сейчас застрелюсь. Самая подходящая казнь за шаблонное начало разговора, вот только оружия под рукой отчего-то нет.
– Кажется, да, – говорит он, то ли улыбаясь, то ли морщась, а я икаю. Это все газировка.
– Замечательно. Как я рада. – Эти слова подходят больше. Они честные и искренние, а Даррен любит честность и искренность. – Не ожидала видеть тебя здесь, – спешу я объяснить. – Тебя пригласила не я, – это звучит ужасно, – то есть не я рассылала приглашения. – Он, кажется, смущен. – Ты ведь не любишь такие развлечения, правда? – Мой голос под конец фразы пустил петуха, а потом и вовсе пропал. Кажется, мы оба чувствуем облегчение.
И вот мы стоим в смятении и разглядываем, как развлекаются все эти люди, пока Даррен наконец не спрашивает:
– А Трикси придет?
Я убита. Он здесь из-за Трикси, а вовсе не из-за меня.
Но он и не мог прийти из-за меня, ведь я не звонила полгода. И не хотела его видеть. Я помолвлена с Джошем и больше не вступаю в случайные связи. Как убедить себя, что моя ревность – это из той, другой жизни?
– Не знаю. Даже Фи не знает точно, кого она пригласила, судя по тому, как она смутилась, увидев тебя. Если Трикси и придет, то она опоздает, – добавляю я мрачно. А он улыбается. И, кажется, совсем не расстроился, что Трикси может не прийти. Может, он упомянул о ней оттого, что я неправильно себя вела. Я добавила:
– Здесь только избранные, самые сливки.
– Я тронут.
Чтобы он не подумал, что я отношу его к избранным, поясняю:
– А твое имя попало в список случайно. Ошибка автоматической рассылки.
Он хохочет. Закинул голову назад и громко хохочет. Поди пойми, смеется он надо мной или над кем-то другим. Но мне все равно. Мне просто нравится слушать его смех, он поднимает настроение. Самый радостный смех на свете.
– Ты не меняешься, – говорит он. Конечно же, я меняюсь. Я изменилась. И моя помолвка это подтверждает, но только…
Я этого не скажу.
Жду, когда он отойдет, но он не уходит. А вместо этого спрашивает:
– Как тебе понравилась статья о последнем отеле Яна Шрэгера?
– О чем?
– Про тот отель на Бали. – Он имеет в виду те страницы из Интернета, которые присылал мне. Та, о купании на Бали, была последней, он прислал мне ее три месяца назад. – Ты же не ответила. – Даррен внимательно смотрит на меня, жжет меня взглядом. Каждое письмо он писал с особым чувством. Его письма всегда были продолжением разговоров, что мы вели в те безмятежные дни. В те две недели, пока были вместе.
Я откашливаюсь.
– Я часто захожу на сайт «Старски и Хатч». – Уголок его рта подергивается. – И на тот, о самых знаменитых «Оскарах». Статьи и вправду интересные были.
