Удивительно, но Фабрис отрицательно покачал головой и внезапно забавно фыркнул.
— Он пытался стать моим опекуном, но мне уже тогда исполнилось семнадцать, и я сдал тест на психологическую зрелость. У нас на Цварге хотя совершеннолетие официально и наступает лишь в двадцать один, благодаря этому тесту можно управлять финансами и даже поступать в университеты. Однако Леандр настоял и рекомендовал меня в теневую часть агентуры Службы Безопасности Цварга, где, собственно, я и получил большинство незаменимых навыков.
— Понятно.
Сын от любимой женщины, которую, судя по всему, господин Ламбе продолжал любить и после смерти… Неудивительно, что такой талантливый и быстро обучающийся мальчик прочно занял уголок в его сердце.
— Ты помнишь маму? — тихо уточнила.
— Плохо. Прошло больше шестидесяти лет, но сохранились её фото и голограммы. У меня её глаза, такого же оттенка.
— А ещё упрямый характер и педантичность, — неожиданно сзади раздался голос господина Ламбе. Я вздрогнула и развернулась в руках Фабриса, изумлённо посмотрев на пожилого цварга, который разве что дверью не хлопнул, выходя из рубки.
— Я за аптечкой. Суставы от перелётов побаливают, почти триста лет, знаете ли, — добавил он, задрав подбородок, и направился к шкафу, где на звездолётах хранились такие вещи.
Доставая с полки заветный короб с символическим рисунком красной капли и шприца, он продолжил:
— А ещё Астра любила кофе и была такой же неподкупной, как твоя женщина, — несмотря на то что бывший член АУЦ говорил ворчливым тоном, это явно был завуалированный комплимент. — Я был существенно богаче Робера на тот момент и предложил переписать на её имя муассанитовую шахту, на что Астра рассмеялась и сказала, что это её не сильно интересует. Но вот выбирала она исключительно из чистокровных цваргов, и сомневаюсь, что одобрила бы твой выбор. Всё-таки Даниэлла даже на десятую долю не цваргиня, и это очень и очень прискорбно.
Леандр Ламбе вновь вышел из рубки, а Фабрис перевёл задумчивый взгляд на меня.
— Да-а-ань, а что значит «такой же неподкупной»? Вы что, разговаривали с Леандром до встречи на этом корабле? — вкрадчиво спросил он.
Не то чтобы мне было что скрывать, но стало немного неуютно.
— Ну да-а-а, — протянула, чувствуя, как щекам становится жарко. — Он звонил и предлагал деньги за то, что я брошу тебя.
Тёмные брови Фабриса взмыли на лоб.
— И сколько же он предложил?
— Не помню… Я повесила трубку в какой-то момент.
— Ты отказалась, не выслушав предложение?!
Цварг был удивлён. Действительно удивлён. И сейчас, перечитав своды законов и неписанных правил этой расы, которая торговала муассанитами и вышла в передовые Миры Федерации благодаря крепкому сектору частного бизнеса, я понимала, что поступила несколько странно, но… Я вздохнула.
— Фабрис, ты никогда не задумывался, чем отличаются белые медвежатники от тех, кто учится вскрытию сейфов ради воровства?
— Нет, — ответил цварг и даже головой покачал. — Есть какая-то примета? Признак? Правило?
Я усмехнулась:
— Да, последнее. У белых медвежатников есть единственный закон, который они не нарушают ни при каких условиях: если мы вскрываем сейф, то никогда не смотрим, что находится внутри. Так вот, разговаривая с Ламбе, я воспользовалась тем же самым правилом: я не собиралась отказываться от тебя, а потому просто не стала слушать его предложение.
— И что, ты никогда-никогда не смотрела, что внутри сейфа, который вскрываешь? Вдруг там какие несметные сокровища?
Мужчина прищурился, совсем как это делают дикие коты, а меня вдруг пробило на смех, потому что всё-таки один раз в жизни я изменила этому закону. В той самой допросной на Тур-Рине, двадцать пятого ноября, когда обещала себе, что расстегну штаны цварга исключительно для удовлетворения любопытства. О-о-о… на то сокровище я в итоге не только взглянула.
— Один раз было, — ответила, кусая губы. — Но это особенный случай, я ни о чём не жалею.
