Мне приходится быть рядом с дочкой куда больше, чем принято на островах, но в этом есть и особая, неожиданная радость.
Когда дети укладываются, я гашу в их комнате свет, оставляя открытой дверь в освещенный коридор, и сажусь на краешек дочкиной кровати.
– Если вы будете лежать тихо, то я расскажу вам, как Рыба-Ветер поспорила с Рыбой-Солнцем…
Они у меня знают много легенд – про Рыбу-Зеркало и её своенравную хозяйку, про хитрого морского конька, пробравшегося в чужую пещеру в пасти у бродяги, и как рыба-глашатай наказала ленивого островодержца, и о девочке, в полярной ночи спасавшей свою рыбу от Королевы льдов…
– Опять ты про свой рыбный отдел, – добродушно и негромко ворчит из кухни муж. – Вон, целая полка сказок! Про Кощея им почитай, про Карлсона какого-нибудь, Конька-Горбунка, Андерсена там… А то, что ни вечер, только хвост да чешуя!
Сын, раскинувшись морской звездой, тихонько сопит носом. Иногда чмокает губами и пытается, как плавником, сгрести в сторону одеяло.
И дочка уже спит, положив пухлую щёку мне на ладонь, обхватив запястье цепкими пальчиками. От тепла её дыхания становится щекотно и спокойно.
– Баю-бай! – говорю я ничего для меня не значащее земное заклинание. – Баю-бай! Спите, мои мальки, я ваша мама-рыба.
Мальчик с саблей
– Как жить, профессор, как теперь жить? – почти закричал пациент. – Когда можно стерпеть, но нельзя смириться?!
И с размаху саданул себя в грудь кулаком. По маленькому кабинету загуляло тугое беззвучное эхо, словно замотанной в тряпьё гирей ударили в глиняный колокол.
– Вы бы поосторожней, – опасливо сказал доктор. – Ненароком повредите себе что-нибудь.
– Не тревожьтесь, ломаться давно уже нечему, – горько ответил пациент. – Там всего лишь старое никчёмное сердце.
Э.Талан, «Пасынки Тополины»
Вторник
Серое китовое брюхо «семьдесят шестого» проплыло над их головами, протянуло за собой рябь раскалённых воздушных струй, накрыло громовым рёвом.
Тайга придержал фуражку обеими руками и вжался спиной в сиденье, а Охрименко резко затормозил, свернул на обочину и, причитая, полез в придорожную канаву за улетевшим беретом.
Пока обогнули взлётную полосу, да пока прошли посты – бельгийский и свой, – транспортный самолет уже заглушил движки и встал под разгрузку. Заворочался на выезде из пожарного ангара обшарпанный бензовоз, зарычали одна раскатистее другой разномастные фуры, выстроившиеся на краю поля. Замельтешили техники, интенданты всех рангов и званий, какие-то бедолаги из «Красного Креста», сомнительные штатские – местная аэропортовая братия…
Но из всей этой суеты взгляд сразу выхватывал искомый объект – единственного прилетевшего пассажира.
– Шо, вон та цаца? – непритворно удивился Охрименко и заложил достойный пикадора вираж, чтобы разминуться со стальными бивнями чадящего, как самовар, погрузчика.
Пассажир и впрямь выделялся на фоне пейзажа, как фотомодель на трамвайной остановке. Он так и не сошел с трапа, задержавшись на нижней ступеньке, и словно с пьедестала оглядывал лётное поле поверх голов. А одет был и вовсе странно. Летний светло-бежевый костюм с иголочки – кстати, совсем еще не по погоде, дурацкая шляпка – хорошо, если не соломенная, позор, да и только! У ног – добротный саквояж телячьей кожи.
Охрименко остановил «уазик» с открытым верхом в тени крыла. Тайга, расправив плечи, зашагал к трапу.
– Вот только честь тут отдавать не вздумайте, – упреждающе сказал гость, ступая навстречу. – Улыбаемся, здороваемся, и вперёд. И так вон пол-Европы повылупилось.
Два сонных фландра, белокурые увальни, кровь с молоком, лениво косились в их сторону со скамейки у глухой стены склада. Прокопченные солнцем грузчики-тополинцы сваливали с полуопущенной рампы брезентовые валики палаток в открытый кузов подъехавшей таратайки. Украдкой поглядывая на приезжего, они то и дело покатывались со смеху.
– Полковник Кривцов. Виктор Маркович, – пассажир первым протянул руку.
Цепкую жилистую узкую ладонь следователя военной прокуратуры.
– Майор Тайга… – и, с непривычки через силу, – Роман Егорович. Ещё багаж будет?
Кривцов отрицательно мотнул головой и направился к машине. Охрименко уже вытянулся по струнке перед водительской дверцей, надул грудь колесом, намереваясь продемонстрировать командный голос, но Тайга так строго зыркнул, что лейтенант сдулся, как проколотый мячик, без хлопка, и только широко раскинул руки:
– Ласкаво просимо!
Кривцов не сдержал улыбки, а Тайга почувствовал, как румянец заливает щёки.
– Лейтенант Охрименко, – негромко пояснил он гостю, исподтишка показывая шофёру кулак. – Инженер-механик. Сегодня за водителя – и за культмассовый сектор заодно. Вперёд, назад сядете, товарищ полковник?
– Виктор Маркович, – повторил гость и без подготовки, с места, запрыгнул через борт на заднее сиденье. – Как тут с границей? Таможней? Волынки не будет?
– Всё оговорено, – Тайга и Охрименко синхронно захлопнули дверцы, и «уазик» тронулся с места. – Отштампуем вас как штатского, на пассажирском терминале. Пройдёте через зал, а на выходе мы вас снова встретим.
Кривцов никак не отреагировал. Откинулся назад, жмурясь, подставил лицо солнцу и длинным костлявым носом втянул дурманящий весенний средиземноморский воздух.
* * *
Сначала на юг, потом на восток, и всё по горам, с серпантина на серпантин, через узкие неосвещенные тоннели, по рассыпающимся виадукам, вдоль клокочущих горных речушек, под ажурными арками переплетенных ветвей, мимо одиноких хуторов, сквозь пыльные и пустынные городки, – и выцветшие тополинские лидеры смотрят вслед с предвыборных плакатов десятилетней давности…
В ста километрах от столицы асфальтовая дорога приказала долго жить. Охрименко выписывал «уазиком» затейливые кривые, костеря местных автодорожников, всеобщую разруху и международное вмешательство.
– Та это же балаган, а не миротворческие силы, товарищ полковник! – отсутствие на госте формы явно способствовало словоохотливости лейтенанта. – Чехи прислали горных стрелков, англичане – военную полицию, французы – вообще морпехов. Плюс польские егеря и итальянские карабинеры-парашютисты. Цирк на выезде! Порезали страну на лоскутки – типа, под контроль взяли? Курам на смех!
Затяжной извилистый подъем, наконец, закончился, и за очередным поворотом открылся вид на круглую чашеобразную долину.
Кривцов цокнул языком.
– Остановить, товарищ полковник? – обернулся Охрименко.
– Не затруднит?
Большая часть территории Тополины скрывалась под густыми лиственными лесами, но в пологом блюдце котловины деревьев почти не росло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
