Плечи Двацветка тряслись, лицо побагровело, и он издавал какие-то приглушенные хрюкающие звуки. Херрена свирепо уставилась на него, а потом пристально вгляделась в паромщика.
— Эй, взять его!
Наступило молчание.
— Кого? Паромщика? — наконец спросил один из бандитов.
— Да!
— Зачем?
На лице Херрены отразилось недоумение. Такого, по идее, не должно происходить. Как-то принято, что когда кто-нибудь орет команду вроде «Взять его!» или «Стража!», люди действуют, а не рассиживаются, обсуждая то да сё.
— Затем, что я так сказала! — не смогла придумать она ничего лучше.
Двое бандитов, стоящие рядом с согнутой фигуркой, переглянулись, пожали плечами, спешились и взяли её за плечи. Паромщик был почти вполовину ниже их ростом.
— Вот так? — спросил один.
Двацветок, задыхаясь, ловил ртом воздух.
— А теперь я хочу посмотреть, что скрывается у него под одеждой.
Двое бандитов обменялись взглядами.
— Ну, я не совсем уверен, что… — начал один.
Но так и не договорил, потому что ему в живот, словно поршень, врезался шишковатый локоть. Его сотоварищ недоверчиво посмотрел вниз и получил вторым локтем по почкам.
Боком, по-крабьи прыгая в сторону Херрены, Коэн с руганью и проклятиями пытался выпутать меч из складок своей одежды. Ринсвинд застонал, скрипнул зубами и с силой откинул голову назад. У Вимса вырвался вопль, а Ринсвинд свалился вбок, тяжело шлёпнулся в грязь, быстро вскочил на ноги и оглянулся по сторонам, ища место, где можно было бы спрятаться.
Коэн с криком триумфа вытащил-таки меч и, торжествующе взмахнув им, тяжело ранил бандита, который подбирался к нему сзади.
Херрена спихнула Двацветка с лошади и потянулась к клинку. Попытавшись встать, Двацветок напугал лошадь другого бандита, которая взвилась на дыбы и выбросила своего седока из седла. Ноги бандита запутались в стремени, а голова повисла у самой земли. Ринсвинд воспользовался возможностью изо всех сил пнуть её. Он первым назвал бы себя крысой, но даже крысы дерутся, когда их загоняют в угол.
Рука Вимса опустилась Ринсвинду на плечо, и кулак величиной со средних размеров булыжник врезался ему в голову.
Падая наземь, он услышал, как Херрена совершенно спокойно сказала:
— Убей обоих, а я разберусь со старым болваном.
— Слушаюсь! — откликнулся Вимс и с обнажённым мечом повернулся к Двацветку.
Но замешкался. Наступила секундная тишина, а затем все, включая Херрену, услышали, как Сундук, из которого ручьями льётся вода, с плеском выбирается на берег.
Вимс в ужасе уставился на это зрелище. Меч выпал из его руки, и бандит, повернувшись, кинулся в туман. Сундук одним прыжком перемахнул через Ринсвинда и устремился следом.
Херрена бросилась на Коэна, который ловко отразил её выпад, но тут же крякнул от резкой боли, пронзившей ему руку. Клинки с влажным звоном ударились один о другой, и Херрене пришлось отступить, поскольку Коэн, коварно ударив мечом снизу вверх, едва не выбил оружие из её рук.
Ринсвинд нетвердым шагом подковылял к Двацветку и подергал его за одежду. Безуспешно.
— Пора сматываться, — пробормотал он.
— Вот здорово! — воскликнул Двацветок. — Ты видел, как он…
— Да, да, идём.
— Но я хочу… ты посмотри, какой удар!
Меч вылетел из руки Херрены и, дрожа, вонзился в землю. Коэн удовлетворенно хрюкнул, занес клинок, на мгновение закатил глаза, тихо вскрикнул от боли и застыл на месте.
Херрена озадаченно посмотрела на героя и медленно шагнула в сторону своего меча. Никакой реакции. Тогда героиня схватила клинок, взвесила в руке, посмотрела на Коэна и осторожно двинулась в обход. Его полные страдания глаза обреченно следили за ней.
— У него снова свело спину! — прошептал Двацветок. — Что нам делать?
— Может, попробуем поймать лошадей?
— Так, — сказала Херрена, — не знаю, кто ты и что здесь делаешь, но пойми, в этом нет ничего личного.
Она обеими руками занесла меч.
Неожиданно в тумане что-то шевельнулось, и послышался глухой стук тяжелого куска дерева, ударяющегося о голову. На лице Херрены отразилось замешательство. Героиня ничком рухнула на землю.
Бетан уронила сук, который держала в руках, схватила Коэна за плечи, уперлась коленом в поясницу, деловито дернула на себя и отпустила.
На лица героя промелькнуло выражение блаженства. Он сделал пробный наклон и объявил:
— Вше прошло! Шпина! Прошла!
Двацветок повернулся к Ринсвинду.
