— Милорд, — сказал он с ненавистью, — пожалуй, Марии Стюарт нужна победа только над одним человеком, чтобы завоевать Шотландию, и тогда моя задача была бы не слишком трудна.
— А кто же этот человек, маркиз?
— Тот самый, чья прихоть может вызывать и укрощать ярость мятежа.
Джэмс Стюарт был задет за живое. Он считал Боскозеля трусом и не ожидал от него столько меткого замечания, разоблачавшего его интригу.
— Значит, вы объявляете мне открытую войну? — спросил Джэмс.
— Да, милорд, с того момента, когда вы обратите свою волю против королевы.
Стюарт мрачно насупился, уставившись пронзительным взглядом своих серых глаз на смельчака, обвинявшего его в посягательстве на государственную измену.
— Считайте этот момент с настоящего часа! — сказал он. — Для блага королевы я употреблю свое влияние и там, где женская слабость слишком снисходительна к надменному чужеземцу.
— За это слово вы ответите мне, милорд…
— Перед троном, маркиз! — сказал Джэмс Стюарт, поклонился и пошел через двор к замку распорядиться, чтобы богослужение не встретило больше никакой помехи.
VI
Мария преклонила колени перед Господом и со слезами изливала у подножия алтаря тревогу своего сердца. Никогда еще не чувствовала она так сильно бремени королевского ненца, как в ту минуту, когда грубая сила пыталась противиться ей, когда ее подданные поднялись на священнослужителей церкви и даже само появление ее особы не принудило бушевавшую толпу к почтительности. Она очутилась среди еретиков и должна была искать любви народа, который противился ее вере. Насколько иначе принимали ее во Франции!
— Чем должно кончится все это? — спрашивала Мария. — Как я справлюсь с этой грубой толпой?
— Утешайся верой, — увещевал ее священник. — Кто вытерпит здесь, тот будет увенчан на небе. Не унывай, дочь моя, потому что с тобой Господь и Пресвятая Дева. В Писании сказано: «Кто ради Меня несет крест, того Я возвеличу». Имей терпение. Божественный совет озарит этот мрак. Обещай сильным и могущественным свободу веры, если они не станут препятствовать тебе служить Богу по-твоему. Будь ангелом мира, успокой ум и предоставь Господу заботу о благе Его церкви. Ты полна прелести, пускай это милое очарование завоевывает сердца твоих врагов. Терпи, пока не сделаешься сильней, чтобы господствовать, подчиняйся, пока не приобретешь власти повелевать!
Однако слова утешения не могли осушить слезы королевы. Глубоко оскобленная, напуганная и встревоженная за свое будущее, покинула Мария капеллу и направилась к парадному крыльцу замка.
Знатнейшие дворяне ожидали ее в большом зале. Она протянула руку Джэмсу Стюарту.
— Я здесь не королева, — сказала она, — а гонимая, обязанная благодарить за великодушную защиту.
Никогда еще Мария не была прекраснее, чем в эту минуту, ее лицо выражало трогательную беспомощность, а в ее кротких чертах отражался горький упрек вместе с безмолвной жалобой. Взволнованные, растроганные ее словами, пристыженные оскорблением, которому подверглась королева, воодушевленные желанием показать этой женщине, что ее мольба не осталась напрасной, лорды обступили ее и принесли ей клятву верности.
— Клянусь моей жизнью, — воскликнул Стюарт, — я готов прибить к зубцам этого замка голову изменника, который вздумал бы проникнуть в пределы Голируда! Вы должны беспрепятственно совершать ваши богослужения, как и где вам угодно. Только прикажите — и строгий уголовный суд воздаст тем, кто осмелился сегодня нарушить мир в королевском замке!
Мария улыбнулась сквозь слезы. Она читала по всем лицам, что покорила сердца, и этот триумф ее красоты поднял в ней упавшее мужество.
— Милорды и господа, — воскликнула она, — избави меня Бог приветствовать мой народ актом мщения! Я прощаю тем, кто оскорбил меня, и готова верить, что все это проистекло из боязни, что я потребую, чтобы моя вера была господствующей в государстве. Объявите всенародно, что я желаю только мира и согласия, что я предоставляю каждому его веру и далека от намерения возбуждать религиозные распри, но при этом прошу и проповедников учения Кальвина осторожно судить о тех, кто принадлежит к иной церкви.
— Да благословит вас Бог за эти слова! — с жаром подхватили лорды, потому что теперь у них рассеялось последнее опасение. — Если вы уважаете веру шотландцев, то весь народ будет стоять за свою королеву. Да здравствует Мария Стюарт, жемчужина Шотландии!
