Визитеры провели у них примерно полчаса; а когда они встали, чтобы попрощаться, мистер Дарси попросил свою сестру присоединиться к нему, чтобы вместе выразить желание видеть мистера и миссис Гардинеров и мисс Беннет у них на обеде еще до того, как они уедут из этих мест. Мисс Дарси с готовностью послушалась своего брата, хотя ее неловкость заставляла думать, что она не привыкла делать приглашения. Миссис Гардинер посмотрела на свою племянницу, желая знать, как та относится к этому приглашению, ибо оно касалось в основном именно ее, но Элизабет в этот момент отвернулась. Решив, однако, что это нарочное избежание ответа является скорее признаком кратковременной растерянности, нежели какого-то неприятия приглашения, и увидев, что ее муж, который любил общество, тоже был совершенно не против это приглашение принять, миссис Гардинер решилась дать согласие и за Элизабет; поэтому встреча была назначена на послезавтра.
Бингли выразил большое удовлетворение тем, что его встреча с Элизабет непременно состоится, потому что он еще хотел многое сказать ей и о многом спросить относительно своих друзей в Гертфордшире. Элизабет, переиначив все это как стремление что-то услышать о ее сестре, тоже была довольна. По этой причине, а также по некоторым другим причинам, она – после отъезда гостей – даже вспоминала эти полчаса с определенным удовольствием для себя, хотя, когда это ощущение медленно прошло, оснований для радости осталось мало. Стремясь как можно скорее остаться в одиночестве и опасаясь расспросов и намеков со стороны своих дяди и тети, Элизабет пробыла с ними достаточно долго только для того, чтобы услышать о том хорошем впечатлении, которое на них произвел мистер Бингли, а потом быстренько пошла переодеваться. Но ей не стоило бояться любознательности мистера и миссис Гардинер; они совсем не хотели принуждать ее к разговору – им и так было ясно, что Элизабет была знакома с мистером Дарси гораздо лучше, чем им до этого казалось; им и так было ясно, что он очень ее любит. Они увидели много интересного, и не увидели ничего, что побудило бы к расспросам.
Теперь о мистере Дарси они просто не могли думать иначе как хорошо, потому что на протяжении их знакомства он вел себя безупречно, им не могла не понравиться его вежливость, и если бы супруги Гардинеры формировали свое впечатление о его характере из собственных чувств и рассказов его экономки, то гертфордширское общество не узнало бы бывшего мистера Дарси. Однако теперь они имели больше оснований доверять экономке, достаточно скоро поняв, что нельзя поспешно отвергать авторитетное мнение служанки, которая знала его еще с четырехлетнего возраста. У их лембтонских знакомых здравого смысла, кажется, не меньше, поэтому их мнение игнорировать также нельзя. А эти знакомые только и могли забросить мистеру Дарси лишь его надменность. Таким, наверное, он и был, а если нет, то это качество ему, скорее всего, приписали жители небольшого базарного городка, в который его семья не имела привычки наведываться. Однако все признавали, что человек он был щедрый и много помогал бедным людям.
Относительно Викхема путешественники быстро узнали, что его здесь не слишком уважали; ибо, хотя об основной причине разрыва с сыном его покровителя представление широкой общественности было ложным, все же общеизвестным фактом было то, что, покинув Дербишир, он оставил после себя много долгов, которые мистер Дарси после за него оплатил.
Что касается Элизабет, в этот вечер она думала о Пемберли больше, чем вечером прошлого дня; и хотя вечер этот показался длинным, его все равно не хватило, чтобы определиться в отношении своих чувств к тому, кто в том имении жил; целых два часа пролежала она, пытаясь эти чувства описать. Ненависти она к нему не чувствовала – тут никаких сомнений не могло быть, нет. Ненависть исчезла уже давно, и с тех пор ей было стыдно за свою антипатию к нему – если это можно было назвать антипатией. Уважение, вызванное убежденностью в наличии у мистера Дарси достойных уважения черт, сначала признавалось неохотно, но потом перестало противоречить ее чувствам. Наоборот – теперь это уважение выросло и превратилась в какое-то более дружеское чувство благодаря его поведению в течение последних двух дней, из-за которого его характер проявился в еще более благоприятном свете. Но, кроме всего этого, кроме уважения и высокой оценки его человеческих качеств, было в душе Элизабет еще одно хорошее чувство, с которым она не могла не считаться. Это была благодарность. Благодарность не только за то, что когда-то он признался в любви, но и за то, что он продолжал любить ее так сильно, что готов был простить ей то капризное раздражение и язвительность, с которыми она ему отказала, и все те несправедливые обвинения, которые этот отказ сопровождали. Он, кто, как она думала, должен избегать ее как злейшего врага, при случайной встрече проявил большое желание поддерживать их знакомство, а теперь без всякой неделикатности в проявлении своих чувств и без каких-либо недоразумений в поведении там, где дело касалось только их двух, всячески пытался понравиться ее друзьям и даже пожелал познакомить ее со своей сестрой. Подобная перемена в человеке с таким сильным чувством гордости вызвала не только большое удивление, но и благодарность, потому что это можно было объяснить лишь любовью, пылкой любовью. Само по себе это чувство заслуживало всяческого поощрения, потому что оно оказывало на Элизабет приятное впечатление, хотя более точную природу последнего определить было непросто. Она уважала его, она высоко ценила его качества, она была ему благодарна, она была заинтересована в его счастье. Ей только надо было выяснить – насколько она хочет, чтобы его счастье зависело от него самого, и насколько это будет способствовать счастью их обоих, если она воспользуется своей властью (а что-то подсказывало, что такую власть она все еще имеет) и позволит ему восстановить свое предложение.
Вечером между тетушкой и племянницей было решено, что такую впечатляющую вежливость со стороны мисс Дарси, которая приехала к ним в тот же день, когда сама она прибыла в Пемберли, – а она успела добраться туда только ко второму завтраку – надо отблагодарить, если удастся, надлежащим проявлением вежливости с их стороны, а значит – нанести в Пемберли ответный визит вежливости на следующее утро. Поэтому они должны были ехать. Элизабет была довольна; но почему – она и сама не знала точно.
Мистер Гардинер покинул их вскоре после завтрака. Накануне снова вспомнили о рыбалке, и поэтому было решено, что в полдень он должен встретиться в Пемберли с нужными людьми.
Раздел XLV
