И агрономы согласились, даже Наташа просилась, но он ее отвел, говорит: «Женщины у нас, немцев, не воюют, они любят и молятся. Стрелять дело мужское, не бойтесь, господа агрономы, и вы, Аверьян, я вас не подведу. Выхода у нас нет! Мне нужны коровы, а город я грабить не намерен. Я думаю, что вы меня поддержите?» И все Галанину кричат, что поддержат, ну и я тоже. Вот что начудесил. Было ведь так хорошо. Спокойно и тихо при Губере, нужно же было ему приехать на мою голову. Что же такое теперь получается? Был Аверьян и нет Аверьяна! А моя Евдокия и дети? Куда же они пойдут, горемычные?»
Капитолина слушала, качала головой, неодобрительно смотрела на улыбающуюся Веру: «Да ты, Аверьян, не падай духом. До одиннадцатого далеко, м. б. еще передумает! Он ведь какой? Сегодня кричит, людей пугает, а смотришь на завтра опять все по старому. Ведь как кричал на Исаева и Иванова! думали все, что конец сделает этим бандитам. А сейчас с ними по старому, шутит, по плечу хлопает… смотреть тошно!»
Аверьян покачал головой: «Нет, все равно поставил ведь на своем. Коров отобрал у тех, у которых больше одной было. Иванов как его не просил, должен был тоже с тремя расстаться. На Луговое уже гонют коров и везут три воза жита и мешок соли и махорки. Завтра повезут. Нет он идет прямо, никуда не сворачивает и бьет в самую точку. Исаева видали? Раньше все сам решал, к нам и не заглядывал, а теперича каждую секунду к Галанину прибегает, разрешения просит. А Бондаренко? Раньше помощник главбуха был, а сейчас заместитель Исаева и попомните мое слово, Галанин его скоро на место Исаева поставит. Нет, вижу комендант этот сурьезный и боя и смерти мне не избежать. Хотя, один выход еще у меня находится. Пошлю ка я к нему мою Евдокию с сиротами, может пожалеет, он детей любит, я видал как он с ними на площади обращался, просто удивительно, не бьет даже. Последняя надежда! не выйдет — значит амба. Погибну! А за что спрашивается? За каких то коров проклятых. Чтоб они передохли все до одной!»
Вечером после ужина Галанин вдруг позвал Веру, которая убрала и помыла посуду и собиралась идти домой: «Вера, идите сюда в столовую, садитесь около меня, я хочу с вами переговорить! Да вы не бойтесь, я вас не съем!» Вера нерешительно села на краешек стула. «Вот в чем дело: вы, наверное, думаете, что я с ума спятил: сижу все время за картой и ее рассматриваю. Хочу вам объяснить: дело в том, что я хочу узнать наш район как свои пять пальцев. Чтобы вот так, закрыть глаза и представить себе все эти Парики, Холмы, совхозы, Озерное. Леса, озера, болота, горки и дороги. Кажется, уже кое каких успехов добился. Закрываю глаза и вижу многое, хотя сам еще нигде не был. Но этого мало. Воображение одно, другое — действительность. Вот поэтому я вас и позвал. Вы здесь выросли, учительствовали, наверное были в районе и не раз, ведь были?»
Вера кивнула головой: «Бывала и часто». — «Ну вот видите? Поэтому вы должны мне помочь. После завтра я еду в Парики реквизировать коров, а вот закрыл глаза и ничего не вижу. Как будто совершенно не знаю района. Верно, лес шумит, кусты в снегу, замерзшее озеро, на берегу избы — все это я представляю, а дальше ничего, просто какая то пустота и мрак, даже страшно. Расскажите мне о районе… как там… какие живут люди? Расскажите мне об Озерном, о вашей реке Сони. Вообще обо всем. Вы не торопитесь?»
Вера искоса посмотрела на Галанина, который сидел с ней рядом, смотрел куда то в угол, как будто что-то там внимательно рассматривал, колебалась: «Я не тороплюсь. Но что я вам могу рассказать? Разве вы поймете? и сумею ли я?» — «Пойму… сумеете. Ну начинайте, не забывайте, что вы моя помощница, помогите же мне!»
