— Всем известно, что тролли стараются держаться подальше от огня, — парировала Херрена.
По её кивку двое бандитов вытащили мечи и выскользнули из пещеры в темноту.
— Совершенно верно! — в отчаянии завопил Ринсвинд. — Только, видишь ли, данный тролль не может этого сделать.
— Не может?
Херрена засомневалась. Какая-то часть ужаса, звучавшего в голосе волшебника, передалась и ей.
— Да, потому что вы развели костер у него на языке.
И тут пол зашевелился.
Дедуля медленно просыпался от вековой дремоты. Ещё немного — и он не проснулся бы вообще; несколько десятилетий спустя он бы ничего и не почувствовал. Когда тролль стареет и начинает всерьёз задумываться о смысле вселенной, он обычно находит себе тихий уголок, где принимается усиленно философствовать. Спустя какое-то время он напрочь забывает о том, что у него имеются конечности. Постепенно они кристаллизуются по краям, и в конце концов от тролля остается крошечная искорка жизни внутри довольно большого холма из необычной горной породы.
Дедуля не успел зайти так далеко. Он очнулся от обдумывания весьма перспективного направления исследований, связанных с познанием значения истины, и почувствовал в том месте, которое вроде бы некогда было его ртом, вкус горячего пепла.
Он начал сердиться. По нервным путям, состоящим из неоднородного кремния, побежали команды. Глубоко внутри кремнистого тела по специальным линиям разлома плавно заскользили камни. Деревья вырывались с корнем, дерн лопался — это пальцы размером с корабли распрямлялись и впивались в землю. Высоко на скалистом лице два гигантских каменных оползня отметили то место, где поднялись веки. Глаза походили на покрытые коркой опалы.
Ринсвинд, разумеется, не видел всего этого, поскольку его собственные глаза были рассчитаны лишь на дневной свет, зато он заметил, как тёмный холм неторопливо встряхнулся и вдруг начал подниматься, закрывая собой звезды.
Появилось солнце.
Однако его лучи не спешили. Знаменитый свет Плоского мира, который проходит сквозь мощное магическое поле Диска с очень маленькой скоростью, мягко выплеснулся на земли, лежащие вдоль Края, и начал спокойное, бесшумное сражение о отступающими армиями ночи. Он разливался по спящему пейзажу, как расплавленное золото[16], — ясный, чистый и неторопливый.
Херрена не стала колебаться. Не теряя присутствия духа, она подбежала к краю нижней губы дедули и спрыгнула вниз, перекатившись при ударе о землю. Её люди последовали за ней, с руганью приземлившись среди обломков.
Словно пытающийся отжаться толстяк, старый тролль оттолкнулся от земли и поднялся на ноги.
С того места, где лежали пленники, этого было не видно. Они поняли только то, что пол под ними продолжает раскачиваться и вокруг не смолкает страшный шум, по большей части неприятный.
Вимс схватил Ганчию за руку.
— Это в-земле-трясение, — выпалил он. — Давай отсюда сматываться!
— Золото я не брошу, — уперся Ганчия.
— Что?
— Золото. Парень, мы может стать богатыми, как Креозоты!
Возможно, коэффициент умственного развития Вимса равнялся комнатной температуре, но круглого идиота бандит распознавал с первого взгляда. Глаза Ганчии сверкали ярче, чем золото, и он неотрывно смотрел на Вимсово левое ухо.
Вимс в отчаянии оглянулся на Сундук. Тот по-прежнему был завлекающе приоткрыт, хотя от такой тряски крышка его должна была сразу захлопнуться.
— Нам его ни за что не унести, — намекнул Вимс. — Он слишком тяжелый.
— Зато мы спокойно унесем часть его содержимого! — крикнул Ганчия и прыгнул к Сундуку.
Пол снова затрясся.
Крышка захлопнулась. Ганчия исчез.
И чтобы Вимс не подумал, что это была случайность, крышка откинулась опять, всего на секунду, и огромный язык, багровый, как красное дерево, облизнул широкие, белые, как сикаморы, зубы. Потом Сундук закрылся снова.
К величайшему ужасу Вимса, из-под ящика высунулись сотни ножек. Сундук нарочито неторопливо поднялся, заботливо распутал свои конечности и, переступая ими, повернулся к бандиту. Его замочная скважина выглядела как-то особенно зловеще, словно говорила: «Ну, давай. Тебя-то мне и не хватает для полного счастья…»
Вимс попятился и умоляюще взглянул на Двацветка.
— Думаю, с твоей стороны было бы благоразумно развязать нас, — подсказал турист. — На самом деле он достаточно дружелюбен, стоит ему познакомиться с человеком поближе.
