— Даня, нам надо доплыть до парапета, только и всего. Твоя голова будет над водой, — повторял он, медленно перемещая меня так, как ему удобно. — Ты сможешь дышать. Даня, ты дышишь сейчас. Всё позади, всё хорошо.
Не знаю, как Фабрис распутал мои ноги, но стоило ему переместить меня за спину, как он в несколько мощных гребков доставил нас к деревянному помосту, вытолкнул меня на него первой, а затем и сам подтянулся одним движением.
Несмотря на летний солнечный день и тёплую воду в озере, меня лихорадило. К нам рванули какие-то незнакомые цварги, кто-то сунул микрофон мне в лицо, чуть ли не стукнув им. Все задавали вопросы, орали, перекрикивая друг друга, но я всё равно ничего не могла расслышать — собственное сердцебиение частично заглушало звуки, превращая фон в неразборчивую кашу. Руки продолжали крупно трястись, впрочем, как и ноги. Вода ручьями стекала прямо на помост, выбившиеся из хвоста мокрые пряди лезли в глаза. Меня толкали, спрашивали, трогали, никто не думал даже подать полотенце…
А потом всё изменилось. Фабрис что-то рыкнул — и цварги расступились. Меня как куклу завернули в пахнущий ореховым кофе мужской пиджак, подняли на руки и понесли. Не сразу осознав, что происходит, я попыталась выпутаться, выпрыгнуть, сбежать…
«Опять связывают, опять запирают!» — сиреной взвыл мозг.
Хотелось разрыдаться и расплакаться, но тёплые крепкие руки Фабриса и его уверенный голос подействовали сильнее успокоительного:
— Тише-тише, Даня. Теперь всё в порядке. Со мной ты в безопасности.
«И правда, — согласился внутренний голос, — с ним и только с ним я в безопасности».
***
Фабрис Робер
Двадцать пятое июля. Цварг
Даня была дезориентирована и не понимала, что творится вокруг, почти не реагировала на собственное имя. Она даже засопротивлялась и попыталась оттолкнуть меня, когда я подхватил её на руки. Маленькая, дрожащая от страха, чуть не умершая в этой идиотской свинцовой коробке…
Я ненавидел весь мир и хотел жёстко поговорить с теми личностями, кому пришло в голову заменить в фокусе подростка-цварга маленькой человеческой девушкой. Цварги априори сильнее людей! Даже подростки! У нас плотнее мышечные волокна, тяжелее кости… Ошибочно считать, что Даня такая же по физическим параметрам, как и щуплый Пьер.
Вода в термальных розовых озёрах почти непрозрачная, и вряд ли бы я так быстро нашёл любимую, если бы ей не удалось приоткрыть дверцу сейфа. Меня буквально оглушило эмоциями отчаяния, но малышка держалась из последних сил. Резонаторы, настроенные на её бета-волны, уловили сразу, что она задыхается, и видит Вселенная, чего мне стоило не поубивать всех идиотов, что столпились на помосте и принялись возбуждённо тыкать в неё микрофонами.
Большинство репортёров подумали, что это часть шоу-программы, а-ля «эмиссары приходят на помощь всегда» в качестве повышения рейтингов Службы Безопасности Цварга, и только некоторые коллеги, кто точно знал, что ничего не менялось, побледнели. Сисар что-то попытался вякнуть и протянул руки к Дане, из-за чего внутри взвился такой вихрь злости, что я плашмя ударил хвостом кретина и скинул в воду. Благодаря этому, кстати, собравшиеся вдруг притихли и даже сделали шаг назад.
Бледная и испуганная Даня дрожала и трепетно прижималась к груди, пока я нёс её до шаттла, а внутри меня всё кипело и бурлило медленно закручивающимся огненным торнадо. Ярость и адреналин вспенивались в венах и смешивались с неподдельным первобытным страхом, стоило представить, что было бы, если бы я опоздал хотя бы на минуту. Да даже на полминуты! Даня могла умереть!