И Вера стала рассказывать, Галанин молча ее слушал как ученик учительницу. Да это и был урок, урок географии и одновременно маленький экономический обзор района, пестрящий цифрами, но живой и интересный. Люди и звери, птицы и растения. Искоса она наблюдала за Галаниным и когда заметила, что он зевнул, рассердилась и замолчала: «Я думаю, что довольно, ведь вам я вижу совсем неинтересно!» Галанин горячо протестовал: «Нет, очень интересно. Я внимательно вас слушаю, поразительно! Я никак не думал, что в Сони водятся до сих пор бобры, ей Богу не верится! Но вот вы мне до сих пор ничего не рассказали об Озерном. Скажите, это озеро красивое?» Вера насторожилась, теперь ей стало ясно почему он ее задержал. Он, конечно, хотел от нее узнать подробности о смерти своей любовницы. До сих пор он ни разу с ней о Нине не говорил, но видно, все время о ней думал, ответила неохотно: «Да, очень красивое, синее, много рыбы, окуней. Я там часто бывала, когда Нина была еще девушкой, мы были всегда большими подругами!» — «А? Вы говорите, что много окуней? Это хорошо! Я знаете люблю окуней в сметане. А как там колхозники, хорошие люди или плохие?»
— «Как везде, есть хорошие и есть плохие. Вот например, отец Нины Егоров был очень хороший, работящий колхозник, в своей Нине души не чаял… да и она его любила!»
— «Так, есть хорошие и плохие! как везде. Я слыхал, что там многие ушли в партизаны, к папаше?» — «Да, многие. Сами видите, что натворили здесь ваши немцы… мучили… народ ответил, как и следовало ожидать!»
Галанин испытующе посмотрел на Веру: «Да, натворили, но мучили жителей Озерного не очень. Далеко они отсюда. Староста у них хороший, Станкевич. Насколько я знаю, у них даже ни разу не реквизировали и молоко они тоже не сдают, ничего не сдают, как будто партизаны все перехватывают у бедных. Они ведь живут по соседски. Вот посмотрите на карту, видите: вот Озерное, а вот болота. А в болоте
на одном из островов как Соловей разбойник сидит этот папаша вместе с Красниковым и нас дураков немцев пугает. Да, жаль все это. Скота в Озерном много, даже черезчур. Я прямо удивляюсь, как Станкевич с ним управляется. Ведь, если учесть, что больше половины колхозников ушло в партизаны, то что же получается? Двести с лишним коров на каких нибудь пятьдесят семей. Здесь в городе берем последнее, а там за скотом смотреть некому, разве что партизаны по доброте своей помогают!»
Вера рассмеялась: «А вы попробуйте там реквизировать, покажите свою храбрость, что вы не зря свой крест получили», Галанин тоже смеялся: «Но ведь крест я в самом деле получил зря. Сам не знаю за что. Храбрости там было немного, когда мы от ваших бойцов бегали. Когда нибудь, когда мы с вами поближе сойдемся, я вам расскажу, смеяться будете. Но вы мне дали недурную мысль и я подумаю, может быть со временем и рискну». Вера поднялась чтобы уходить: «Я пойду, у нас сегодня спевка, наверное все уже собрались».
Галанин задумался, потом начал говорить, как будто сам с собой: «Да, спевка, тоже странно. Церковь открыли, поют там бывшие коммунисты, старостой неверующий Иванов, батюшка бывший пастух и никто туда молиться не ходит. Одна тетя Маня. Странный город, странные люди, крысы, гиены, волки, лисицы и пауки». Вера с изумлением его слушала, потом не прощаясь взялась за ручку двери, но Галанин ее опять остановил: «Минутку… я хочу вас спросить одну вещь, вот у меня карта, но не точная, не все указано. Скажите, вы не знаете, где находятся Дубки. Где то здесь по дороге на Парики, там еще горка есть, не могу найти».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
