Генрих вышел с ним в другую комнату и тревожно спросил:
– В чем дело?
– Ваше высочество, вам необходимо сейчас же отправиться к Фаринетте. Дочь Рене хочет сделать вам какое-то важное сообщение.
– А какое именно? Она не сказала тебе?
– Да я и не видел ее: ко мне только что пришел нищий с паперти церкви Святого Евстафия и сказал: "Я пришел от Фаринетты. Дочь парфюмера хочет сейчас же видеть принца. Она сообщит ему очень важные вещи. Паола говорит, что терять времени нельзя, так как она уже давно добивается, чтобы дать знать принцу, но под рукой не было никого, кого можно было бы послать".
– И ты думаешь, что мне следует пойти? – спросил Генрих.
– Непременно, ваше высочество. Теперь она поняла наконец, что с ней не шутят и что, случись с кем-нибудь что-нибудь дурное, несдобровать и ей. Поэтому она, очевидно, решила выдать своего отца и разоблачить какое-нибудь преступление!
– Ты прав, я сейчас пойду к ней.
– Прикажете обождать вас? – спросил Маликан. Генрих утвердительно кивнул головой и отправился в будуар матери.
Войдя туда, он сказал:
– Государыня, я должен уйти на несколько минут по важному делу. Я встречусь с вами в Лувре.
– Хорошо, Анри, иди! – ответила королева. Принц ушел с Маликаном.
***
Сейчас же вслед за их уходом к Босежуру подъехала принцесса Маргарита. Она застала королеву Жанну почти совершенно готовой.
– Добрый вечер, милая принцесса! – сказала королева, целуя Маргариту в лоб.- Как здоровье вашей матушки, королевы Екатерины?
– Отлично, ваше величество! Королева ожидает вас в большом зале Лувра.
– Вы видите, что я уже совсем готова. Мне остается только надеть перчатки.
Сказав это, наваррская королева достала из комода ящичек, купленный утром у Пьетро Довери.
– Какая прелестная работа! – сказала Маргарита, рассматривая дивную резьбу и инкрустацию ящичка.
Королева взяла из ящика первую пару перчаток.
– Позволите мне надеть их вам, государыня? – спросила Маргарита.
– Охотно, милая невестушка!
Королева протянула левую руку, и принцесса с неподражаемой ловкостью принялась надевать перчатку. Королева улыбалась ловкости грациозной, милой девушки. Но в тот момент, когда перчатка была уже совсем надета, Жанна д'Альбрэ слегка вскрикнула.
– Что случилось? – испуганно спросила Маргарита.
– Ничего, не беспокойтесь, милая,- с улыбкой ответила королева Жанна.- Меня что-то укололо, но, вероятно, это мне просто показалось.
– Позвольте мне снять перчатку и осмотреть ее! – сказала Маргарита.
– О нет, не надо! Вы так старательно надевали ее, а мы будем теперь снимать! Да к тому же я не чувствую никакой боли! – и она обратилась к Миетте: – Предупреди мою свиту, крошка, что я готова! – Затем она протянула Маргарите руку, на которую была надета отравленная перчатка, и сказала:- Пойдемте, невестушка! Эту ночь я хочу танцевать так, словно опять наступила пора моей молодости!
***
Тем временем принц Генрих поднимался по лестнице на чердак Фаринетты. Увидав его, Паола с радостью воскликнула:
– Слава Богу! Это его высочество! О, пощадите меня, принц.
– Паола! – сказал Генрих.- Вы предали меня и Ноэ и этим заслужили свою участь! Но не беспокойтесь: до тех пор пока ваш отец не замыслит нового злодеяния, с вами не случится ничего дурного.
– Но я ужасно боюсь, что отец уже замыслил это дурное! – с отчаянием крикнула Паола.- А я-то… разве я чем виновата?
– Что такое? – вздрогнув, спросил Генрих.- Что же замыслил ваш отец?
– Он задумал отравить кого-то!
– Кого?
– Я не знаю. Сейчас я сообщу вам все, что мне известно об этом. Вчера утром отец послал Годольфина в Лувр к королеве Екатерине. Годольфин принес оттуда очень хорошенький ящичек с перчатками. Отец взял первую пару – она была светло-желтого цвета – и… отравил перчатки!
– Каков был с виду этот ящичек? – крикнул Генрих, чувствуя, как у него на голове зашевелились волосы: ведь король подарил его матери хорошенький ящик с перчатками!
– Ящик был из черного дерева с инкрустацией из слоновой кости и перламутра. По углам у него были…
Но принц не стал дослушивать конец описания: уже по началу он видел, что это был тот самый ящик, который был подарен его матери Карлом IX, и стремительно повернулся к двери.
Он хотел бежать во дворец, но Фаринетта остановила его вопросом:
– Вы ничего не прикажете мне, принц?
