— Это было умно с твоей стороны, — говорит Мендес, глядя на меня. — Ранить себя, чтобы спасти короля. Когда ты вернулась, я так хотел верить, что ты моя Рен и что ты сама пришла ко мне. Я позволил тебе разгуливать по дворцу в надежде, что ты выведешь нас на шпиона. Но осведомитель Иллана не доверял тебе настолько, чтобы раскрыть себя. Ты всегда была одинока.
Он подходит ко мне, и от каждого шага внутри меня всё скручивается. Я отворачиваю голову в сторону и прикусываю язык.
— Я разочарован, Рен. Мы ещё поработаем над тобой. А сейчас, я хочу узнать, как тебе удалось провести своих дружков во дворец, — он хватает меня за подбородок, впившись пальцами в челюсть.
Я плюю на него, и он отпускает меня, ударив по щеке.
— Ты могла бы вершить великие дела, Рената. Было глупо с моей стороны верить, что ты могла полностью вернуться ко мне. Ты повреждённая оболочка той девочки, что была когда-то. Ты никогда не станешь одной из них, что бы они ни говорили. Они никогда не будут тебе доверять.
— Ты заковал меня, — выдавливаю я.
— А что сделали шепчущие? Ты сама рассказывала мне об их жестокости. И вентари подтвердил твои слова. Похоже, ты просто переходишь из одной тюрьмы в другую. По крайней мере, здесь ты знаешь, что тебя ждёт. Сила. Преданность.
Голос Кастиана врывается в мои мысли: «Шепчущие хорошо научили тебя драться». Не до него сейчас.
— Не делай вид, что тебе не плевать на меня, — бросаю я Мендесу.
Его серые глаза увлажняются, но он часто моргает, сдерживая себя. Он чётко проговаривает каждое своё слово:
— Я защищал тебя, когда ты жила здесь. Ты ни в чём не нуждалась. Помнишь, как ты кричала, когда они забрали тебя у меня? Помнишь, как ты плакала и звала меня?
Мои воспоминания вырываются из Серости, краски заполняют пустоту, и я чувствую, как слёзы жгут мои глаза.
Маленькую девочку, потерявшуюся в лесу, поднимает на руки незнакомая женщина и уносит прочь.
— Пустите! Я не хочу с вами! Папа!
Я была той девочкой.
— Помню.
Его черты смягчаются, он заботливо проводит пальцами по моей щеке. Но серые глаза как айсберги.
— И всё же ты выбрала их. Ты ранила меня в самое сердце, Рената, — его выдержка испаряется, и я подскакиваю на месте, когда он в гневе хлопает по столу. — Ты предала меня! После всего, что я сделал для тебя. Я дал тебе дом, дважды.
Я кручу запястьями, но кандалы слишком надёжные.
— Ты дал дом орудию. Это всё, чем я когда-либо была для…
— И чем, по-твоему, ты была для шепчущих? — он усмехается, убирая растрепавшиеся волосы со своего лица. — Ты родилась орудием, Рената. Скажешь, что шепчущие считали тебя чем-то большим? Скажешь, что ты считала домом любое место, где они решали остановиться на ночь?
Я смотрю в глаза Марго. Думаю о её словах. Что именно я отказывалась от их дружбы. В этом была доля правды, но есть и моя собственная правда. Я не хочу ранить никого больше. Единственное место, которое я считала домом, было рядом с моими родителями. И с Дезом. Только ради этого стоило бороться.
— Отпусти их, — говорю. — Я буду твоим орудием, но отпусти их.
— Как благородно, но я думал, что чётко дал понять, чего я от тебя хочу. Выбирай, кто из них первым умрёт, Лина!
Лина? Всё, что он сказал до этого, вылетает из головы от этого имени. Я сбита с толку. С лица Мендеса сходят все краски, и его кулаки сжимаются, он переводит дыхание, как будто призрака увидел. Он резко отводит взгляд и поворачивается к маленькому деревянному столу у стены, разворачивая кожаный рулон, в котором лежат ножи и щипцы всех форм и размеров. Он выбирает скальпель с зубчатым лезвием. Мендес питает слабость к красивым вещам. Смертельно опасным вещам.
— Давай сюда девчонку, — говорит он стражнице. — Парень сломался слишком быстро.
Эстебан вздрагивает, я вижу, какие усилия он прилагает, чтобы не издать ни звука. Стражница так тихо стояла в углу, что чуть ли не сливалась с мебелью. Она прочищает горло и спрашивает:
— Которую, ваша честь?
