Браво, слушая Энтони, пересел так, чтобы было удобнее смотреть и назад и вперед. Катер преследователей, не успев скорректировать курс, задел о край отмели, и его резко повело в сторону. Цорци крикнул что-то своим людям, катер круто развернулся и снова устремился вслед за беглецами по безопасному глубоководному каналу, постепенно разгоняясь до максимальной скорости.
Мотор у них был явно мощнее, и расстояние между катерами быстро сокращалось.
— Они догоняют! — крикнул Браво, и в это мгновение прогремели первые выстрелы.
Когда катер набрал скорость, Дженни сгруппировалась, выкинула ноги вперед — нелегкая задача в бешено бурлящем потоке воды — и зацепилась ступнями за веревки на корпусе судна.
Ее не заметили, и это само по себе было небольшим чудом. Впрочем, все на борту катера, включая самого Цорци, были настолько захвачены погоней, что ничего кругом просто не замечали.
Сквозь рев мотора слышались голоса. Иногда удавалось разобрать пару фраз, но смысл все равно оставался непонятен. Цорци упорно называл Энтони Рюля «предателем» и, похоже, искренне верил в эту бессмыслицу. Но еще больше Дженни поразили голоса стражей. Они отвечали Цорци с таким почтительным благоговением, словно он был единоличным главой ордена.
Рюль продолжал придерживаться прежнего курса, несмотря на то, что преследователи приближались. Снова раздались выстрелы. Браво вытащил свой «Сойер» и начал отстреливаться.
— Брось! — крикнул ему Рюль. — Лучше держись покрепче!
Мгновением позже он резко вывернул рулевое колесо вправо и одновременно до упора выжал рычаг, заставляя двигатель катера показать все, на что он был способен. Нос задрался вверх, катер вылетел из воды.
Браво швыряло из стороны в сторону, но все же он ясно видел, что они несутся прямо на первую из соляных отмелей. Сборщики моллюсков на соседней банке оцепенели, безмолвно глядя на мчавшихся на полной скорости к берегу безумцев. Никто, и Браво в том числе, не верил, что Рюль действительно собирается посадить катер на мель. Все ждали, что он затормозит и повернет, как в прошлый раз, в последнюю секунду.
Но последняя секунда наступила и прошла. Браво прижался к отполированному дереву, вцепившись в поручни. Тремя секундами позднее нос катера взмыл над краем отмели. Рюль использовал ее в качестве трамплина. Катер оторвался от воды и оказался в воздухе. Описав изящную дугу, он перелетел через обе отмели.
— Йо-хо-хо! — крикнул Рюль, когда катер тяжело вошел в воду. Винты вспороли тихую гладь лагуны, и катер с утробным рычанием помчался вперед, к Венеции.
Браво оглянулся. Катер Цорци застрял между двумя отмелями и беспомощно покачивался на мелководье.
Рюль похлопал руками по карманам.
— Куда же запропастились эти чертовы сигареты?
Он рассмеялся, опьяненный своей эффектной победой.
— Что, Браво, не верил, что я смогу отвязаться от этих придурков, а? — Пауза. — Куда теперь? Ты ведь уже знаешь?
Камилла, сидя в черно-белом моторном катере, качающемся на глади Гранд-канала, слушала, прижав трубку к уху. В висках стучала кровь. Она испытывала легкое беспокойство, относя его на счет долгого ожидания. Звонок от Энтони Рюля раздался почти точно в условленное время. Все вставало на свои места.
— Кастелло, — сказал в трубку голос Браво, — церковь Сан-Джорджио дей Греки.
— Хорошо, — ответил Рюль. — Пройдем к Фондамента делла Пьета по боковым каналам. На месте будем минут через пятнадцать.
Камилла убрала телефон. Она слышала достаточно. Дав указания капитану отвезти ее в Кастелло как можно быстрее, она вернулась на прежнее место, к Деймону Корнадоро, молча стоявшему на палубе. Его красивое лицо омрачало угрюмое выражение.
— Мой милый Деймон, ты выглядишь таким сердитым, — проговорила она. — Неужели ты пал жертвой ревности?
— Как ты можешь меня винить? Рюль был твоим любовником.
Камилла вытащила сигарету и закурила.
— И что с того?
— Ваш роман длился долгие годы. Мне не раз казалось, что ты до сих пор что-то к нему чувствуешь.
— Если и так, это не твое дело.
— Но твой сын…
— Что — мой сын? — резко спросила она.
— Я часто задавал себе вопрос… — Корнадоро замолчал, глядя на нее. Камилла напряженно ждала, глаза были устремлены на него, дыхание замерло. Маленькая победа, но все же победа, подумал он. — Я спрашивал себя, не Рюль ли отец Джордана.