Эмиссар выглядел удивлённым и явно хотел задать уточняющие вопросы, а потому я его опередила, желая срочно сменить тему:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вы тут говорили о ближнем круге. Расскажешь, что это такое? И почему ты мне не говорил о нём?
Фабрис посмотрел на меня как-то странно. Я не могла понять по взгляду, о чём он думает, и чуть ли не впервые пожалела, что сама не цварг и не умею чувствовать состояние других гуманоидов.
— Дань, мы редко распространяемся насчёт ближнего круга, потому что это… хм-м-м… в чём-то наша слабость как расы.
— Так ты не рассказывал, потому что не доверял? — разочарованно протянула.
«В принципе, оно и понятно, если секрет касается уязвимости всех цваргов, то наверняка это тайна государственного уровня…» — подумала про себя, но всё равно ощутила лёгкую грусть.
— Нет, Дань, я не рассказал тебе потому, что не хотел, чтобы это влияло на твои решения, — неожиданно серьёзно ответил Фабрис и даже подцепил пальцем мой подбородок, чтобы заглянуть в глаза. — Помнишь, я говорил, что мы восприимчивы к ритмам головного мозга окружающих и когда находим кого-то резонирующего, то можем быстро привязаться?
— Да, было дело. — Я напряглась, смутно припоминая. — Это и есть ближний круг? То, что тебе приятно ощущать мои бета-колебания?
— Слово «приятно», боюсь, не совсем верное. — Фабрис улыбнулся краешком рта. — Мы постоянно питаемся бета-колебаниями, это для нас так же естественно, как для тебя дышать воздухом. Ты потребляешь кислород и не замечаешь этого, а мужчины моей расы потребляют волны, которые испускают живые существа. У нас в принципе двойная система питания. Это понятно?
Мужчина замолк, изучая мою реакцию. Я с готовностью кивнула: примерно так себе всё и представляла.
— Когда цварг насытился бета-волнами нейронных клеток или, попросту говоря, впитал в себя часть эмоций другого разумного существа, в его крови возрастает уровень бета-частиц. Это обычные кровяные тельца у представителей моей расы, в норме их должно быть определённое количество на миллилитр крови. Если цварг провёл долгое время в изоляции или питался неправильными бета-волнами — рваными, негативными, с малой частотой, — то уровень бета-частиц в крови падает, он испытывает самый настоящий голод, который обычная еда не утоляет. Наоборот, заменить обычную пищу на колебания на несколько недель цварг может, а вот обратно — не работает.
— Кошмар какой, — искренне ужаснулась я. — Ты поэтому так неважно выглядишь? Ты последнее время проводил в одиночестве?
— Почти. Дело в том, что бывают такие случаи, когда организм привязывается к чьим-то конкретным бета-колебаниям, и тогда бета-частицы синтезируются в крови лишь при поглощении волн конкретного существа. То есть бета-волны других существ цварг по-прежнему ощущает, распознает, но он больше не насыщается ими, как прежде.
— О, то есть это и есть привязка? Ближний круг?! — потрясённо воскликнула я.
Ответа не требовалось, я и так теперь всё понимала.
«Я жить без тебя не могу», — внезапно всплыли слова Фабриса, брошенные в «Госпоже удаче». Бесконечная Вселенная! Он же не шутил. Не говорил иносказательно или преувеличивал, он говорил как есть!
Горло перехватило спазмом, стало сложно дышать. Я во все глаза смотрела на мужчину, на коленях которого сидела, и понимала, что просто не имею права что-либо ему предъявлять, спорить, обвинять… Шварх-шварх-шварх, а он ведь сказал, что почувствовал первый резонанс ещё тогда, когда мы только познакомились на Тур-Рине…
Неожиданно вспомнился и другой наш диалог, когда мы обсуждали, почему цварги не вступают в интимные добрачные отношения. Неужели то, что я осталась с ним в квартире после отравления алисеном, окончательно закрепило этот дурацкий ближний круг?
— Фабрис, — произнесла я, сглотнув ком в горле. — Ты как-то сказал, что на секс до брака есть ещё один обоснованный запрет. Ты имел в виду проблемы с ближним кругом?