— Мой отец рекомендовал ухватиться за притолоку и повисеть, — словоохотливо сообщил он.
Вимс с величайшей осторожностью крался сквозь заросшие кустарником, затянутые туманом деревья. Бледный сырой воздух приглушал все звуки, но Вимс был твердо уверен, что за последние десять минут слушать было нечего. Он медленно-медленно повернулся, потом позволил себе роскошь испустить долгий, прочувствованный вздох и шагнул назад, под прикрытие кустов.
Что-то мягко толкнуло его под коленки. Что-то угловатое.
Он посмотрел вниз. Ему показалось, что ног там явно больше, чем должно быть.
Что-то коротко, резко хлопнуло.
Костёр горел крошечной точкой света на фоне тёмного пейзажа. Луна ещё не взошла, и лишь звезда затаённо сияла на горизонте.
— Она стала круглой, — заметила Бетан. — И похожей на крохотное солнышко. Наверное, с каждым днем она становится всё горячее и горячее.
— Не надо, — сказал Ринсвинд. — Как будто мне больше беспокоиться не о чем.
— Вот чего я не понимаю, — вмешался Коэн, которому в это время массировали спину, — так это как они ваш поймали, што мы ничего не ушлышали. Мы бы вообще ничего не ужнали, ешли бы твой Шундук не начал прыгать вокруг наш.
— И скулить, — вставила Бетан. Все посмотрели на неё. — Ну, он выглядел так, будто скулил, — объяснила она. — Мне кажется, на самом деле он довольно милый.
Четыре пары глаз обратились на Сундук, который сидел по другую сторону костра. Тот поднялся и демонстративно отодвинулся назад, в темноту.
— Его не надо кормить, — сказал Коэн.
— Трудно потерять, — поддержал его Ринсвинд.
— Он преданный, — подсказал Двацветок.
— Вмештительный, — добавил Коэн.
— Но я бы не назвал его милым, — заключил Ринсвинд.
— Вряд ли ты продашь его, — протянул Коэн.
Двацветок покачал головой.
— Он этого не поймёт.
— Да, не поймет. — Коэн выпрямился и закусил губу. — Видишь ли, я ишкал подарок для Бетан. Мы шобираемшя поженитьшя.
— И решили, что вы должны узнать об этом первыми, — сказала Бетан покраснев.
Ринсвинду не удалось поймать взгляд Двацветка.
— Что ж, это очень, э-э…
— Как только нам попадется город с каким-нибудь храмом, — продолжала Бетан. — Я хочу, чтобы всё было как у людей.
— Это очень важно, — серьезно изрек турист. — Будь в мире побольше морали, мы бы не врезались во всякие звёзды.
Пару секунд они обдумывали эту мысль.
— Это надо отпраздновать, — наконец объявил Двацветок. — У меня есть сухари и вода. У тебя ещё осталась вяленая конина?
— О, хорошо, — слабо кивнул Ринсвинд и отозвал Коэна в сторону.
С подстриженной бородой и в тёмную ночь старик спокойно мог сойти за семидесятилетнего.
— Это, э-э, серьезно? — спросил волшебник. — Ты правда собираешься на ней жениться?
— Конечно. А ешть какие-нибудь вожражения?
— Нет, разумеется, нет, но… Ей ведь семнадцать, а тебе, тебя, как бы это сказать, можно отнести к пожилым.
— Хочешь шкажать, пора оштепенитьшя?
Ринсвинд попытался подыскать более верные слова.
— Ты на семьдесят лет её старше, Коэн. Ты уверен, что…
— Жнаешь ли, я уже был женат раньше. Память меня ещё не подводит, — с упрёком заметил Коэн.
— Нет, я имею в виду, ну, я имею в виду физически, суть в том, как насчет, ну, понимаешь, разница в возрасте и всё такое прочее, это ведь вопрос здоровья и…
— А-а, — медленно протянул Коэн. — Понимаю, куда ты клонишь. Трудно будет. Я не рашшматривал это ш такой точки жрения.
— Да, — выпрямляясь, подтвердил волшебник. — Что ж, этого только следовало ожидать.
— Жадал ты мне жадачку, нечего шкажать.
— Надеюсь, я ничего не напортил.
— Нет-нет, — неопределенно отозвался Коэн. — Не ижвиняйшя. Ты был прав, што укажал мне на это.
Он повернулся и посмотрел на Бетан, которая помахала ему рукой, а потом взглянул на свирепо сияющую сквозь туман звезду.
— Опашные шейчаш времена, — в конце концов сказал он.
— Точно.
— Кто жнает, што принешет нам жавтрашний день?
— Только не я.
Коэн похлопал Ринсвинда по плечу.
— Иногда приходитшя ришковать. Не обижайшя, но я думаю, што мы вшё-таки поженимшя, — он снова посмотрел на Бетан и вздохнул. — Будем надеятьшя, што она окажетшя доштаточно крепкой.