себя самым лучшим, стоял на вершине мира, и никто ему в подметки не годился! Но ведь масочник… масочник же! Сейчас-то он наверняка понимает, что ему грозит, и осознает свою неправоту».
В раздевалке молодежной команды «Стальные лисы» было так много вещей, что мне на секунду показалось, что я в комиссионном магазине.
— За что?! Что я сделал?! — бурчал Степа как наказанный ребенок.
— Ты еще и спрашиваешь?! — возмущался я. — А я тебе объясню, что ты сделал. Как только стало известно, что тебя хотят пригласить на просмотр в «Лисы», тебе снесло башку, на место которой водрузилась большая такая корона. Хотя это всего лишь сраный просмотр. Дальше ты принялся хвалиться этим налево и направо, разбрасываться фразочками, что хоккейная школа — это помойка, а твои одноклубники — криворукие лузеры. Причем сам-то ты далеко не внебрачный сын Малкина и Овечкина. Не нашего Малкина — другого Малкина. Так ты еще и умудрился поссориться на этой почве со всеми и прогулять несколько тренировок. И ради чего?! Чтобы с молодежкой на льду постоять… в сторонке. Вот увидишь: за тобой пойдут другие… и они будут ничуть не хуже. Не думал ли ты своей пустой башкой, чего ж тебя до сих пор КХЛ-то с руками и ногами не оторвала, раз ты так талантлив?! — агрессировал я, разгуливая по раздевалке. — Как бы там ни было, я пришел сюда в первую очередь из-за тебя, потому что мне больно смотреть, как ты нагло и несправедливо вознес себя до небес. Тьфу! — я частично винил и себя, потому что недооценил первые симптомы звездной болезни. — Где твои вещи?!
— Вон там, — безынициативно указал мне на сумку Кошкарский.
— Переодевайся. Мы уходим.
— Дай мне хотя бы душ принять.
— Нет! Примешь душ в родной хоккейной школе, где «зажигаются звезды»! Понял намек?! Одевайся — минута тебе! Я в коридоре подожду. И не испытывай мое терпение — поторопись! Можешь, конечно, и на помощь позвать, но сто раз подумай, — я сунул руки в карманы и вышел.
Минута пролетела незаметно. Я отвлекся от разглядывания символики «Металлурга» (магнитогорской команды мастеров) и снова заглянул в раздевалку. Кошкарский не сдвинулся с места: сидел на скамейке, смотрел на свой шлем и… плакал. Я ни разу такого не видел, чтобы из глаз сильного, стойкого и мужественного хоккеиста ручьем бежали слезы.
— Какого лешего ты плачешь?!
— Знаешь, Петь, в последнее время я заметил кое-что… Я долго-долго чего-то жду, тщательно этого желаю, готовлюсь к тому, что оно вот-вот наступит, из кожи вон лезу… Но все, чего я жду, когда приходит время, разваливается, перестает быть, — шмыгая носом, говорил Степа. — А вдвойне обидно, когда… когда это случается с заветной мечтой всей жизни… Ты представить себе не можешь, чего я лишился, чтобы пробиться… чтобы играть здесь… чтобы меня заметили… Да откуда тебе знать! Я с детства грезил хоккеем. В моем городе профессиональной хоккейной школы нет. Но горы свернешь, когда чего-то очень сильно хочешь. Так я и оказался в Магнитогорске — за тысячу километров от родины, от дома, семьи, друзей. Я должен был находиться здесь один и выживать, учиться, тренироваться — все ради мечты! Нужно было не ударить в грязь лицом в хоккейной школе — меня приняли вроде бы без проблем, но я тренировался до седьмого пота и потери пульса, чтобы держать планку. Нужно было учиться в этой сраной школе — зубрить алгебру, физику… лишь бы не выперли, а это еще тот ебаный ад! Нужно было одному жить в общаге на копейки, где ты предоставлен самому себе, где никто за тобой не приглядывает и не страхует — нужно жрать, убирать, стирать, гладить, развлекаться как-то, а если чего сломается или испортится, то дыра в бюджете. Каково же мне было смотреть, как тут обхаживают некоторых: на машинах привозят и увозят, экипировку покупают дорогущую… А я все в охапку и пешочком. Порой стены моей комнатушки будто надвигаются и сдавливают меня — мне не хватает отцовского совета, маминой заботы, безграничного оптимизма маленькой сестренки. По телефону с ними не наговоришься — не то это. Но я не отчаивался, терпел — ради них, ради себя… И вот я в двух шагах от настоящей профессиональной команды — моему счастью нет предела… Снесло мне башню знатно, дел наворотил — сам разберусь. Но… я хочу идти дальше, в Молодежку, в Вышку, в Континенталку. Приехать домой героем, ибо я достиг всего, чего хотел, выполнил обещание, которое дал отцу… Хочу обнять маму и сестру, проснуться в родном доме, быть знаменитым, пробиться… не за счет денег, которые я не заработал, а за счет веры и старания, понимаешь? А ты просто приходишь и…
Я молча сел рядом с ним.
— Хм, самое сложное — это долго ждать и в самом конце узнать, что все напрасно. Жизнь диктует множество жестких рамок и препятствий, иначе она не была бы жизнью. Но в ней не бывает непосильных задач — в любой ситуации, что бы ни поставлено на карту, помни, что ты можешь все. К слову, о препятствиях, которые, как ты говоришь, возникают на твоем пути… Да не существует их, как не существует абсолютной тьмы и абсолютной истины. Да, препятствия — это пугающие вещи, которые ты видишь, когда отрываешь взгляд от цели. Жизнь такая штука — привыкай, Кошкарский, не ждать, а идти к своей цели и добиваться ее, несмотря ни на что! — будто цитировал какого-то мудреца я. — Ты этого хотел от меня услышать?! Но опустись уже с небес на землю и послушай. Все мы чем-то жертвуем. Но ты ведь нормальный человек — сам прикинь. Не спорю, что приглашение на тренировку «Лисов» — это признание твоего таланта и перспективности. И наблюдают за многими, не только за тобой. В конечном счете в молодежку из «Металлурга-95» и «Магнитки-95» попадет костяк сильных и достойных игроков. А недальновидное и глупое поведение может сыграть с тобой злую шутку, ибо трудиться и преодолевать проблемы тебе придется вместе с хоккеистами, которых ты оскорбил. И еще не факт, что тебе повезет больше остальных. С ними тебе придется доиграть и здесь. Ты лучше меня знаком с этой системой. Нельзя же кидаться на первое попавшееся. Почему ты так уверен, что ты пригодишься именно здесь? Почему ты так уверен, что магнитогорская молодежка — это предел твоих мечтаний? Всех ведь в одночасье может разнести по разным клубам. Почему же после такого тернистого пути, о котором ты здесь распинаешься, ты так
