Спенс усмехнулся, его грудь горделиво выпятилась в неоновом мерцании, как суфле шеф-повара Дункана перед катастрофой.
Она, скорее всего, оторвала отца или от древней пишущей машинки «Смит-Корона», или от матери. В любом случае предок не обрадовался.
– О чем ты, Мег?
– Ты не поверишь, – поток восторгов не иссякал. – При всей своей занятости, он сегодня преподал мне урок гольфа.
Раздражение сменилось озабоченностью:
– У тебя там какие-то неприятности?
– Ничего подобного. Гольф – великолепнейшая игра. Но ты ведь и сам знаешь.
– Требуются веские основания для подобного утверждения.
– Передаю трубку. Вот и он.
Она сунула телефон Спенсу и понадеялась на лучшее.
Спенс немедленно принялся фамильярничать с ее отцом, приправляя критику фильмов сантехническими советами, предложениями использовать его личный самолет и рекомендациями, где Джейку Коранде следует питаться в Лос-Анджелесе. Видимо, родитель воздержался от обидных замечаний, потому что Спенс лучился, когда наконец вернул хозяйке сотовый.
Отец, однако, и близко не был столь счастлив.
– Этот парень – идиот.
– Знала, что ты поразишься. Люблю тебя. – Мег отключилась и показала Спенсу поднятый вверх большой палец. – Папочка обычно не привязывается к новым знакомым так быстро.
Один взгляд на сияющее лицо Спенса подсказал, что эта беседа только усилила его маниакальную тягу к ней. Мужчина схватил ее за руки и подтащил к себе. В этот момент дверь «Раустэбаута» распахнулась, и Тори, вовремя заметившая, что парочка куда-то исчезла, вылетела на помощь.
– Поторопитесь, вы двое. Кенни только что заказал по три порции каждого десерта из меню.
Спенс не сводил хищных глаз с жертвы.
– У нас с Мег другие планы.
– Кекс-вулкан? – отчаянно воскликнула Мег.
– И ароматный персиковый коблер! – откликнулась Тори.
Женщинам совместными усилиями удалось залучить Спенса обратно в забегаловку, но Мег надоело быть заложницей. К счастью, она настояла, что приедет на ужин самостоятельно, и после четырех ломтиков шоколадного кекса-вулкана, поднялась из-за стола.
– День был долгим, а завтра на работу.
Далли вскочил на ноги.
– Провожу тебя до машины.
Кенни сунул пиво Спенсу, не позволив тому продолжить преследование.
– Уверен, мне пришелся бы кстати деловой совет, Спенс, а лучшего, чем ты, консультанта не найти.
Побег удался.
Вчера, вернувшись с работы, Мег обнаружила, что разбитое лобовое стекло драндулета заменено новым. Тед отрицал свою причастность, но очевидно, что это очередное проявление его гипертрофированного чувства ответственности. С того раза Мег больше не сталкивалась со злобным вандализмом, но дело наверняка не закончено. Ее ненавистник не сдастся до тех пор, пока она остается в Уинетте.
Добравшись до нового убежища, Мег увидела Скита, спящего в глубоком кресле. Она на цыпочках прокралась мимо домовладельца в свою спальню. Когда скинула босоножки, окно открылось, и долговязое тело Теда протиснулось в комнату. Маленькие смерчи удовольствия принялись циркулировать внутри. Она строптиво вскинула голову:
– Смотрю, ты рад, что больше не приходится красться и таиться.
– Не хочу болтать со Скитом, и даже ты не выведешь меня из себя этим вечером.
– Санни наконец-то отстала?
– Даже лучше. – Тед победно усмехнулся. – Завтра объявим: Спенс выбрал Уинетт.
Мег улыбнулась в ответ:
– Поздравляю, мистер мэр. – Она обняла триумфатора, затем отстранилась. – Но ты ведь понимаешь, что заключаешь сделку с дьяволом.
– Самолюбие Спенса – вот его слабость. Играя на этом, мы сумеем управлять его действиями.
– Цинично, но верно, – согласилась Мег. – До сих пор не могу поверить, что все те сплетницы сумели удержать язык за зубами.
– Ты о чем?
– Твое временное помрачение рассудка на обеде у матери. Двадцать женщин! Двадцать одна, считая мамочку.
Но градоначальника одолевали более насущные проблемы.
– Я подыскал отличное пиар-агентство. Не успеют чернила высохнуть на земельном контракте, как выйдет пресс-релиз, возводящий Спенса в лидеры экологичного гольфа. Пусть он с самого начала увязнет слишком глубоко, чтобы выкарабкаться.
– Люблю, когда ты откровенничаешь без оглядки на этику.
Пока Мег поддразнивала воплощение чести, ее кольнуло беспокойство, невнятное ощущение какого-то упущения, но она забыла обо всем, принявшись стаскивать с любовника одежду. Он охотно сотрудничал, и вскоре они нагишом устроились на кровати, ветерок из открытого окна овевал горящую кожу.
На сей раз Мег не собиралась упускать бразды правления.
– Закрой глаза, – прошептала она. – Покрепче.
Мужчина повиновался приказу, и она пролизала тропинку к небольшому плотному соску. Замешкалась на некоторое время, потом сунула руку между мускулистыми бедрами. Целуя, обхватила и погладила.
Тяжелые веки медленно приподнялись. Он потянулся к ней, но Мег решительно придавила партнера сверху, не позволив перехватить инициативу. Медленно-медленно она начала принимать возлюбленного в свое тело, не вполне готовое к такому крупному вторжению. Но болезненное растяжение даже подхлестывало ее.
Теперь его глаза полностью открылись. Мег попыталась рывком насадить себя на вздыбленную плоть, но почувствовала, как сильные руки захватили ее бедра, не позволяя опуститься. Высокий лоб избороздили морщины. Она не нуждалась в заботе. Она жаждала неистовой грубости.
Но чрезмерное джентльменство взяло вверх.
Тед изогнулся и припал губами к ее груди. Резким движением бедер сверг с себя торопыгу.
– Не так быстро, – пробормотал он во влажный сосок.
Поторопись! Мег чуть не завопила. Пусть будет стремительно, и неуклюже, и безрассудно, и страстно.
Но ничем подобным партнер не отличался. Он почувствовал ее зажатость и постарался оградить от малейшего дискомфорта, пренебрегая собственным удовлетворением. Раздражая набухшие вершинки, он скользнул рукой между алчущими телами и принялся проделывать свои невероятные фокусы, возбуждая женщину до потери рассудка. Еще одно образцовое соитие на высший балл.
Мег опомнилась первой и выбралась из-под чемпиона. Тигриные глаза были закрыты, и она попыталась обрести уверенность в неровных взлетах и падениях широкой груди, в испарине на гладкой коже. Но, несмотря на растрепанную шевелюру и небольшую припухлость нижней губы – следствие ее неистовости, Мег не могла поверить, что достучалась до любимого, проникла сквозь лаковую оболочку. Только воспоминание об опрометчивом публичном поцелуе убеждало, что она не дура, навоображавшая себе невесть что.
