Кое-кто ворчал, обнаружив, что в выданных костюмером башмаках на толстенной платформе смахивает на эстрадную звезду начала восьмидесятых или греческого трагика на котурнах, но костюмер был столь же неумолим, сколь и безответен: так решил Политик, а его решения пересмотру не подлежали. Идентичность габаритов служила дополнительной гарантией анонимности, и даже самые ворчливые из «куклуксклановцев» вынужденно признавали, что сделать низкорослого человека чуточку выше намного проще, чем укоротить высокого.
Из костюмерной ряженые члены теневого правительства через заполненный веселящимися людьми парк проходили к черному входу в здание, около которого их встречал охранник. Предъявив приглашение, «куклуксклановцы» попадали в короткий, скудно освещенный коридорчик, где еще два охранника проверяли их портативным металлодетектором на предмет оружия и записывающей аппаратуры. Это было немного унизительно, но все соглашались с необходимостью такой меры: береженого Бог бережет.
Пропустив очередного «куклуксклановца» в здание, охранник у входа сверился с выданным непосредственным начальником списком. Согласно этому документу, пропустить осталось всего одного человека, после чего дверь надлежало охранять до особого распоряжения, не пропуская через нее никого, независимо от чинов, званий, маскарадных костюмов и наличия приглашений.
Через минуту вместо ожидаемого человека в белом балахоне в поле его зрения появился какой-то тип в темном костюме, из-под которого вместо подобающей случаю рубашки с галстуком выглядывала демократичная черная водолазка. Несмотря на позднее время суток, на переносице у этого человека поблескивали темными стеклами солнцезащитные очки. Охранник решил, что видит либо своего коллегу, который, растяпа этакий, потерял охраняемый объект и теперь силится, пока не поздно, исправить допущенный промах, либо кого-то из гостей — судя по подчеркнуто простецкому наряду, человека небедного и влиятельного, могущего себе позволить такое пренебрежение общепринятыми условностями, как появление на костюмированной великосветской вечеринке в подобном неуставном, противоречащем духу праздника виде.
Охранник внутренне подобрался: если это действительно гость и если он попытается проникнуть в здание, его придется остановить, а спорить с богатыми и влиятельными людьми, особенно когда они хорошенько подвыпили, — дело непростое. Скажи ему словечко поперек, и сразу посыплются угрозы, одна другой страшнее. А то еще, чего доброго, ручонками размахивать начнет, и что тогда — лупить его по башке резиновой дубинкой? Тыкать в него, богатого, влиятельного и так далее, электрошокером?
Незнакомец разом разрешил все его сомнения, вынув из-за лацкана пиджака пистолет с длинным толстым стволом и выстрелив навскидку. Охранник схватился за шею под нижней челюстью, открыл рот, собираясь позвать на помощь, но не позвал, а просто привалился лопатками к стене и сполз по ней на землю. Стрелок ухватил его за шиворот и с деловитой торопливостью транспортирующего дохлую гусеницу рабочего муравья отволок за угол. Оттуда он вернулся со спортивной сумкой — небольшой, но, судя по тому, как натянулась ткань в местах, где к ней были пришиты матерчатые ручки, довольно увесистой.
Убедившись, что его предосудительный, с какой стороны ни глянь, поступок остался незамеченным широкой общественностью, стрелок занял место выбывшего из игры охранника. Сумку он поставил на землю у своих ног и замер как изваяние, держа правую руку за лацканом пиджака.
Вскоре с той стороны, где гремела музыка, метались лучи сценических лазеров, трещали, сыпля разноцветными искрами, петарды и шумели веселые людские голоса, появился человек в белом балахоне и островерхом колпаке с узкими прорезями для глаз. Выпростав из непомерно длинного и широкого рукава холеную белую ладонь, он предъявил липовому охраннику тисненый золотом пригласительный билет.
Охранник внимательно изучил этот документ и, придя, по всей видимости, к выводу, что тот в полном порядке, вежливо сказал гостю:
— Прошу вас.
Он шагнул в сторону и предупредительно открыл дверь, сделав это левой рукой, так как правая не без причин оставалась за лацканом пиджака. Не обратив на эту мелкую деталь внимания, «куклуксклановец» с сановной величавостью переступил порог, оказавшись лицом к лицу еще с двумя охранниками.
— Небольшая формальность, — как жезл регулировщика, выставляя перед собой рамку ручного металлодетектора, сказал один из них и вдруг, нахмурившись, уже другим, резким и требовательным тоном спросил, глядя поверх плеча «куклуксклановца» на дверь: — В чем дело?!