Вимс, нервно облизывая губы, вытащил нож. Сундук предупреждающе скрипнул.
Бандит разрезал стягивавшие пленников верёвки и быстро отступил назад.
— Спасибо, — сказал Двацветок.
— По-моему, у меня опять швело шпину, — пожаловался Коэн, которому Бетан помогала подняться на ноги.
— Что будем делать с этим человеком? — спросила девушка.
— Отберем нож, и пушкай катитшя подобру-пождорову, — ответил Коэн. — Правильно?
— Да, господин! Спасибо, господин! — откликнулся Вимс и бросился к выходу из пещеры.
Его силуэт мелькнул на фоне серого предрассветного неба и исчез. Откуда-то снизу донеслось: «А-а-а».
Солнечный свет, словно прибой, с бесшумным рокотом катился по Диску. Там, где магическое поле было немного послабее, языки утра в своём стремительном беге обгоняли день, оставляя позади себя отдельные островки ночи, которые, по мере того как сияющий океан продвигался всё дальше, сжимались и исчезали.
Плато, окружающие Водоворотные равнины, вздымались на пути надвигающегося прилива словно огромный серый корабль.
Заколоть тролля можно, но овладение соответствующей техникой требует практики, а ещё никогда и никому не удавалось попрактиковаться больше, чем один раз. Люди Херрены увидели, как из темноты, подобно обретшим плоть привидениям, выступают тролли. Клинки, ударившись о кремниевую кожу, разлетелись на куски, тишину прорезали один или два коротких, глухих вопля, а потом не осталось ничего, кроме криков, доносящихся из глубины леса, — бандиты старались оставить как можно большее расстояние между собой и карающей землей.
Ринсвинд осторожно высунулся из-за дерева и огляделся. Он остался один. Кусты у него за спиной шелестели — это тролли преследовали удирающую банду.
Он посмотрел наверх.
Высоко над его головой два огромных кристаллических глаза сфокусировались в ненависти ко всему мягкому, хлипкому и, главным образом, теплому. Ринсвинд сжался от ужаса, увидев, как рука размером с дом поднялась, сжалась в кулак и понеслась на него.
День наступил с бесшумным взрывом света. Огромная грозная масса дедули прорезала несущийся мимо световой поток, точно волнолом из тени. Ринсвинд услышал короткий скрежещущий звук.
Наступила тишина.
Прошло какое-то время. Ничего не случилось.
Запели птички. Над глыбой, которая некогда была кулаком дедули, жужжа, пролетел шмель и уселся на кустик тимьяна, росший из-под каменного ногтя.
Внизу что-то заскреблось. Из узкой щели между кулаком и землей, точно змея, выползающая из норы, неуклюже выбрался Ринсвинд.
Он лежал на спине и глядел в небо. Рядом валялся застывший тролль. Тролль ничуточки не изменился, если не считать того, что теперь он окаменел. Зрение опять начало играть с Ринсвиндом шутки. Прошлой ночью он смотрел на трещины в камне и видел, как они превращаются в рот, в глаза. Сейчас он смотрел на огромное лицо, высеченное из утёса, и видел, как его черты, словно по волшебству, становятся обыкновенными пятнами на камне.
— Ого! — произнёс он.
Это ему не очень-то помогло. Он встал, отряхнулся от пыли и осмотрелся. Если не считать шмеля, поблизости абсолютно никого не было.
Немного порыскав вокруг, волшебник обнаружил скалу, которая, если смотреть под определенным углом, была похожа на Берилл.
Ринсвинд чувствовал себя потерянным и одиноким, а дом был так далеко. Он…
У него над головой что-то затрещало, и на землю посыпались обломки камня. Высоко на лице дедули появилась дыра, откуда высунулась задняя часть Сундука, который отчаянно сучил ножками, пытаясь удержаться на скале. Рядом возникла голова Двацветка.
— Эй, там внизу кто-нибудь есть? Кто-нибудь меня слышит?
— Эгей! — крикнул волшебник. — Знаешь, как я рад тебя видеть!
— Не знаю. Как? — спросил Двацветок.
— Что как?
— О боги, отсюда, сверху, такой отличный вид!
Им потребовалось полчаса, чтобы спуститься вниз. К счастью, дедуля был довольно неровным троллем, и на нём имелось множество выступов, за которые можно было уцепиться. Впрочем, его нос мог бы оказаться серьезным препятствием, если бы не раскидистый дуб, торчащий из одной ноздри.
Сундук не стал утруждать себя спуском. Он просто прыгнул и скатился вниз без каких бы то ни было видимых последствий.