Она отвернулась от него, устремив в пустоту темный, бездонный взгляд.
Он коснулся запретной темы, табу, и знал об этом, так что теперь шагнул вслед за Камиллой, словно умоляя о помиловании.
— Теперь я твой любовник, Камилла. Как я могу принять твои чувства к нему?
Камилла выпустила из полуоткрытых губ струйку дыма, наблюдая за проплывающими мимо по обеим сторонам Гранд-канала величественными палаццо.
— Камилла?
Она не будет думать об отце Джордана, нет, не будет. Чтобы успокоиться, она заставила себя думать о другом. Ее и забавляла, и раздражала одновременно категорическая манера всех мужчин думать обо всем с позиции обладания. У меня этого нет, но я это хочу. Теперь, когда я это получил, никто у меня этого не отнимет. Конечно, такая предсказуемость была Камилле только на руку, помогая манипулировать ими. Ладно. Что ответить этому красавчику? Уж конечно, она не станет рассказывать ему, почему стала встречаться с Рюлем, не скажет, что до сих пор в определенном смысле любит его — как все ценные для нее объекты. По правде говоря, Камилле никогда не бывало более одиноко, чем когда она была с мужчиной. Они так быстро получали удовлетворение, так скоро пресыщались, а что потом? Обращали внимание на что угодно, кроме нее. Можно было посылать их хоть к чертовой бабушке, им было все равно.
Но были и такие, что бросали ей некий вызов. В том числе и Энтони Рюль. Отвратить его от ордена было нелегко, это потребовало длительного времени и изрядных, зачастую рискованных усилий. Это была настоящая военная кампания, тщательно продуманная, скрупулезно проработанная. Поэтому — хотя, разумеется, были и другие причины — Камилла, без сомнения, считала это достижение главным в своей жизни, ошеломляющим успехом… которого она добилась благодаря колоссальному разочарованию. Годами Рюль был источником неоценимой информации для нее и Джордана, и Камилле приносила огромное удовлетворение мысль о том, что им помогает именно он.
— Тебе не о чем беспокоиться, дорогой, — проговорила она, обращаясь к Деймону. — Энтони Рюль — мое прошлое. Ты — настоящее.
Рев двигателей заглушил его облегченный вздох, но Камилла все равно услышала и чуть было не рассмеялась. Как охотно он проглотил наживку! Это напоминало примитивный животный рефлекс. Он так хотел — нет, просто-таки жаждал услышать именно такой ответ, — что поверил ей безоговорочно. Мужчины, больше всего озабоченные тем, как бы поубедительнее продемонстрировать друг другу свою силу, на самом деле были так уязвимы! Этот принцип работал во всех случаях без исключения, даже с Рюлем или Корнадоро. Но не с Декстером Шоу… «Впрочем, — быстро сказала она сама себе, мысленно отводя взгляд от встающего перед глазами прошлого, — что это как не исключение, только подтверждающее правило?» Камилла утешала себя соображением, что мужчины слишком однозначно трактуют понятие «сила». Что могли знать о силе самцы, чувствующие себя уверенно только с дубиной в руках? Мягкость и обходительность были для них проклятием. Они бездумно, с прямо-таки трогательной наивностью шли в искусно расставленные ею силки — и все-таки не признавали их существование. Тем лучше, подумала Камилла. Благодаря этому всегда существовали успешные женщины, умные и изобретательные. Свою вынужденную зависимость от мужчин они использовали в качестве прикрытия, пряча под бархатными перчатками стальную хватку и в конце концов всегда добиваясь своего.
Камилла не чувствовала симпатии к женщинам, позволяющим мужчинам подавлять себя, физически или эмоционально. Неудивительно, ведь она глубоко презирала любую слабость. Камилла была уверена, что именно слабость доводит женщин до униженного положения, а после — мешает разорвать постылые узы. Человеческий разум может найти выход из любого положения, в это Камилла верила с истовостью религиозного фанатика. Это была ее религия, то, за что она упорно держалась, единственная идея, которую она готова была принять в качестве догмата веры.
Они пристали к Фондамента делла Пьета. Корнадоро спрыгнул на набережную прежде, чем капитан пришвартовал катер.
— Я скоро вернусь за тобой, — мягко сказала Камилла, словно он был грудным младенцем, которого на время пришлось оставить одного. — Отправляйся к церкви. И, во имя Господа, поосторожнее с Цорци и его стражами. Дашь ему шанс — и он, не задумываясь, прикончит тебя вслед за Энтони Рюлем…
