– Ничего существенного. Кроме того, мне вряд ли позволили бы вступить с ними в контакт. Если бы я даже сумел вызвать кого-нибудь для проведения расследования, вряд ли бы мне или моим друзьям удалось встретить его, когда он приедет сюда.
Мануэль опять не ответил, но его молчание было красноречивее слов.
Он мог по-прежнему оставаться фанатом бейсбола, любить музыку кантри, Эббота и Костелло. Он так же, как раньше, не хуже меня понимал, что такое рок и ограничения, которые накладывает на людей судьба. Он даже мог все так же любить меня. Но он больше не был моим другом. Если он и не спустит курок, целясь в меня, он не станет мешать тому, кто сделает это вместо него.
Мое сердце наполнилось грустью, горло сжала тугая черная тоска.
– В этом участвует все полицейское управление, не так ли? – спросил я.
Улыбка погасла на лице Мануэля, и теперь он выглядел еще более измученным.
Почувствовав в нем не злость, а эту усталость, я понял, что он расскажет мне больше, чем должен бы сказать. Мучимый чувством вины, он не сумеет сохранить все свои секреты.
И я знал почти наверняка, что он расскажет мне о моей матери. Мне до такой степени не хотелось это слышать, что я чуть было не ушел. Чуть было…
– Да, – ответил он, – все полицейское управление.
– И даже ты.
– О, mi amigo, в особенности я.
– Ты тоже заразился этой пакостью, которая вырвалась из Форт-Уиверна?
– Слово «заразиться» в данном случае неуместно.
– Но достаточно близко к сути.
– Это есть у всех в управлении. Только не у меня. Насколько мне известно. Пока еще нет.
– Значит, у них, возможно, не было выбора. Но у тебя-то он есть.
– Я согласился сотрудничать, поскольку из этого может получиться гораздо больше хорошего, нежели плохого.
– Из чего «этого»? Из конца мира?
– Они работают, пытаются исправить то, что случилось.
– Работают там, в Уиверне? Где-то в подземельях?
– Есть и другие места. И если им удастся побороть это… тогда станут возможны замечательные вещи.
Мануэль перевел взгляд с меня на окно сарая.
– Тоби, – догадался я. Глаза Мануэля снова метнулись ко мне. – Эта штука, эта чума, или как там она называется… Ты надеешься на то, что, если им удастся взять ее под свой контроль, они смогут использовать ее для того, чтобы каким-то образом помочь Тоби.
– У тебя в этом деле тоже имеется корыстный интерес, Крис.
Сидевший на крыше сарая филин, словно подозревая всех и каждого в Мунлайт-Бей, потребовал у нас пароль, ухнув пять раз подряд с короткими интервалами.
Я сделал глубокий вдох и сказал:
– Это единственная причина, по которой моя мать согласилась участвовать в биологических разработках, проводившихся с военными целями. Единственная причина. Она надеялась, что из этого может получиться что-нибудь, что поможет вылечить мой ХР.
– И из этого действительно может что-то получиться.
– Это был проект по созданию нового оружия?
– Не осуждай ее, Крис. Только под военный проект можно было получить финансирование в десятки миллиардов долларов. У нее не было бы ни малейшего шанса заниматься этими исследованиями, если бы они были направлены на хорошее дело. Слишком дорого.
Это, без сомнения, было правдой. Огромные деньги, необходимые для того, чтобы попытаться воплотить в жизнь сложнейшую теорию матери, могли быть получены только под разработку нового оружия.
Глициния Джейн Сноу, урожденная Милбери, являлась крупным теоретиком в области генетики. Это означало, что она работала головой, а все остальные ученые – руками. Она не пропадала в лабораториях и не просиживала часами за компьютером. Лабораторией мамы являлась ее голова, и, надо сказать, укомплектована она была превосходно. Мама генерировала идеи, а остальные ученые под ее руководством пытались осуществить их на практике.
Я сказал, что она обладала блестящим умом, но на самом деле ее ум был чем-то большим. Он был выдающимся, уникальным. Мама могла бы работать в любом университете мира. Они все умоляли ее об этом.
Мой отец любил Эшдон, но за мамой поехал бы хоть на край света. Он был способен существовать в любой научной среде.
Мама осталась в Эшдоне из-за меня. Большинство прославленных университетов находятся в больших либо в средних городах. Живя в них, я не испытывал бы особых затруднений днем, но моя ночная жизнь оказалась бы гораздо беднее. В городах светло даже по ночам, а по-настоящему темные уголки большого города не самое подходящее место для молодого человека, который любит путешествовать по ночным улицам на велосипеде.
