Вернувшись в мастерские Эйхе с любовью поглаживал железные бока машин, шутил с рабочими, те грубо огрызались: «Ты сам попробуй на голодное брюхо, тогда небось подгонять не будешь!» Галанин обходил их тесные квартиры, смотрел на голодных детей, на которых кричали злые матери: «Пропасти на вас нет, все хлеба, да хлеба! надоели, глаза бы вас не видали». Провожали начальство на улицу, где Аверьян ждал, сгорбившись от холода на санях, прощаясь женщины просили: «Так значит, будет нам легче, позаботитесь, г. комендант?»
Хмурый Галанин смотрел на голодную толпу, кивал головой: «Не беспокойтесь, я все видел и все понял! И мое слово крепко. Вы старайтесь, а я свое дело сделаю, сегодня же распоряжусь всем членам семьи один и тот же паек. Мало будет сообщите Эйхе, я посмотрю, что мне с вашим голодным царством делать! Ну, Аверьян, подгоните как нужно ваших мировых коней, а то я вас подгоню!» Аверьян погнал вскач.
***
Вернулись домой когда уже смеркалось, отдав распоряжения Киршу относительно рабочих на МТС, Галанин пошел к коменданту Шуберу, накануне только представился ему, а сегодня решил условиться относительно проведения в жизнь нужных мероприятий. Совещание у Шубера было долгое и бурное, хотя участников его было только трое: сам Шубер, Галанин и Шульце. Галанин долго делал доклад по своей записной книжке, где отметил все, что должен был сказать, боялся забыть. Говорил он тихим усталым голосом, часто отвлекался от дела в сторону, когда Шубер вдруг его прерывал, интересуясь положением на фронте, когда, наконец, кончил, закурил и добавил после короткого молчания: «Вот, господа, все что я хотел сказать. Как видите немного! я ведь в районе не был. Был только в Луговом, здесь в городе, где просидел в канцелярии и вот только что вернулся из МТС. Дело плохо, население голодает и совершенно напрасно. Я ознакомился с нашими возможностями и запасы у меня велики. Я могу, без ущерба для нашей армии, город, во всяком случае, кормить хорошо, Луговое и МТС тоже, остальные колхозы и совхозы обойдутся сами! Пока я их сам в ближайшем будущем не увижу. 120 коров реквизированных в городе для армии я вернул их владельцам, считаю эту реквизицию неправильной. Я найду нужных мне коров там, где у меня есть излишки, без того, чтобы брать последнее!»
Комендант Шубер с желтым больным лицом, поморщившись потер больную ногу, его мучал с утра ревматизм и он был не в духе: «Все это прекрасно, и ваш доклад г. Галанин блестящий. Но я, простите меня, не вижу где вы найдете эти излишки? Ведь эта мера г. Губера реквизировать коров, именно здесь, совершенно правильна и необходима. И вы сами, в конце концов, к ней вернетесь. Я понимаю вас: вы человек здесь новый и сердце у вас повидимому доброе, вот вы и поторопились. Но, дорогой мой, нужда нуждой, а армия армией! Армии нужно мясо и мы должны ей дать мясо. Брать там, где можно. Конечно, жаль, очень печально отбирать последних коров, но ведь, где же выход? Укажите мне его! Я его не вижу!»
Галанин криво улыбнулся: «Совершенно верно, мы должны брать там, где можно, а не там где нельзя! Нет никакого смысла озлоблять город, забирая последнее, когда у нас в районе, например, в Париках и в Озерном, после того как скот был поделен между колхозниками, оказались те излишки, которые вы не изволите видеть. Вот посмотрите сюда!» Он вытащил из кармана листок бумаги, Шубер устало махнул рукой: «Знаю… ну, а дальше что? Не думаете ли вы туда ехать и там реквизировать?» — «Конечно».
