доброй ласковой улыбкой и опускает глаза на свои руки.
Рябина встает и занимает краешек скамьи рядом со мной.
– Вот так.
– Ты сделала благое дело, Терн, – говорит Сальвия. – Простой народ давно ничего подобного не видел. Может статься, другие Виолы будут в безопасности благодаря тебе. Уверена, что наша Виола была бы рада.
Какой бы жуткой ни была казнь, я знаю, что Сальвия права. И все же не могу успокоиться. Я поднимаюсь на ноги:
– Мне пора возвращаться к гусям.
Ясень кивает:
– Слыхал, что тебе недолго осталось с ними возиться.
Я растерянно смотрю на него – как они могли что-то узнать?
– Почему это? – спрашивает Сальвия.
– Джоа договорился во дворце. Терн будет работать с нами конюхом, как только отыщут другую гусиную пастушку на ее место.
Рябина со свистом выдувает воздух, легко заглушая мой собственный смеющийся выдох. Ну конечно, они не знают, кто я такая, хотя признаться и придется – по крайней мере в необходимости вернуться ко двору, даже если удавка не позволит большего.
Скоро, обещаю я себе. Раз убийцы Виолы уже наказаны, тянуть время больше нельзя. Но мне хочется еще денек-другой пожить гусятницей, еще несколько вечеров провести в общей комнате вместе с друзьями. Смерть Виолы слишком близка, слишком остра скорбь. Я не могу сейчас покинуть их семью, еще не пережившую горе, по сравнению с которым ноющая боль внутри меня наверняка меркнет.
Ясень кивает мне:
– А ты здорово поднялась в звании, знаешь ли. Некоторые ждут места на конюшнях много дольше, чем ты тут прожила.
Я качаю головой и заставляю себя ответить так, будто у меня и правда впереди эта жизнь:
– Не хочу никого огорчать.
– Не беспокойся, – широко улыбается Ясень. – Никто тебя не обидит, покуда мы рядом.
– И все мы знаем, что место дают достойнейшей, – говорит Рябина.
Я опускаю глаза на руки. Две недели назад у меня бы сердце выпрыгивало из груди от такого.
– Пойду все-таки в гусиный сарай, – повторяю я, вставая. – Потом еще нужно поупражнять тех жеребцов.
Глава 34
Я заканчиваю вычищать сарай и отправляюсь на гусиное пастбище лишь немногим позже обычного. Странно понимать, что меня не было всего с час. Кажется, что день должен был замереть, оборваться вместе с жизнями преступников. Как могло нечто столь важное совершиться быстрее вдоха?
Подходя к воротам, я сбавляю шаг, поднимаю глаза на голову Фалады. Она потемнела от пыли, грива слиплась и спуталась, но больше ничего не изменилось, нет ни следов гнили, ни признаков жизни. Я замираю и смотрю вверх.
– Фалада, – зову его.
Голова не шевелится – просто прибитый к стене предмет, а вовсе не мой друг. И все-таки, глядя на нее, я все еще слышу знакомые оттенки его голоса, мечущиеся эхом под каменным сводом. Он всегда верил в меня и в то, что я сделаю правильный выбор, и, уже готовая к этому выбору, я хочу все ему рассказать, с ним первым хочу поговорить о своем решении, с ним хочу поделиться. Я чувствую, как внутри копятся слова, наливаются такой тяжестью, что пора их отпустить. Теперь мне есть ради чего делать выбор: безопасность Кестрина, борьба с похитителями, преступники, подобные напавшим на Виолу, целый город изо дня в день голодающих детей. Я в ответе за все это и не могу больше никого предавать.
Если бы только все сводилось к тому, чтобы вернуть свое положение и отослать Валку прочь прежде, чем ее осудят за измену. Но нужно еще противостоять Даме, Даме с ее мертвыми глазами, терпеливо ожидающей плодов посеянного вероломства. Я почти бессильна против нее, а изгнание Валки лишь подтолкнет Даму к новым действиям. Но за это я отвечать не могу. И, как сказал бы Фалада, не обязана. Я должна только шаг за шагом ступать по верному пути и надеяться на лучшее.
– Как-нибудь справлюсь, – говорю я. – Ты был прав, мой друг.
Голова недвижимо висит надо мной. Я медленно выдыхаю и опускаю глаза, делаю шаг.
– Принцесса.
Я оторопело вскидываю взгляд на Фаладу. Он смотрит в ответ, глаза широко распахнуты и светятся жизнью.
– Принцесса, – повторяет он, и слово это подобно теплым объятиям друга.
Позади раздается сдавленный возглас. Я резко разворачиваюсь и замечаю под аркой входа стражника, который глазеет на Фаладу, увидев то же, что и я. Воин опускает ошеломленный взгляд на меня, его бронзовая кожа так побледнела, что похожа на мою. Мертвые создания не говорят. Я не слышала ни о каких позволяющих это чарах и по ужасу в глазах стражника понимаю, что у него объяснений тоже нет.
Долгое мгновение мы таращимся друг на друга, потом я ухожу и спешу прочь от ворот, крепко сжимая посох. Прислушиваюсь, ожидаю шагов солдата или окрика за спиной, но все тихо. Смотрю назад и вижу лишь пустые ворота.
На гусином пастбище я падаю на траву, отбросив посох; ноги гудят. Птицы, как всегда, разбрелись, Корби сидит на другой стороне ручья. Бросает короткий взгляд на меня, потом переводит взгляд на гусей и больше не оборачивается.
Далеко за полдень прилетает в гости Ветер. Я брожу по траве вместе с ним и приглядываю за стадом.
– Я знаю, что мне нужно делать, – рассказываю ему.
Он тянет меня за юбку, будто подгоняет скорее ступить на выбранный путь.
– Завтра, – говорю я, понимая, что это значит: встречу с Кестрином, а потом и разоблачение Валки.
А самое главное – придется покинуть Сальвию, Дуба, Ясеня и Рябину, и это труднее всего. Поговорю с ними прямо с утра, решаю я, а дальше как выйдет.
– Насколько легче было бы просто дать Джоа устроить меня на конюшнях, – говорю я Ветру, пытаясь улыбнуться.
– Никакой ты не конюх, – рычит позади голос.
Я оборачиваюсь и вижу за спиной сверлящего меня взглядом Корби. Быстро отступаю на шаг.
– Слыхал болтовню сегодня утром, – говорит он, на такой же шаг приближаясь. – Не бывать тебе конюхом вперед меня.
– Я не соглашалась, – бормочу я, продолжая пятиться.
Он снова наступает, глаза горят в закатном свете.
– Думаешь, можешь ворваться сюда со своим положением и перескочить через остальных?
– Не думаю! – кричу я, с подступающей дурнотой понимая, что бросила посох у дерева, что Корби сильнее и выше и точно быстрее меня.
– И не станешь, – соглашается Корби и улыбается. Отвратительной улыбкой, в которой уверенность, ненависть и зависть смешались воедино. – Ты кое-кого разозлила там, во дворце, но ты ведь и сама знаешь, верно?
Я трясу головой, дыхание хрипит в груди. Валка. Он о Валке.
– Мне пообещали право сделать с тобой что душе угодно и без всякой расплаты. Как тебе такое, девчонка?
– Неправда!
– Правда, – мурлычет он. – Принцесса лично выезжала нынче утром сказать мне об этом. Кажись, она здорово тебя ненавидит.
– Кестрин тебя покарает. Она не спасет тебя от Кестрина – или Мелькиора.
– Что за дело этим господам до какой-то служанки? – усмехается Корби, и сейчас