– Да, прикажу! – крикнул принц, объятый приступом бешенства.- Слушай, ты, дочь Рене-отравителя! Если я успею прийти вовремя, чтобы помешать умереть моей матери, которую задумал отравить твой отец, то я пощажу тебя. Но если теперь уже слишком поздно… О, тогда ты будешь отдана во власть Фариетты! Помни,- обратился он к последней,- если через два часа Маликан не вернется, она – твоя!
Сказав это, Генрих бросился, словно безумный, бежать в Лувр, приказав в то же время Маликану бежать в Босежур на тот случай, если королева Жанна еще не успела выехать на бал.
Генрих стрелой пронесся мимо часовых, в несколько прыжков взобрался по большей лестнице и вбежал в зал. Перед ним стеной стояла густая толпа придворных. Слышались какой-то испуганный шепот, какие-то заглушенные восклицания, кто-то тихо всхлипывал. Генрих силой растолкал придворных и выбежал на середину, где его глазам представилась страшная картина. Королева Жанна без чувств лежала на руках Карла IX и принцессы Маргариты.В нескольких шагах от них стояла королева Екатерина. Она была неподвижна и бледна, как статуя; только ее черные недобрые глаза горели плохо сдерживаемым, заметным торжеством.
Генрих отчаянно вскрикнул:
– Поздно! Моя мать отравлена!
Он подбежал к матери и сорвал одну за другой перчатки с ее рук.
На левой руке наваррской королевы виднелась запекшаяся капелька крови…
XXIII
Еще четверть часа тому назад королева Жанна, очаровательно улыбаясь, входила в большой луврский зал. Король Карл IX подал ей руку; королева Екатерина взяла руку Маргариты и шла за ними следом.
В тот момент, когда король хотел начинать танец, королева Жанна вдруг остановилась и судорожно схватилась за сердце.
– Что с вами? – спросил Карл IX.
– У меня какое-то странное ощущение,- ответила Жанна д'Альбрэ.- Сердце усиленно бьется, и в голове все кружится… Я нездорова…
Она покачнулась. Король и подбежавшая к ним принцесса Маргарита подхватили ее. Один из пажей кинулся за доктором Мироном.
Именно в этот момент в зал ворвался Генрих Наваррский с криком: "Поздно! Моя мать отравлена!"
И тогда одно имя зашептали уста всех. Это было имя Рене! Король взглянул на мать и сразу понял все. Он побледнел, нахмурился и приказал:
– Пусть все уйдут отсюда!
Из уст в уста уже бежали слова: "измена", "отравлена", "предательство". Придворные торопливо исполняли приказание короля и выходили из зала.
Только беарнцы, приехавшие вместе с Жанной д'Альбрэ, остались на месте, еще плотнее сдвинувшись вокруг своей королевы.
– Выйдите, господа! – приказал им Генрих.
Тогда они вышли: нужен был приказ их государя, никому другому они не хотели повиноваться!
Теперь вокруг бесчувственной Жанны д'Альбрэ остались лишь король, королева-мать, принцесса Маргарита, принц Генрих, Крильон и Пибрак.
Пришел Мирон. Он осмотрел оцарапанную руку, затем поднял сорванную Генрихом перчатку, осмотрел ее и сказал:
– Ваше величество, видите ли вы эти мелкие осколки стекла, прилипшие к коже перчатки? Стекло приклеено нарочно, чтобы, сделав на коже царапину, ввести через нее тот яд, которым отравлены перчатки! А теперь благоволите обратить внимание на эти мраморные пятна на руке ее величества: это действует яд!
Генрих, стоя на коленях около матери, с отчаянием ломал руки.
– Говори, Мирон, говори! – сказал король.- Скажи нам всю правду!
– Это очень сильно действующий яд,- продолжал Мирон.- Он весьма недавно открыт в Италии – я сужу по описанию его действия, так как мне, как и всем французским врачам, не приходилось иметь с ним дела.
– Но если во Франции еще не знают его, откуда он взялся? – крикнул король.
– На это может ответить только один человек, ваше величество, а именно тот, который вечно возится с ядами! – ответил врач.
– Ну, уж это слишком! – недовольно заметила королева Екатерина.- Рене готовы обвинять решительно во всем! Ведь, кажется…
– Потрудитесь замолчать! – перебил ее король, сверкнув глазами.- На этот раз я уж докопаюсь до истины!
– Яд действует очень быстро,- продолжал Мирон,- и противоядия против него у меня нет. Но у отравителя оно должно быть…
Генрих вскочил и закричал:
– Где Рене?
Он забыл, что Крильон арестовал Флорентийца. Но герцога Крильона уже не было в комнате: при первых словах Мирона он выбежал из зала, вскочил на первую попавшуюся лошадь и помчался к своему дому.