Тот, к кому был обращен этот сердитый вопрос, вынул руку из-за лацкана. Охранникам в коридоре повезло меньше, чем их оставшемуся на улице коллеге: их было двое, что автоматически лишало Глеба Сиверова возможности вложить в ствол пневматического пистолета новый дротик с транквилизатором. Поэтому одетая в тонкую кожаную перчатку рука, протянувшаяся над плечом человека в белом балахоне, сжимала не стреляющий шприцами со снотворным пугач, а проверенный «Стечкин» с длинным вороненым глушителем. Пистолет дважды негромко хлопнул, и охранники почти одновременно упали на выложенный полированным черным мрамором пол.
«Куклуксклановец» не успел даже обернуться и рухнул, как бык под обухом мясника, получив удар по затылку рукояткой пистолета. Глеб вышел наружу за сумкой, вернулся в коридор и первым делом запер за собой дверь, негромко пробормотав: «У нас все дома».
За одной из двух выходящих в короткий коридор дверей — той, что поскромнее, — обнаружилась маленькая аппаратная видеонаблюдения. У пульта никого не было, аппаратура бездействовала: кукловоды стремились во что бы то ни стало, даже в ущерб безопасности, сохранить свою анонимность. Да и кого им было бояться, от кого защищаться? Не от кого, думали они; а вот и неправда, подумал Глеб Сиверов, поочередно втаскивая в аппаратную и сваливая друг на друга загромоздившие коридор тела.
Скользкий мраморный пол существенно облегчил ему работу, и управился он буквально в два счета. Под белым балахоном куклуксклановца обнаружился полный, лысеющий коротышка в смешных ботинках на пятнадцатисантиметровой платформе. Пронаблюдав из кустов гомерическое шествие белых балахонов, Глеб не удивился этой странной детали: если не знать, в чем дело, все участники этого маскарада выглядели абсолютно одинаково, словно это был один и тот же человек, битый час развлекавшийся тем, что выходил из здания через одну дверь и заходил через другую.
Даже несмотря на лежащие на мраморном полу в луже собственной крови трупы, все это отдавало дешевым балаганом, и Глеб уже не впервые подумал, что близящаяся к закономерному финалу затея с теневым правительством представляет собой не что иное, как заговор неудачников. Постоянно держаться в тени, оставаться на вторых ролях, чтобы оттуда, из-за кулис, дергать за ниточки, управляя власть имущими, — в теории все это выглядело вполне правдоподобно и логично. Но в реальной жизни, да еще и в России, не бывает чиновников, способных годами и десятилетиями добровольно, намеренно оставаться на вторых ролях во имя какой-то абстрактной и весьма отдаленной цели, которая то ли будет когда-нибудь достигнута, то ли, что куда вероятнее, является плодом чьего-то больного воображения. Такое многолетнее бессмысленное самоотречение противно если не человеческой природе вообще, то, уж как минимум, природе российского чиновника. Те, кто предпочитает скромность и уединение, не идут на государственную службу, а те, кто попадает в органы государственного управления случайно, либо меняют взгляды на жизнь, либо очень быстро эти органы покидают — вольно или невольно, но покидают, потому что им там не место.
Кукловоды, с которыми Глебу уже довелось иметь дело — Шиханцов и Васильев, — были просто жадными, вороватыми бездарями, различными неправдами вскарабкавшимися по карьерной лестнице намного выше, чем это удалось бы в стране, где людей ценят не за умение правильно выбирать зад, который надлежит лизать, а за деловые качества. Спора нет, Политик-Пермяков и его правая рука Филер, он же генерал ФСО Буров, — люди влиятельные и неглупые. Но и они занимают свои нынешние должности, а не посты президента и премьера, вовсе не потому, что им этого хочется. Хочется им как раз противоположного — вволю, без оглядки на начальство, порулить страной. Хочется прямо-таки до смерти, да вот беда: те, кто стоит у руля, не пускают, потому что им там, у руля, и самим хорошо.
Когда человек в костюме куклуксклановца вошел в обставленный с мрачноватой торжественностью зал, за протянувшимся через все помещение длинным столом для совещаний оставалось всего пять свободных мест. Остальные были заняты абсолютно одинаковыми, неподвижными, как изваяния, безликими фигурами в островерхих колпаках. Перед каждой из этих фигур на столе стояла табличка с надписью: «Завхоз», «Бухгалтер», «Умник», «Прораб», «Фермер», «Электрик», «Шахтер»… Стулья рядом с табличками «Воевода» и «Мент» пустовали по причине, которая Глебу была известна едва ли не лучше, чем остальным присутствующим. Филер тоже пока не занял свое место в уголке, образованном столом для совещаний и письменным столом хозяина, как и сам Политик, не посчитавший нужным обозначить себя табличкой, поскольку и так было ясно, кто усядется в директорское кресло во главе стола.
