Сесть Брайан не решился. Если отец хочет конфликта, он, Брайан, примет бой. Откровенный разговор между отцом и сыном назревал уже давно, и если ему суждено состояться сейчас, то так тому и быть.
– Послушай, отец, – решительно начал Брайан. – У меня нет никакого желания выслушивать твое мнение относительно того, чем я занимаюсь. Можешь не напоминать мне, что я должен вернуться домой и заняться семейным бизнесом. Я делал и буду делать то, что мне нравится. По душе тебе это или нет. И не нуждаюсь ни в тебе, ни в твоих советах.
Отец закинул ногу на ногу и долгим, оценивающим и удивительно спокойным взглядом посмотрел на сына.
– Я пришел сюда не за тем, чтобы читать тебе мораль, сынок. Я пришел, чтобы поговорить о вашей пьесе. Это очень важно.
– Я тебе уже все сказал. И кончим на этом. – Брайан приготовился защищаться. Сейчас он даже мог, пожалуй, выставить отца за дверь, а если понадобится – и силой. – Прости, отец, но я думаю, что тебе лучше уйти.
Фрэнк Кэллоуэй кивнул и, словно пропустив мимо ушей последнее замечание сына, задумчиво сказал:
– Эту пьесу написал ты. Ведь так, сынок? А не этот старый осел по имени Артур Трумэн?
Брайан побледнел.
– Кто тебе это сказал?
– Никто. Я это сам понял… из сюжета, некоторых сцен, диалогов. – Он весело улыбнулся сыну. – Черт, а некоторые прямо-таки вынесены из нашего дома. Как уж тут ошибиться!
Брайан чуть не задохнулся.
– Ты видел пьесу?
– К счастью, да. Мне удалось попасть на один из последних спектаклей до того, как на прошлой неделе пьеса была снята с репертуара. Я должен был увидеть своими глазами, чем же это ты таким занимаешься, ради чего можно пожертвовать стабильным заработком, карьерой, всем…
Брайан медленно подошел к дивану и сел. Его руки и колени дрожали.
– И ты до сих пор думаешь, что я занимаюсь ерундой? Так ведь?
Фрэнк с горечью рассмеялся.
– Возможно, сынок. Так ведь и ты всегда думал, что я занимаюсь ерундой. И неизвестно еще, кто из нас прав. – Он замолчал, пристально глядя на Брайана. – Мне действительно понравилось то, что я увидел. Просто невероятно… Так правдиво, так убедительно, про нашу историю. Пару раз я готов был разрыдаться, если бы мог себе это позволить. Знаешь, мне нелегко было оказаться зрителем. Пожалуй, даже труднее, чем просто встать и уйти из зала или прийти сюда и поговорить с тобой.
Брайан был ошеломлен.
– Тебе действительно понравилась моя пьеса?
– Да, понравилась, – подтвердил Фрэнк. – Но если бы ты знал, и как я возненавидел ее. Я увидел историю о матери, которая была настолько занята собой, что не заметила, как угасает ее верный муж. Я увидел историю о дочери, которая остро нуждалась в материнской любви, но не могла добиться ее, бедняжка должна была постоянно что-то доказывать, но никогда так и не стала соответствовать требованиям матери. Я понял, что ты хотел сказать этой пьесой, и правда оказалась слишком тяжела… Знаешь, мой отец был точно таким же. Он всю жизнь работал не покладая рук на своей ферме, на севере штата, и его некрасивая работящая жена вкалывала не меньше. У нас была очень дружная семья. Я был первым из четырех детей, кому удалось закончить колледж, а впоследствии мне не оставалось выбора, кроме как преуспеть и стать его гордостью. К сожалению, его несчастное сердце остановилось задолго до создания компании «Кэллоуэй индастри».
Брайан молчал, не зная, что ответить. Впервые в своей жизни он услышал от отца слова, которые не были продиктованы одним лишь гневом или жаждой власти над ним. Он видел, с каким трудом отцу дается это признание, и каждое сказанное им слово словно разрубало тяжелую цепь, связывавшую его многие годы.
– Я знаю, нам трудно понять друг друга, сынок. Мы по-разному смотрим на многие вещи. Это факт. Но я не могу перечеркнуть прошлое. И ты тоже. Что сделано, то сделано. Я знаю, что ты чувствуешь, думая о твоей матери. По-твоему, я один виноват в ее смерти.
– Да. – Брайан решил не отступать.
Фрэнк кивнул и почти шепотом продолжал:
– Ты прав. И я вынужден жить с этим грузом все последние восемь лет. Ты представить себе не можешь, что это были за годы. И этот крест мне нести до конца моих дней… – Фрэнк выпрямился. – Но я пришел к тебе не для того, чтобы оправдываться. Я не надеюсь, что ты когда-нибудь поймешь меня, и не прошу тебя об этом. Я только хотел сказать тебе, что то, что ты делаешь… мне, конечно, не понять. Но теперь я вижу, что это неплохое дело. – Фрэнк отвел взгляд и посмотрел в окно, за которым открывалась широкая панорама города. – Я горжусь тобой, Брайан. Очень горжусь…
Комок, подступивший к горлу Брайана, чуть не задушил его. Он был убежден, что никогда не услышит подобных слов из уст отца. Однако, если это не сон, отец их произнес. После стольких лет что-то все же произошло, и отец наконец поверил, что его сын не просто бездельник, прожигающий свою жизнь.