Мама сузила свою жизнь ради того, чтобы расширить мою. Она замкнула себя в рамках крохотного городка, где никогда не сумела бы реализовать свой неимоверный потенциал, и сделала это ради того, чтобы я смог реализовать свой.
Когда я родился, существовали лишь примитивные способы определения генетической ущербности эмбриона. А если бы тогда, через несколько недель после того, как я был зачат, имелся эффективный способ выявить мой ХР, возможно, мама решила бы, что мне лучше вообще не приходить в этот мир.
Как я люблю этот мир во всей его красоте и странности!
Теперь же, из-за меня, он будет с каждым годом становиться все более странным и, возможно, менее прекрасным.
Если бы не я, мама ни за что не согласилась бы поставить свой ум на службу проекту Уиверна и не вывела бы этих людей на новые пути познания. И тогда мы не пошли бы по дороге, ведущей к обрыву, на краю которого стоим теперь.
Орсон освободил место для Мануэля, и он подошел ближе и заглянул в окно. При виде сына лицо его осветилось. Теперь я окончательно убедился в том, что в его глазах нет злобного хищного огня – одна только безграничная любовь.
– Они стимулировали интеллект животных, – сказал я. – Какое это может иметь военное применение?
– Можешь ли ты представить лучшего шпиона, чем собака, интеллектом равная человеку, которую направили за линию вражеской обороны? Такого разведчика невозможно разоблачить. У собак паспорта не проверяют. Кроме того, такая собака обладает злобой и силой животного – это новый тип солдата. Биологически созданная машина для убийства, умеющая планировать свои действия.
– Я полагал, что ум зависит от размеров мозга.
– Не знаю, – пожал плечами Мануэль. – Я всего лишь легавый, а не ученый.
– Или от количества извилин на его поверхности.
– Видимо, они обнаружили какую-то другую зависимость. Так или иначе, поначалу их работы были вполне успешны. Несколько лет назад был осуществлен проект под кодовым названием «Фрэнсис». Так звали пса, золотого ретривера, интеллект которого в результате экспериментов достиг немыслимого уровня. Ученые из Уиверна бросили все свои силы на то, чтобы развить успех и выкачать из этого максимум новых знаний. Однако в Форт-Уиверне работали не только над стимулированием интеллекта животных. Такие же работы велись с интеллектом человека. Да и вообще там изучали очень многое. Самые разные вещи.
Тоби за окном надел кевларовые рукавицы и аккуратно поставил вазу в ведро, до половины наполненное вермикулитом. Это была следующая ступень процесса остужения.
Стоя рядом с Мануэлем, я повторил его последние слова:
– Разные вещи… Какие же еще?
– Они пытались стимулировать человеческую выносливость, скорость передвижения, продолжительность жизни. Для этого было необходимо отыскать способ не просто передавать генетический материал от одного человека другому, но найти путь такого обмена между живыми существами вообще.
Между живыми существами.
– О боже! – непроизвольно вырвалось у меня.
Тоби взял коробку с гранулированным вермикулитом и стал сыпать его на вазу до тех пор, пока она не оказалась полностью засыпанной. Вермикулит – прекрасный теплоизоляционный материал. В нем ваза будет остывать очень медленно и равномерно.
Я вспомнил, что сказал мне Рузвельт Фрост: собаки, кошки и обезьяны были далеко не единственными подопытными в лабораториях Форт-Уиверна, там делалось кое-что пострашнее.
– Люди, – ошеломленно проговорил я. – Они ставили эксперименты на людях?
– На солдатах, осужденных военным трибуналом, признанных виновными в убийствах и приговоренных к пожизненному заключению. Им был предоставлен выбор: либо гнить за решеткой, либо… принять участие в проекте и, возможно, со временем обрести свободу в качестве вознаграждения.
– Но ведь опыты на людях…
– Вряд ли твоя мама знала об этом. Ей далеко не всегда сообщали, каким образом ее идеи воплощаются в жизнь.
Тоби, должно быть, услышал наши голоса за окном, поскольку снял свои огнеупорные рукавицы, стащил темные защитные очки, щурясь, посмотрел в нашу сторону и помахал нам рукой.
– Все пошло не так, как планировалось, – продолжал Мануэль. – Я не ученый, так что не спрашивай меня, где именно произошел сбой. Но все пошло не просто не так, а вообще наперекосяк. Все буквально взорвалось. Произошло то, чего никто не ожидал: начались непредвиденные изменения. В генетических структурах подопытных животных и заключенных начались нежелательные изменения, которые вышли из-под контроля.