Дружный клик воодушевления сопровождал Марию, покидавшую зал, и она могла утешить себя, что в этот час завоевала не только преданность своих вассалов, но и сердца своих лордов, то были уже не просто подданные, но поклонники, которые смотрели на нее восторженными глазами и почтительно целовали край ее одежды.
— Наши прелести еще не поблекли в горе и печали! — с улыбкой сказала она Марии Сэйтон, придя к себе в парадную комнату.
— Государыня, — прошептал Джэмс Стюарт, последовавший за ней, — предоставьте сиять вашему очарованию, и вся Шотландия падет к вашим ногам.
— Милорд Джэмс, довольно плохо, что мне приходится сызнова завоевывать ее!
— Ваше величество, вы порвали связи с отечеством и теперь, когда вы снова налаживаете их, вам мешает то, что ваше сердце осталось за морем, а в вашей свите есть лица, желающие стоять к вам ближе ваших верных подданных.
— Вы намекаете на маркиза Боскозеля? Я сделала ему выговор за его вчерашнюю выходку. Слишком большое участие к моей особе мешает ему осознать, что мы уже не во Франции.
— Это напоминание о Франции бросает тень на вашу будущность, Франция принесла нам междоусобную войну, она выказывала нам плохую дружбу в тяжелые времена. Можете ли вы сердиться на нас за то, что мы хотим иметь вас целиком, а не вполовину, что нас оскорбляет, когда эти кавалеры хвастаются, что стоят к вам ближе, чем мы, — да, когда они намекают, что намерены защищать вас против вас же самих?
Мария покраснела.
— Лорд Джэмс, — сказала она, — вы — мой ближайший родственник, и я назначила вас первым слугой моей короны. Кого обвиняете вы в том, что он оскорбил вас?
— Я ни на кого не жалуюсь, — ответил Стюарт, — я только предостерегаю. Если бы мне понадобилось жаловаться, то я бы сам потребовал удовлетворения. Но я не желаю огорчать по пустякам сердце моей королевы.
— Сердце? Милорд Джэмс, моему сердцу ближе те, которые указывают мне средство приобрести любовь Шотландии.
— Неужели это — правда? Государыня, сердце королевы — не то, что сердце женщины…
Мария покраснела сильнее под испытующим взором Стюарта. Она догадалась, куда он метит, и ее гордость была уязвлена. Неужели Боскозель осмелился похвастаться ее благосклонностью?
— Милорд, — возразила она, подняв голову, — сердце женщины я оставила во Франции, на могиле моего супруга. Вам следовало бы знать это и щадить меня. Но я догадываюсь, куда направлено ваше подозрение. Мой секретарь, маркиз Боскозель злоупотребляет моим доверием? Неужели он оскорбил вас?
— Он принял за личную обиду мой выговор. Прикажите, как мне ответить ему. Друга королевы я пощажу, а дерзкого француза проучу охотно.
— Пусть войдет маркиз Боскозель! — приказала Мария, вызвав слугу.
Слуга позвал маркиза.
Боскозель вошел с высоко поднятой головой, но, когда встретил взгляд Марии, кровь застыла в его жилах.
— Маркиз, — сказала королева, — лорд Джэмс — мой первый министр, самый ближайший мой поверенный. Кто хочет служить мне, тот должен повиноваться ему. Я надеюсь, вы избавите меня от печального долга пожертвовать испытанным другом воле моего первого министра.
— Ваше величество… — запинаясь, вымолвил Боскозель. Но королева резко перебила его.
— Маркиз, мне не надо ни объяснений, ни оправданий. Пока я прошу. Подайте лорду руку, а милорд Джэмс пускай сочтет это испрошенным у меня удовлетворением.
— Государыня, я — оскорбленная сторона. Вы требуете слишком многого!
— Маркиз прав, — вмешался Стюарт. — Я употребил выражение, оскорбившее его, по поводу этого выражения, а не по сути дела, я готов просит прощения.
— Ах, — улыбнулась Мария, бросив на Боскозеля почти презрительный взгляд, — лорд Стюарт благороднее вас и действительно предан мне.
Не успела она договорить, как Боскозель бросился к ее ногам и воскликнул:
— Требуйте моей жизни, она принадлежит вам! Что мне сделать, чтобы примириться с лордом Джэмсом, раз вы хотите, чтобы я уступил ему? Лорд Джэмс, если я вас оскорбил, простите меня. Если вы оскорбили меня, простите, что я не принял покорно стыда. Когда Мария Стюарт требует, я превращаюсь в совершенно безвольного слугу.
Стюарт понял, что имеет дело с сумасбродом и что королева не разделяет этой страсти, и теперь успокоился.
