крайней мере так я поняла из подслушанных разговоров врачей. Однако гипс снимать не стали и сидеть пока не разрешили. Зато руку с вывихом размотали. Я подвигала кистью, опасаясь неприятных ощущений, но ничего не почувствовала. Она слегка онемела и опухла, но боли больше не было…
Через некоторое время меня опять отправили в футуристическую комнату для повторного обследования на томографе. И я сделала вывод, что на этот раз они собирались просканировать не только мозг, но и вообще всё тело, чтобы подтвердить или опровергнуть неожиданные результаты рентгена. Меня тут же охватила паника, что вспышки с ужасными картинами повторятся снова. Однако медсестра ввела мне какое-то лекарство, и буквально через минуту я почувствовала спокойствие и лёгкость. В результате процедура сканирования, которая в этот раз заняла гораздо больше времени, пролетела на одном дыхании. Я то дремала, то просыпалась, то просто лежала и считала секунды, не испытывая никакого дискомфорта. Затем меня сонную отвезли обратно в палату и оставили там до конца действия лекарства, где-то на пару часов.
Периодически я выныривала из полудрёмы, чтобы обнаружить то медсестру, зашедшую поменять капельницу, то врача, с довольным лицом сообщившего мне результаты. Я плохо запомнила все заумные медицинские термины, которыми он сыпал, но суть вроде бы уловила — мой организм восстанавливался гораздо быстрее, чем у большинства людей, поэтому сегодня меня должны были перевести в обычную палату.
Свой переезд я практически не запомнила. Память зафиксировала, как меня отключили от приборов, переложили на каталку, а потом принялись моей головой расталкивать двери в коридоре.
Окончательно очнулась я уже в другой палате.
Я лежала на кровати без железных бортов, зато с какой-то палкой, начинавшейся у изголовья и заканчивавшейся на уровне лица пластмассовым треугольником. Видимо, чтобы удобнее было вставать. Вместо простыни меня накрывало одеяло в застиранном, но чистеньком пододеяльнике, а сверху него лежала сложенная больничная рубашка с жуткими неоново-рыжими ромашками. Но я обрадовалась ей больше, чем абсолютно голому телу, тем более в присутствии посторонних.
Кроме меня в палате находилось ещё пять женщин, у которых были загипсованы различные части тела, и трое посетителей, кормивших своих друзей или родственников йогуртами, соками и фруктами. Монотонный гул их голосов почему-то раздражал. Наверное, потому что меня никто не подкармливал. Здесь уже не пахло лекарствами и хлоркой — в воздухе витал запах еды, словно я лежала не в больнице, а посреди столовой. Слышались кислые ноты мандаринов, сладко-пряные ароматы копченой колбасы и тяжёлые, жирные аккорды жареной курицы, которую с аппетитом уплетала женщина с забинтованной головой.
Только теперь я поняла, насколько проголодалась. От изобилия запахов желудок не выдержал и сдался, громко заурчав. Загипсованной куклой я пролежала в дальнем углу до самого вечера, мучаясь чувством голода и наслаждаясь одиночеством в шумной и людной палате. Никому не было до меня дела, даже врачам и медсёстрам, которые снова куда-то испарились. И хорошо, пристального внимания мне всё равно не хотелось.
Но, конечно, я лукавила — если бы рядом оказался Ваня, я бы безумно ему обрадовалась. Только в тот день он не появился.
Я терпеливо дождалась вечера, стараясь вообще не подавать признаков жизни и только глотая слюни, когда в палате раздавался хруст яблока или снова и снова слышался запах мандаринов. А потом мои молитвы, наконец, были услышаны. По коридору прошла женщина, толкая перед собой громыхавшую тележку и громким, скрипучим голосом сообщая, что пришло время ужина. Все, кто мог передвигаться, побрели к ней за порцией еды, а оставшимся помогли и поставили тарелки на прикроватные тумбочки. В их числе оказалась и я. Кормили скромно, но вполне сытно. За несколько секунд я умяла тарелку картофельного пюре, политого соусом с запахом мяса, и запила стаканом компота. А сладкий пирожок мне не достался, поскольку ещё не был положен.
И только после всего этого я сообразила, что на моей тумбочке стояла всё та же ваза из реанимации.
Странно, но ни один человек, кроме Вани, не обратил на неё никакого внимания. А теперь вазу вообще перевезли вместе со мной, хотя кому и зачем это понадобилось, я не понимала. Наверное, я не ошиблась, и в ней действительно находился Дух, а Елиазар смог сделать так, чтобы больше никто его не замечал. Такие выводы казались немыслимыми и фантастичными, но другого объяснения я найти не могла. В результате я решила не забивать себе голову лишними размышлениями и просто забыла о стеклянной мелочи.
Сытая, довольная и счастливая, я, наконец, смогла расслабиться и, отвернувшись ото всех, принялась наблюдать за низкими серыми облаками, плывущими по маленькому клочку неба, видимому с моей койки. Хорошо, что рядом находилось окно, ведь на неопределённое время оно станет моей единственной связью с внешним миром.
Вскоре соседки тоже закончили ужинать и затрещали, словно сороки, обсуждая вкус картошки и отсутствие мяса. Многие остались недовольны, а я лишь усмехнулась, ведь это был мой лучший ужин за последние несколько дней, потому что он был единственным. Пару раз они спросили меня о какой-то ерунде, пытаясь вовлечь в разговор и узнать, кем я была и как сюда попала. Но я отвечала лишь общими фразами. Болтать совершенно не хотелось, а тем более рассказывать незнакомым девицам о своей жизни. Меня обозвали партизанкой и в конце концов оставили в покое. После этого разговор переключился на новую коллекцию туфель в модном магазине, и каждая посчитала своим логом сообщить, что обязательно сходит туда, как только выпишется из больницы. Затем они начали обсуждать платья, потом купальники, а дальше разговор зашёл об отдыхе. И где-то на описании вечеринки возле бассейна в отеле Турции я заснула.
Утром следующего дня ко мне, наконец, приехал Ваня, притащив огромную сумку, словно Дед Мороз мешок с подарками. Из неё он извлёк пижаму, халат, спортивный костюм, полотенце, шлёпки, кучу влажных салфеток и предметов гигиены, расческу для волос и даже маленькую косметичку, в которую собрал необходимые, по его мужскому мнению, для женщины вещи. Кроме того, на дне нашёлся пакет с такими желанными мандаринами, йогуртами, соком и шарлоткой, которую испекла его мама. Далее сумку покинул Ванин планшетный компьютер, наушники и флэшка с фильмами. Я не посмела вернуть технику обратно, хотя смотреть глупые фильмы не тянуло совершенно. Промолчала, ведь даже надеяться не могла, что мне на голову свалится столько подарков и счастье в виде Ваниного внимания. Он оказался выше эмоций, и я была бесконечно благодарна ему за помощь, поскольку больше ни от кого помощи не ждала.
После того как его сумка
