пальцами по камням.
– Отправляйся обратно, – прошу я. – Лощина для тебя лучший дом, чем эти голые поля.
Остаюсь, возражает Ветер.
– Я должна сделать кое-что, от чего долго уклонялась. Не думаю, что все пройдет гладко. – Покуда в этом замешана Дама. – Но даже если обойдется, я больше не смогу приходить с гусями.
Ветер вьется вокруг меня, предлагает: Жду.
– Можешь подождать, если хочешь, – отвечаю я. – У меня есть еще несколько дней.
Ясень влетает в гусиный сарай, когда я сгребаю ежедневную порцию помета.
– Терн! Идем скорей!
Я бросаю грабли и бегу ему навстречу, в сердце без причины бьется страх.
– Что такое? Что случилось?
– Говорят… мы услышали… – Он хватает ртом воздух, ловит мою руку и тянет за собой, вновь переходя на бег. – Их поймали… они на Площади Повешений.
Бежать становится легче. Мы вместе мчимся вокруг конюшен. Площадь Повешений. Я совсем уже не верила, что Кестрин разберется с этим – что справится, – но он смог. Не нужно было в нем сомневаться.
Впереди нас бежит Сальвия, из-под юбок мелькают башмаки, рядом нога в ногу спешат Рябина и Дуб. Мы догоняем их, на наш полет по улицам оглядывается народ.
Площадь почти переполнена, люди толкаются, пытаясь поглядеть на виселицы в середине. Я с трудом вижу тело – нет, два, качающиеся на веревках под перекладиной. Я резко останавливаюсь, отнимаю у Ясеня руку и сгибаюсь, впившись пальцами в бок. Он ждет меня, тяжело дыша и вытягиваясь на носках, чтобы взглянуть поверх толпы. Я сверлю взглядом брусчатку, теперь уже не желая ни на что смотреть.
– С ними покончено, – говорит Ясень.
– Точно, – подтверждает мужчина рядом с нами. – Мы видали, как их привели – те ребята сделали все скоро и без поблажек, и вот их уж след простыл. Люди Красного Сокола, так что не стали ждать королевскую стражу. Но успели наперед все объявить.
Красный Сокол, а не Кестрин, хоть и на Площади Повешений. Я медленно вдыхаю, чтобы успокоиться. Так или иначе, правосудие свершилось.
– Ага, – к нам оборачивается женщина, – я тоже слыхала. Сказали, что девочка была невинна, что эти над ней надругались и убили ее и что позорно было королю ничего не сделать, так что Красный Сокол решил ему помочь.
– Я бы поглядел на этого старого пса Мелькиора, когда ему все перескажут, – говорит мужчина, демонстрируя в ухмылке желтые зубы.
– Что за девочка им попалась? – спрашивает кто-то позади нас.
Прежде чем Ясень отвечает, за него говорит женщина:
– Просто девочка. Поймали бедняжку на улице и решили, что им все сойдет с рук. Не знали, что вмешается Красный Сокол, понятное дело.
– Идем, – шепчет Ясень. – Хочу подойти ближе.
Я бреду за ним через толпу, опустив голову, но возле виселиц все же приходится посмотреть вверх. Тела медленно поворачиваются на легком ветру под скрип веревок. Руки у них связаны спереди, рубашки сорваны со спин, чтобы обнажить перекрестья свежих ран. Я сглатываю желчь и хочу отвернуться, но ведь я о таком и просила.
Поэтому я не отвожу взгляда от тел, пока не запоминаю каждую мелочь. Первый из мужчин был едва старше Ясеня, пряди черных волос прилипли к ободранной коже на спине. Подбородок отвис, глаза вылезли из орбит, пустые и слепые. На длинных жилистых руках бугрятся мышцы. Второй ниже ростом, едва достает ступнями до колен подельника. Лицо почти не видно за темной бородой, живот свисает через пояс плотными складками. Раны на спине вгрызаются в жир, из них натекла кровь и впиталась в штаны. Руки огромные и мясистые. У одного сила, у второго вес.
Отвернувшись, я думаю о Виоле. Думаю о том, какой она чувствовала ужас, когда ее поймали. О том, как она пыталась бороться, как эти связанные руки ее хватали, как эти безвольно висящие ноги колотили ее сапогами под ребра, дробили ей пальцы. Я снова вижу, какой она была, когда ее впервые раскутал лекарь, какой сломанной, использованной она осталась лежать в переулке. Я пошатываюсь, и Ясень тянется меня поддержать.
– Ты это сделала. – Голос у него звонкий и горячий. – Ты смогла их наказать. Сколько женщин и ребятишек спокойно проживут этот месяц, потому что такие, как они, теперь боятся кары. Подними же голову, Терн.
Я заставляю себя встретить его взгляд.
– Это справедливость. Не бойся на нее смотреть. – Он улыбается мне. – Может, это и некрасиво, только иногда правосудие должно быть суровым, чтобы остальные жили в покое и безопасности.
Я киваю, но все еще не знаю, правильно ли поступила и рада ли в самом деле этим смертям. Правосудие улиц свершилось без расследования и суда, и неизвестно даже, постигнет ли кара и других насильников и убийц. Я смотрю, как тела медленно кружатся на веревках. Нет, я рада, что они мертвы, но хочу и другого. Хочу безопасности для всех женщин в городе, хочу, чтобы справедливость была не только услугой, или уплатой долга, или поводом высмеять короля.
Ясень рядом со мной медленно выдыхает. Продолжает смотреть на виселицы, и из его плеч понемногу уходит напряжение.
Я отвожу взгляд от тел и только теперь замечаю стрелу, что вонзилась в одну из перекладин. На древке у нее нить с тремя привязанными к ее концу перьями. Длинными яркими перьями краснохвостого сокола.
На дальней стороне площади начинается какое-то волнение, отвлекающее меня от виселиц, – возгласы и лающие звуки приказов. Ясень хватает меня за руку.
– А вот и люди короля. Сейчас срежут тела и начнут допрашивать всех, кто попадется. Быстрей!
Я следом за ним пробираюсь через толпу, крепко держась за его ладонь. Мы спешим задворками и замедляемся, только оставив площадь позади. Ясень подстраивается под мой шаг, давая время выдохнуть. Я все еще немного не в себе из-за содеянного.
На конюшнях Ясень ведет меня в общую комнату.
– Посиди-ка и выпей немного воды, – говорит он мне. – Ты какая-то слишком бледная.
Я с признательностью беру кружку, опускаюсь на скамью и пью.
Он наливает воды и себе, садится на табурет и опирается затылком о стену.
– Ясень? – По коридору летит голос Дуба.
Ясень вскакивает и идет к двери:
– Мы тут.
Дуб, Сальвия и Рябина присоединяются к нам. Сальвия садится рядом со мной, обхватывает мои плечи руками и сжимает.
– Наш чудотворец, – говорит она. Радости в голосе не слышно, но тяжесть прошедшей недели из него как будто ушла.
Рябина подходит ко мне, падает на колени и берет меня за руку:
– Верия Терн.
– Рябина, что ты творишь? – Я пытаюсь отнять ладонь.
– Верия, – повторяет он со всей серьезностью и отвагой юности, все еще сжимая мою руку. – Я клянусь защищать тебя как родную сестру до конца моих дней.
– И я, – говорит Ясень со своего места. Миг спустя ему вторит Дуб.
Я смотрю на Ясеня и вижу, что взор у него сияет острыми гранями драгоценного камня. Дуб улыбается мне