— «А партизаны? Я вас должен предупредить, г. Галанин, что на мою помощь вы не можете рассчитывать. У меня и без ваших реквизиций большие потери. И потом… я вас совершенно не понимаю. Здесь вам не фронт, где вам помогали наши танки и самолеты и наша артиллерия и вся наша изумительная пехота. Где все было ясно… где тыл и где фронт. Здесь, дорогой мой, вы предоставлены самим себе, нас здесь совсем мало, врагов много и они везде, впереди и сзади! Вы знаете сколько здесь партизан? Конечно не знаете?» — «Приблизительно знаю, я уже успел поговорить с Шаландиным. Ну и что же дальше?»
Шульце, который до сих пор молчал, вмешался в спор: «Что дальше? Вы попадете в засаду, мы потеряем нашего с/хозяйственного коменданта, наших полицейских, солдат и скот, из за вашего безрассудства. Кроме того, позвольте мне вам заметить, что ваше решение вернуть коров населению, я считаю совершенно неправильным, психологической ошибкой. Поверьте мне, моему опыту, ваш жест будет истолкован нашими врагами как слабость с нашей стороны, как будто мы испугались этих свиней. И последствия вашего необдуманного поступка трудно представить. Да, ошибка, печальная непоправимая ошибка!» Шубер брюзжал: «Молоды вы еще, г. Галанин. Молоды и потому легкомысленны. Нет, так не делают. Нужно было сначала хорошо подумать, посоветоваться со старшими, а потом уже решать и, решив, идти до конца, во чтобы то ни стало!»
Галанин потушил папиросу в пепельнице, смотрел на желтое старое лицо Шубера, старался поймать бегающие глаза Шульце и думал о том, что этот человек неприятный и злой, немудренно, что он смог расстрелять всех евреев с их женщинами и детьми, и со своей любовницей Сарой, вслух сухо рассмеялся: «Я вам скажу русскую пословицу, г. Шульце: волков бояться, в лес не ходить! Мы здесь в лесу, и как будто солдаты, к мысли о возможной смерти уже давно должны привыкнуть, потому что мы на войне и на войне полагается стрелять и убивать! То, что я вернул скот, в этом эти свиньи, как вы называете русских, увидят с моей стороны не слабость, а справедливость. Если какой нибудь осел будет думать иначе, раскается. А с вами, г. оберлейтенант, я совершенно согласен, нужно сначала все взвесить, а потом решить, решив идти до конца. Вот я так и делаю, отправлюсь в Парики или Озерное и реквизирую нужный нам скот. Поэтому я прошу вас оказать мне нужное содействие. Мне много от вас не нужно, один взвод полицейских, или солдат. Я думаю отправиться туда десятого, потому что к пятнадцатому я должен сдать коров в Комарово и я их туда пригоню, чего бы мне это не стоило!»
Желтое лицо Шубера стало багровым: «А я вам говорю, что не дам вам ни одного полицейского и ни одного немецкого солдата, отправляйтесь в ваши Парики с вашими агрономами, у вас их больше чем нужно, а моих людей не трогайте. Кстати, я вам должен сказать, что у меня был городской бургомистр и жаловался на ваш произвол. Вы требовали у него каких то объяснений и грозили. Силой заставили его пригнать в комендатуру. А вам должно быть известно, что он подчиняется непосредственно только мне! вы слышите? Мне! Вашего Исаева вы можете убить, если угодно, но моих подчиненных я вас прошу не трогать. Я на вас жаловаться буду. Вы приехали только вчера, а что здесь успели натворить? В городе полная анархия. Я был вынужден усилить караулы. Стадо этих проклятых коров истоптали могилы наших солдат, поломаны кресты. Котова чуть не задавили. Над бургомистром все смеются и не хотят исполнять его приказы. Скоро перестанут подчиняться и мне. Но я вас предупреждаю, г. Галанин, я этого не допущу. Я отвечаю за порядок и спокойствие в городе и районе и не остановлюсь ни перед чем, чтобы восстановить порядок».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