Пока я её нёс, она прикрыла глаза и шумно сопела мне в подмышку, словно ёжик. Её бета-колебания напоминали разорванное в клочья полотно — кривые, неравномерные, то с большой амплитудой, то с маленькой, высокочастотные накладывались на низкочастотные, а периодически затухали до уровня общего фона. Всё свидетельствовало о колоссальном стрессе, перегрузке нервной системы и остром недостатке кислорода в мозгу. Я аккуратно и незаметно сдвинул пальцы, чтобы касаться влажного запястья Дани, и мысленно приказал ей спать. Бодрствование в таком состоянии может навредить, а мозг должен полностью восстановиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Опустив белую как полотно Даню на кровать в одной из двух кают арендованного шаттла, я стянул мокрый гидрокостюм, не особенно заморачиваясь его целостностью, и накрыл девушку пуховым одеялом. Она тут же свернулась в позу эмбриона, трогательно подтянув коленки к подбородку. Больше всего на свете я хотел ей помочь, но всё, что мог сделать, — это поработать с ментальным фоном и оттянуть особенно грязные и рваные волны. Вот и всё.
Даня наконец перестала дрожать, цвет её лица принял нормальный для человеческой девушки оттенок, а судорожное дыхание выровнялось, но я всё яснее понимал, что больше так не могу. Не могу — а главное не хочу! — жить, находясь вдали от неё и видясь редкими ночами, не могу переживать из-за того, что с ней может что-то случиться, не могу делать вид, что меня не задевают брезгливые и презрительные шепотки в её адрес. В мой-то ладно, но в её — нет. И заниматься практиками, чтобы притупить привязку к её бета-колебаниям, тоже не хочу. Я хочу видеть её каждый день, дышать ароматом эмоций, которые пахнут как экзотические цветы плюмерий, и слышать её смех. Хочу, чтобы наши отношения вернулись вновь к тем дням, когда Даня доверчиво рассказывала о себе, делилась идеями, спорила, а не держала в сердце обиду.
И, пожалуй, я знал только один способ, как переменить ситуацию в корне.
[1] Закон о финансовом эквиваленте преступлений лежит в основе сюжета «Адвокат с Эльтона». Карридо — тюрьма для самых опасных преступников.
Глава 30. Ближний круг цварга
Даниэлла
Двадцать шестое июля
Горло саднило, в голове пульсировала тонкая, как раскалённая нить, боль, но, в общем-то, после пережитого это и неудивительно. Удивительно было другое — совершенно незнакомая обстановка, я — голая под одеялом — и смятая соседняя подушка, как будто кто-то спал рядом мой. Память отказывалась воспроизводить, что случилось после того, как Фабрис взял меня на руки, и это немного пугало. Ко всему, приподнявшись на локте, я обнаружила, что нахожусь уже не на Цварге, а в глубоком космосе — круглый иллюминатор демонстрировал несколько далёких галактик. Вероятно, разбирайся я хоть сколько-то в астрономии, то вычислила бы, куда меня занесло на этот раз, а так лишь неуютно поёжилась и обхватила себя руками.
«Ну, Даня, оказаться неизвестно где в космосе, неизвестно на чьём корабле тебе не впервой. И всё лучше, чем быть мёртвой в сейфе на дне озера», — мысленно подбодрила себя и оглянулась в поисках одежды.
Мой гидрокостюм неаккуратными кусками неопрена валялся на полу.
«Надеюсь, это Фабрис меня раздевал».
Я наклонилась и подняла остатки того, что выдали в СБЦ в качестве униформы для проведения фокуса. Помнится, заведующий снабжением ещё порадовался, что у нас с Пьером одинаковое телосложение и рост и можно не шить новую форму. Из горла вырвался нервный смешок. Судя по срезу ткани, тот, кто меня раздевал, воспользовался ножницами или хвостом… Скорее, последнее.
Я поискала взглядом, во что одеться, и нашла лишь мужскую рубашку, аккуратно переброшенную через ручку кресла. Что ж, сойдёт. Ткань пахла нотками кофе, орехов и потёртой кожи, и я окончательно успокоилось. Где бы я ни была, рядом должен быть Фабрис, а значит, всё в порядке. Настроение значительно поднялось. Кое-как причесав пальцами волосы, я выскользнула из каюты в узкий коридор и замерла…
Нет, не то чтобы корабль оказался таким огромным, что я не знала, куда теперь двигаться, как раз наоборот: напротив ещё одна дверь — явно во вторую каюту, сбоку узкая — в санузел, и, судя по разметке, коридор ведёт в рубку, ничего лишнего. Вот только из последней доносились голоса на настолько повышенных тонах, что я засомневалась — идти или всё же не стоит?
