– Что, если мы сегодня съездим к морю? Хочешь?
Эди отрицательно замотал головой. При этом его пухлые обвисшие щеки болтались, как у сенбернара, а вывалившиеся изо рта кусочки каши разлетались по кухне.
– Тогда я поеду без тебя. Хочу немного подышать свежим воздухом.
– Эди один – это прекрасно.
– Здесь останется бабушка. Она приготовит тебе обед, а вечером я вернусь.
– Эди один – будет прекрасно, – довольно пропел Эди.
Романо с легким сердцем приготовил два panini, которые решил взять с собой на случай, если проголодается. В это время года почти все продуктовые киоски и рестораны на пляже были уже закрыты, но зато и отдыхающие не бродили там толпами.
Через четверть часа Романо уехал. Он никуда не торопился и никого не обгонял, поэтому ему понадобилось почти два часа, чтобы добраться до моря.
В Кастильйоне делла Пискайя он оставил машину на стоянке и пошел пешком через городок к морю. У причала качались на волнах в основном рыбачьи барки. Небольшие лодки были уже подготовлены к зиме; с них сняли подвесные моторы и накрыли их брезентом. Канаты и металлические скобы немногочисленных парусников гремели на ветру, создавая типичный для порта шум.
Романо немного побродил по набережной, спустился по улице к пляжу, повернул направо и медленно пошел по берегу. Через десять минут он разулся и, хотя песок уже был холодным, а вода казалась ледяной, почувствовал себя лучше.
Ему навстречу, держась за руки, шла молодая пара. Они были настолько увлечены друг другом, что не обращали ни на кого внимания. Немного погодя мимо Романо широкими энергичными шагами и почти в два раза быстрее него промаршировала пожилая дама.
Романо хотелось, чтобы с ним кто-нибудь заговорил. Пусть даже для того, чтобы спросить, как пройти куда-нибудь или который час. И ему стало страшно при мысли, что вместе они уже никогда не прогуляются по пляжу.
Он остановился и принялся рисовать большим пальцем ноги дом на песке. Дом Сары. Естественно. Другого ему бы и в голову не пришло. Он уберет обгоревшие руины и там, где стоял когда-то дом, поставит скамью. Железную скамью с двумя именами: Сара и Эльза. Вырубленными в металле навечно. Чуть дальше от воды, на песке помягче, который реже заливало водой, сидела женщина. Ему хотелось заговорить с ней, расспросить о книге, которую она читала, но он постеснялся. Пройдя метров пятьсот, он присел на песок, посмотрел на море и ощутил бесконечную пустоту.
«Что я здесь делаю? – спросил он себя. Ответа не было. Он поднялся, стряхнул песок с брюк и чуть не бегом бросился обратно. Он бежал вдоль пляжа, вверх по деревенской улице и наконец, полностью выбившись из сил, завел машину.
92
Воздух здесь был совсем другим, свежее, холоднее и мягче, чем в Крете. Впервые он заметил, как много в Вальдарно лесов. Но слабое чувство родины сразу же исчезло, когда его обогнал пустой грузовик для перевозки скота.
Возле кафе «Del Grillo» [115] грузовик остановился. Прямо посреди дороги. Водитель сначала поговорил по телефону и только потом поставил машину на стоянку. Романо тоже остановился и пошел за водителем в бар. Бесчисленное количество раз он собирался выпить здесь кофе, но этого как-то не случалось.
Бар был залит голубоватым светом. Водитель грузовика выпил кофе и съел два круассана. У Романо аппетита не было. Он стоял, облокотившись на стеклянный холодильник с самыми разными сортами мороженого, и уже второй раз за этот день думал, что он здесь, собственно, делает.
Когда хозяин кафе обратился к нему, он растерянно заказал только кофе, хотя его желудок был пустым и он даже боялся первого обжигающего глотка. Правда, у него в машине было два панини. Но они лежали сзади и настолько засохли, что их края уже начали заворачиваться.
Хозяин придвинул к нему кофе через прилавок. Романо выпил его одним глотком, положил рядом с чашкой деньги и, прежде чем выйти из бара, сказал водителю скотовоза: «Счастливого пути».
Он шел к машине, и ему вдруг стало ясно, что вот таким и будет остаток его жизни. Работа в траттории, раз в неделю покупки в Монтеварки и унылый кофе в баре.
У него не было ни малейшего желания жить этой жизнью.
За огромным, но все еще пустующим рестораном он не свернул на короткую дорогу к Монтефиере, а поехал по главной дальше, по направлению к Амбре. «Il Panificio» [116] была открыта только до обеда, и он купил буханку белого хлеба в продуктовом магазине. Только позже ему пришла в голову мысль что она, собственно, и не нужна. У него аппетита не было а Сара и Эльза мертвы. Тереза и Энцо покупали хлеб прямо с машины пекаря, который дважды в неделю утром приезжал в Монтефиеру.
