Карл Хайнэ, продолжал обвинитель, подходит к Миямото, таща за собой вытравленную сеть — он уже собирался выбирать ее, когда услышал гудки Миямото. Итак, Карл видит, что шхуна «дрейфует», а ее владелец, Миямото, «нуждается в помощи». Обвинитель обратил внимание присяжных на верх цинизма подсудимого — тот воспользовался негласным правилом рыбаков помогать друг другу в беде и понадеялся на добрые чувства Карла, своего бывшего друга. И вот он говорит Карлу, что хотя между ними и не все гладко, но сейчас он попал в затруднительное положение и просит о помощи.
Обвинитель обратился к присяжным, призывая их вообразить следующую картину: добрая душа Карл швартуется ночью, в открытом море. И пока он возится с причальным концом — тут обвинитель отметил, что, по коварному замыслу подсудимого, все происходит по доброй воле, без принуждения, — Миямото прыгает на борт «Сьюзен Мари» и гафелем наносит Карлу удар по голове. И Карл, этот добрый человек, падает, можно сказать, замертво. Рана оказывается смертельной, и он теряет сознание.
Обвинитель предполагает, что Миямото перебросил тело Карла за борт, в темную ночную воду. Вода над Карлом Хайнэ смыкается; затекая в его часы, она останавливает стрелки на отметке 1:47 — времени смерти. Миямото же стоит и смотрит, как тело уходит под воду, не оставляя после себя и следа. Но под спокойной поверхностью воды скрывается довольно сильное течение, сильнее, чем рассчитывал Миямото, оно-то и относит тело в сеть. Карл цепляется за нее пряжкой, да так и остается там, под водой, — свидетельство преступления Миямото, которое потом и обнаруживается. Миямото выдал себя, не приняв во внимание три вещи: тело, гафель и причальный конец.
И вот теперь, говорил Элвин, этот человек сидит перед вами, господа присяжные. Вещественные доказательства представлены, свидетельские показания даны, все доводы и факты изложены — словом, картина ясна. Не осталось больше никаких сомнений; присяжным остается лишь исполнить свой долг.
— Это не какое-нибудь мелкое хулиганство, — напомнил присяжным обвинитель. — Речь идет о тяжком убийстве первой степени. И правосудие должно свершиться. Всмотритесь, господа присяжные, всмотритесь в сидящего перед вами как следует! Посмотрите ему в глаза, взгляните на его лицо и решите, чего требует от вас долг перед согражданами.
Нельс Гудмундсон, человек старый и больной, с трудом поднялся; сидевшие на галерее не могли смотреть на него без жалости. Они уже привыкли к неторопливости адвоката и терпеливо ждали, пока тот откашляется и со свистом высморкается в платок. Все даже чуть подались вперед, ожидая, как он, по обыкновению своему, заложит большие пальцы за ремни подтяжек. Присяжные заметили причудливые и хаотичные движения его левого глаза, на мутной, как из стекла, поверхности которого вспышками отражался свет. На адвоката смотрели; Нельс откашлялся, собираясь произнести свою речь.
Говоря сдержанно и рассудительно, Нельс Гудмундсон изложил факты так, как понял их он. Что Миямото Кабуо пришел к Уле Юргенсену узнать насчет продажи земли. А мистер Юргенсен, в свою очередь, направил его к Карлу Хайнэ. Между Кабуо и Карлом вышел разговор, из которого Кабуо понял, что Карл готов обдумать его предложение. И Кабуо стал ждать. Вечером пятнадцатого сентября обстоятельства сложились таким образом, что Кабуо встретил на отмели Судоходного канала шхуну Карла Хайнэ, попавшего в затруднительное положение. Кабуо сделал все, что мог, чтобы помочь тому, с кем дружил в детстве. Наконец речь зашла о земле, и дело разрешилось полюбовно. После чего Кабуо ушел на своей шхуне и до самого рассвета ловил рыбу А на следующий день его арестовали.
Нельс, обращаясь к присяжным, указал на то, что против подсудимого нет никаких доказательств, говоривших бы за то, что он вышел в море с целью пролить кровь. Со стороны обвинения не прозвучало ничего, что бы свидетельствовало о предумышленном убийстве. Никто из опрошенных свидетелей не располагал сведениями о душевном состоянии Миямото Кабуо в дни, предшествовавшие смерти Карла. Никто не слышал, сидя где-нибудь в таверне, как за соседним столиком Кабуо поносил Карла Хайнэ, грозясь убить того. Не было предъявлено ничего такого, что прямо бы указывало на загодя приобретенное орудие убийства — чек на покупку или что другое. Никто ничего не слышал — ни звонков подсудимого, ни полночных разговоров, в которых тот мог чем-то выдать себя. Не были предъявлены неопровержимые доказательства вины подсудимого. Не было не только их, что, как подчеркнул Нельс, уже само по себе достаточно для оправдания, но, более того, имели место надуманные выводы. И поскольку разумные основания для сомнений в обвинении имеются, подсудимого следует оправдать.