Слеза скатилась по щеке Брайана.
– Спасибо тебе, отец. Наконец-то ты пришел к выводу, что я делаю что-то стоящее.
– Что ж, – Фрэнк встал и принялся застегивать пиджак, показывая, что разговор окончен, – мой тебе совет. Поставь пьесу еще раз, только с новыми людьми. Думаю, многим стоит посмотреть эту вещь, даже если они и придут на Артура Трумэна. Это все равно наша история.
Брайан встал, торопливо вытирая глаза.
– Это не так просто. Мы потеряли сразу и режиссера, и продюсера. Вся постановка полетела к черту. Все кончено. – Он горько улыбнулся. – Знаешь, я никогда не предполагал, что между нами может произойти такой разговор. Даже если мне и не судьба увидеть эту пьесу еще раз на сцене, она уже сыграла свою роль. Отец улыбнулся.
– Я так не думаю. Я видел не один спектакль в своей жизни, но такого сильного, захватывающего и в то же время изящного, как твой «Точный удар», никогда… Я хочу, чтобы он шел на сцене. И чтобы люди смотрели его. И учились жизни.
Брайан с горечью пошутил:
– Ну тогда, может, ты мне дашь для этого миллион долларов?
– Не исключено. – Во взгляде отца не мелькнуло ни тени сомнения.
Брайан в очередной раз был поражен ответом отца.
– Ты это серьезно?
Фрэнк улыбнулся:
– Вот продюсером на Бродвее мне никогда еще не приходилось быть. Пожалуй, это даже забавно. Могу нанять тебя в помощники, если ты разбираешься, что к чему. Что скажешь?
Брайан нахмурился:
– Надеюсь, ты не собираешься опять заманить меня в семейный бизнес?
– Почему бы и нет? – со всей серьезностью ответил Фрэнк, затем дружелюбно улыбнулся. – Надо же мне как-то пристраивать своих сыновей? Ты не против?
– Нет, отец, я не против, – смущенно улыбнулся Брайан.
Поддавшись единому порыву, отец и сын обнялись, впервые с тех пор, как Брайан был ребенком. Крепкие отцовские объятия принесли такое облегчение, что Брайан уже не стыдился своих слез и плакал от радости, как в детстве. Он чувствовал себя так, словно в этот день заново родился на свет.
Ну уж точно дядя Рой, брат Джулии Кэллоуэй, в одиночестве проводивший свои дни в доме для престарелых на Лонг-Айленде, не поверит тому, что племянник расскажет ему по телефону сегодня вечером!
Эпилог
Эван Чэмберс нежно сжимал в своих объятиях Кэсси Фрэнкс. Брайан смотрел на Челси, и его взгляд был много красноречивее, чем те реплики, которые он ей адресовал.
– Знаю, ты не веришь мне, Кэсси. Но это правда. Твой отец чувствовал, что умирает. И он не мог смириться с мыслью о предстоящих страданиях. И он не стал дожидаться. Как видишь, все на самом деле происходило не так, как это пытались представить.
– Ты лжешь! – воскликнула она.
– Нет, Кэсси. Взгляни на это. – Он сунул руку в карман и извлек из него письмо Дэниэла Фрэнкса, написанное и адресованное другу и партнеру Эвану Чэмберсу за полгода до его кончины.
Кэсси выхватила письмо и углубилась в чтение. Через минуту ее полные тревоги глаза устремились на Эвана.
– Так, значит, это было не убийство! Он сам наложил на себя руки!
Эван печально кивнул.
– Да. И твоя мать прекрасно об этом знала. Она знала о его болезни, но, вместо того чтобы помочь ему, стремилась все захватить в свои руки. Ей было выгодно представить его смерть как убийство, чтобы заодно избавиться и от меня… Когда-то мне казалось, что я люблю ее… ты знаешь. Но ты не можешь себе представить, какую боль я испытал, когда наконец понял, что оказался всего лишь пешкой в ее чудовищной комбинации. Ты должна простить меня, Кэсси. Я не могу больше смотреть, как ты страдаешь.
– Ты излечил меня, Эван, – отозвалась Кэсси, прижимая драгоценное письмо к груди.
Он с нежностью погладил ее по волосам.
– Ну, теперь ты видишь, что я тебе не лгал? Так когда же ты уйдешь от матери и уедешь со мной?
Кэсси решительно тряхнула волосами:
– Я не желаю больше ее видеть, Эван. Теперь мне ничего не остается, как покинуть этот дом, с тобой или без тебя. Но преступление не может так просто сойти ей с рук. Прежде чем покинуть этот дом навсегда, я отошлю это письмо детективу Мэтью Кровеллу. Думаю, ему будет небезынтересно его прочитать.