— Захарианку с тёмными волосами. Вторая и часа не выдержит, судя по её виду, — он полирует лезвие и опускает его на стол. Берёт другое, с закругленным остриём и поднимает вверх, свет отражается в нём, скользя по комнате.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Возьми меня вместо них, — молю его.
— Оставьте нас, — говорит Мендес стражникам.
— Но, Ваша честь, четверо на одного, — говорит мужчина.
— Они не могут использовать свою проклятую магию на мне, — говорит Мендес, и я задумываюсь, может ли у него быть та же защита, что и у принца Кастиана.
Когда стражники уходят, я осматриваю комнату на возможность побега. Мои руки закованы, что значительно всё усложняет. Если бы только у меня был…
Клинок.
Когда Мендес обращает всё своё внимание на Саиду на длинном деревянном столе, я тянусь к своей голове и вытаскиваю одну из шпилек, всё ещё зарытых в моих волосах. «Спасибо тебе, Лео», — мысленно благодарю его. Я зажимаю шпильку между двумя подушечками пальцев и направляю в замок. Я никогда не была так хороша в освобождении от оков, как Эстебан. Даже сейчас в его распахнутых глазах читается, что он мог бы это сделать гораздо лучше. Марго и Эстебан пытаются вырваться, кричат и гремят цепями, всячески отвлекая внимание Мендеса.
— До вас ещё дойдёт очередь, — говорит тот, указывая ещё одним блестящим ножом на Марго. — Ты сделала из меня глупца и лжеца в глазах короля, Рената. Этот избалованный недоносок-принц только и ждал возможности раздавить меня, и ты её ему предоставила.
Я вспоминаю, как Кастиан солгал ему после танца со мной. Как он что-то выговаривал Мендесу на балу. Гордых людей легко задеть. Это открытая рана, на которую я могу надавить.
— Знаешь, как принц Кастиан называет тебя за спиной? Слабаком, бесполезным мусором, исчерпавшим свои возможности, — лгу я.
Мендес резко поворачивает голову ко мне, и я замираю неподвижно. Кривая улыбка появляется на его лице.
— Я знаю тебя лучше, чем ты сама, Рената. Принц бы никогда не доверился тебе.
— Откуда такая уверенность? Он искал меня. Он хотел потанцевать со мной. Боишься, что тебя сместят? Что ж, тебе стоить бояться большего, когда Кастиан покончит с тобой.
Мендес опускает пальцы на стол с оружием. Он выбирает длинный, тонкий шип и в пару ему маленький молоточек. Моё сердце застревает в горле, не давая дышать.
— Используй лекарство на мне! — молю, как последний довод. — Я знаю, что оно делает. Используй его на мне, и отпусти её.
— Лекарство? Во имя ангелов, Рената, зачем, по-твоему, я уезжал? Лекарство должно быть защищено лучше, чем слабаком-принцем и новобранцами, у которых ещё усы расти не начали. Но если ты так этого хочешь, то уверяю тебя, ты лично его испытаешь.
— Что? — моё сердце падает. Я и не могла найти оружие во дворце. Но надежда ещё есть. Она всегда есть. Мендес не сказал бы мне, куда он ездил, но Нурия выдала его. Оружие находится в Соледаде.
— Ты не единственная мориа, которую я сломал, Рената. Мы теперь знаем, как пройти ваши горы. Скоро всё королевство увидит, как Мемория падёт к его ногам.
Марго и Эстебан вскидывают головы.
Шепчущие живут за горами. Дети, старейшины, все, кто остались.
Мендес вытаскивает повязку изо рта Саиды и опускает вниз.
— Это для твоего же блага, дитя.
— Тебе не нужно этого делать, — говорит Саида, и от грусти в её голосе моё сердце разрывается от боли. — В тебе есть что-то хорошее. Ты не всегда был таким.
«Используй свой дар, Саида», — мысленно приказываю ей. Если только она уже не делает это, но в нём не осталось ни капли доброты, на которой можно было бы сыграть. Но она должна быть. Иначе почему он был так добр ко мне? Ко мне… Не к другим мориа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мендес приставляет шип к её предплечью, поднимая молоток.
— Знаю, ты хочешь так думать, но твоя магия не сработает на мне.
Он бьёт молотком по металлическому шипу, и тот вонзается в руку Саиды. Кровь брызгает на её щеку и его лицо. Её крик пронзает глубины моей души, эхом звучит в голове. Саида, от одной улыбки которой распускались цветы. Саида, чьё прикосновение могло успокоить даже самую беспокойную душу. Соловей шепчущих.