В Дуддове, прямо за каштаном, ему не уступил дорогу какой-то крестьянин, выскочивший на зеленом «фиате» из боковой улицы. Романо резко затормозил и рванул руль в сторону, а потом, качая головой, поехал дальше. Этот человек все равно никогда не поймет, что такого он сделал неправильно. Потом он увидел, что доктор дома. Его странным образом утешило то, что ее машина стояла перед дверью.
Дорога через лес была грязной, трудной и заняла более получаса. На перекрестке в направлении Солаты он увидел мертвого барсука. Его шерсть отсвечивала в лучах вечернего солнца. Наверно, он умер недавно. И теперь беспомощно валялся здесь в ожидании, пока кто-то его сожрет или выбросит в канаву на съедение червям.
Романо остановился было, чтобы похоронить барсука, но вспомнил, что у него в машине нет ни лопаты, ни каких-нибудь других инструментов, и поехал дальше.
В Монтефиере он поставил машину на стоянку перед тратторией. Сегодня был выходной, и никто из гостей не будет оспаривать свое постоянное место.
Между тем почти стемнело. На террасе над дверью горела одинокая лампа, скудно освещавшая табличку с надписью «Chiuso» [117].
«Вот это и вся моя жизнь, – подумал Романо. – Этот ресторанчик, а не бар в Каппаноле, в Ареццо и тем более не у моря. Если что в жизни еще и будет, то будет здесь».
– Эди, – позвал он, заходя в квартиру. – Я вернулся!
Но никакой реакции не последовало. Ни одна дверь не открылась, Эди не выбежал и не бросился ему на шею.
Романо распахнул дверь в его комнату.
То, что он увидел, было настолько страшным, что он даже не понял, что это реальность, а не кошмар. Эди с огромным ножом сидел перед кроватью и держал в руке голову кролика, которую только что отрезал. Светло-голубой ковер, постель и его пижама были испачканы кровью. Увидев Романо, Эди засмеялся и поднял кролика, с которого стекала кровь.
– Закат заалел – Титр околел, – сказал он и захихикал.
У Романо в голове все смешалось. Он боялся только одного: как бы в комнату кто не зашел. Например, Тереза, которая уже звала их на ужин. И уж ни в коем случае не комиссар Нери, который задал еще далеко не все вопросы и всегда появлялся без предупреждения.
Романо запер дверь изнутри на ключ, смахнул на пол пару вещей, лежавших на табурете, и сел.
– Закат заалел – Тигр околел, – повторил Эди и захлопал окровавленными ладонями.
Романо молча рассматривал сына, огромную забрызганную кровью гору мяса с кроличьей головой в руке, который сиял от радости и раскачивался, выражая таким образом свой восторг.
– Идем, – сказал Романо и тяжело, словно старик, поднялся. – Идем, похороним Тигра.
Эди сначала встал на четвереньки, потом поднялся. Он выпрямился, и Романо показалось, что рядом с ним Кинг-Конг. Только в руке у него не белая женщина, а отрезанная голова кролика.
– Обуйся и надень куртку. Мы пойдем в лес.
– В лесу могила – холодом все скрыла, – обрадовался Эди и улегся на пол, чтобы достать из-под шкафа сапоги.
Романо поспешно, чтобы Эди не заметил и не оказал сопротивления, стащил с кровати окровавленные простыни.
Через несколько минут они уже были в пути. Карманные фонарики, лопата, кролик и нож были у них с собой.
Эди, подпрыгивая, шел впереди. Точно так же, как и год назад, перед рождественской ночью, когда они с Эльзой хоронили другого Тигра.
93
Он шел за Эди. Ему хотелось идти медленнее, но Эди, сунув себе под пуловер кролика и нож, почти бежал впереди.
Романо старался не отставать от Эди больше чем на два-три метра, и фонарик ему не был нужен. Эди отлично ориентировался в темноте. Казалось, он знает в лесу каждый корень дерева, каждый куст, каждую ветку ежевики, которая могла хлестнуть по лицу.
Романо уже совсем выбился из сил, когда они наконец добрались до развалин какой-то лачуги.
– Здесь, – гордо сказал Эди и указал на куст, перед которым лежал огромный камень.
Романо ни за что не смог бы в одиночку сдвинуть с места этот обломок скалы, но Эди положил кролика на землю и легко отодвинул камень в сторону.
Потом он начал копать.
Романо светил фонариком в яму, которая становилась все больше, и молчал. Он чувствовал, что наступил решающий момент, и удивлялся, насколько все оказалось просто. Он стоял ночью в лесу, а его сын копал яму. Вот и все.