— Обвинитель, господа присяжные, — говорил Нельс, — ожидал, что вы прислушаетесь к его доводам, основанным на предвзятых суждениях. Он предложил вам посмотреть подсудимому в лицо, полагая, что в нем вы увидите врага. Ведь не так давно мы закончили воевать со Страной восходящего солнца, с ее не знающими жалости солдатами, обученными убивать. Все мы помним кадры кинохроник и военных фильмов, ужасы тех лет. И мистер Хукс рассчитывает именно на это. Что вы поддадитесь эмоциям, справедливым разве что десять лет назад, когда шла война. Мистер Хукс рассчитывает, что воспоминания о войне еще свежи в вашей памяти и подсудимый станет для вас частью этой войны. Однако я бы попросил вас, господа присяжные, — обратился к ним Нельс, — не забывать, что Миямото Кабуо в самом деле имеет прямое отношение к этой самой войне. Он сражался в рядах сухопутных войск США, получил немало наград за боевые действия. И если лицо его покажется вам слишком уж бесстрастным, если вы увидите в нем обостренное чувство собственного достоинства, так это оттого, что он, прошедший войну, вернулся домой и столкнулся с таким вот отношением. Он стал жертвой предрассудков, и это в стране, которую он защищал.
— Господа присяжные, — продолжал Нельс, — может быть, и существует такая штука, как судьба. Может, Господь каким-то непостижимым образом на миг отвернулся и допустил, чтобы Миямото Кабуо попал на скамью подсудимых. Какой-то несчастный случай произошел с Карлом Хайнэ, а Миямото Кабуо всего лишь оказался поблизости. Однако случилось то, что случилось: Миямото Кабуо обвинили. И теперь ему остается только надеяться, что, хотя судьба и отвернулась от него, вы, люди, вынесете справедливое решение. Есть в мире вещи, неподвластные нам, но кое-что мы вполне в состоянии изменить. Вы, собравшиеся здесь по доброй воле, ни в коем случае не должны подпасть под влияние мира, где все решает случайность. Пусть слепая судьба, совпадение, случай плетут свой заговор; мы, люди, должны поступать обдуманно. Поэтому ни разрез глаз подсудимого, ни страна, откуда приехали его родители, не должны повлиять на ваше решение. Судите этого человека как рядового американца, по законам, одинаковым для всех граждан. Для того вы сюда и призваны.
— Я уже стар, — говорил Нельс дальше, — не могу ходить быстро, и глаз стал совсем плохой. Мучают головные боли, артрит; в довершение ко всему этой ночью я жутко продрог, ни на секунду не сомкнул глаз и чувствую себя не самым лучшим образом. Так же, как и вы, я жду не дождусь, когда дадут тепло и стихнет этот изматывающий буран. Я бы хотел жить еще долго, хотя рассчитывать на это не приходится — если не умру в ближайшие десять лет, двадцать уж точно не протяну. Так что осталось всего ничего.
— Но к чему это я? — Нельс приблизился к присяжным. — К тому, что как человек, уже достаточно поживший, могу размышлять о жизни и смерти так, как пока не дано вам. Я чувствую себя марсианином, который с изумлением наблюдает за Землей. Наблюдает из поколения в поколение и что же видит? Людские пороки. Все те же пресловутые людские пороки. Мы ненавидим друг друга, мы становимся жертвами нелепых страхов. История человечества идет своим ходом, и все в ней повторяется без изменений. Однако я отвлекся, прошу прощения. Итак, я лишь хотел сказать, что в таком мире, как наш, полагаться можно только на себя. Каждый из вас, независимо друг от друга, должен принять решение. Умножите ли вы то равнодушие, что вечно противостоит справедливости? Или бросите ему вызов, проявив истинную гуманность? Во имя Господа, во имя всего человечества исполните свой долг. Оправдайте подсудимого, отпустите к жене, детям. Сделайте то, что вы должны сделать, освободите его.
Судья Филдинг, восседавший на возвышении, посмотрел сверху вниз. Он все так же производил впечатление человека изнуренного, только что разбуженного и сидевшего с прикрытыми глазами. Все утро судье не давали покоя мысли о том, что он не справился со своими обязанностями и судебный процесс проходил не так, как должен был. Судья предъявлял к себе высокие профессиональные требования, был честным и принципиальным, твердо придерживаясь буквы закона; его сонный вид этому ничуть не мешал. Он впервые вел дело по обвинению в тяжком убийстве первой степени и чувствовал себя неуверенно: если присяжные вынесут обвинительный приговор, ему одному придется решать судьбу подсудимого, которому грозило повешение.
