знал, на что обращать внимание своих читателей.
Был Натан Яковлевич Эйдельман, несмотря на все перипетии судьбы, человеком веселым, смелым и энергичным. Не давали ездить за границу — ездил в Сибирь, прошел по «кандальному пути» своих героев — Иркутск, Акатуй, Кяхта…
Собирал в своем дневнике высказывания современников. Например, такое, писателя Данина: «Есенин стрелял в свое настоящее, Фадеев в прошлое, Маяковский — в будущее».
Есть в дневнике и такое высказывание, уже собственное: «Похороны Шукшина; стыдно долго жить».
Нет, долго он не прожил. Но оставил наследство. Бесчисленных учеников — по всей России, — прочитавших его книги и заболевших «историей». Дочь, Тамару Эйдельман, не изменившую ни фамилии, ни национальности, ни профессии отца. Дочь стала учителем истории в московской школе.
Это ли не наследство?
Вильям Шекспир и «Folk». Шекспир — 450 лет со дня рождения
24.04.14
К юбилею великого Шекспира — 450 лет со дня рождения — на канале КУЛЬТУРА идут о нем передачи. Диву даешься гению этого человека, пьесы которого живы, актуальны и впечатляют спустя почти пять веков. Величайший английский драматург (1564–1616), проживший всего-то 52 года, творил во времена Елизаветы I Английской, Филиппа II Испанского, Ивана Грозного и Бориса Годунова.
Что из словесности дошло до нас от времен Ивана Грозного? Разве что переписка гневного царя с бежавшим в Литву князем Курбским.
А вот Англия XVI века может гордиться целой плеядой талантливых драматургов-елизаветинцев; но даже среди своих более ученых коллег Шекспир был уникальным явлением.
И если задуматься, как такое чудо, как Шекспир, получилось, понимаешь, что здесь все сошлось: удивительное время для страны и мира, когда просторы человеческой Вселенной расширялись, благодаря морским экспедициям, совершались великие открытия во всех областях знания, в городах Италии пышно цвели живопись и другие пластические искусства, в Нидерландах вовсю шла Промышленная революция, а на родине Шекспира нация сплачивалась в борьбе со всемогущей Испанией, отстаивала свое право на свободу и процветание.
Английский народ не только сражался — он любил развлечения, среди коих театр занимал далеко не последнее место. Аекция Алексея Бартошевича, специалиста по театру Шекспира, так и называется «Шекспир — человек театра».
Профессор рассказывает интересно, факты приводит нетривиальные. Главное внимание уделяет вершине шекспировской драматургии — «Гамлету». Основной тезис: «Гамлет» при всей своей сложности и философичности был понятен тогдашним зрителям, в основном людям небольшого достатка. Чего стоит такой факт: капитан английского судна, современник Шекспира, бросив якорь в Сьерра-Леоне и опасаясь матросского безделья, поставил с частью команды пьесу «Гамлет».
Команда матросов-зрителей, вкупе с туземным королем, которому текст переводили, приняла спектакль на ура. Впоследствии его даже пришлось повторить.
И все же интересно, как и что тогдашние зрители понимали в «Гамлете». Частично это можно узнать, познакомившись с «пиратскими» изданиями Шекспира.
Безработные и нищие актеры «продавали» издателям свои версии шекспировских пьес, записанные ими со слуха, так как каждый актер тогдашнего театра получал на руки только текст своей роли.
Конечно, пьесы в «пиратских» изданиях искажены, но по этим искажениям и можно догадаться о том, какова степень понимания актером замысла автора. Не правда ли, интересный ход? Ученые исследовали вариант «Гамлета», представленный актером, который играет в нем стражника Марцелла — крошечную роль в самом начале пьесы. Как они поняли, кому принадлежит текст? Очень просто: именно роль Марцелла — несколько предложений — была воспроизведена «пиратом» безукоризненно, без единого искажения.
Смоктуновский и Высоцкий в роли Гамлета
А вот дальше… нет, нет, ничего особенно ужасного актер не сделал, восстановил весь сюжет, все в основном передал правильно, только изменил несколько мест. Там, где Гамлет описывает бедствия войны, добавил «страдания сирот» и «жестокий голод» — видимо, то, что пережил сам. А еще все места, связанные с религией, воспроизвел в рамках традиций. Мы забываем, что Шекспир — «великий кощунник и еретик». У него умирающий Гамлет перед лицом вечности говорит: «Дальнейшее — молчанье» (или «Дальше — тишина»).
Простодушный англиканец-актер меняет этот текст на такой: «Господи, прими душу мою в руки свои». Но в общем, как считает Бартошевич, «пираты», хоть и «опускали» Шекспира, но не очень. Молодцы англичане!!!
У меня по ходу лекции возникло несколько мыслей о «Гамлете».
Я подумала, что Гамлета нельзя играть «одним из многих», на уровне стражника Марцелла.
Как раз недавно видела по ТВ такое прочтение пьесы современным режиссером: актер сначала стражник Марцелл, а затем — смотришь — уже и Гамлет.
Но нет.
Гамлет должен быть особенным. Иначе, за что его так любит и почитает друг Горацио (которого в «современном» прочтении почему-то нет), за что так любит Офелия? Почему так страдает королева-мать?
По какой причине он так притягателен для зрителей? Для женщин? Он — особенный. Как кстати говоря, все трагические герои Шекспира. Их роли требуют особого мастерства, так как они должны увлечь и зажечь других актеров и публику.
Кстати говоря, это касается и чеховских персонажей: и Иванова, и дядю Ваню должны играть актеры яркие, харизматические; когда Иванова играет Евгений Леонов, хоть он и замечательный актер, но эффект получается больше комический, чем трагедийный. Зритель не верит, что такой Иванов может понравиться Сарре, а надо, чтобы не только поверил, но и сам смог полюбить.
И еще о Гамлете. Как бездонна эта трагедия, сколько тем она вместила:
Тема мести и тема предательства. Верной и коварной дружбы (последняя в лице Розенкранца и Гильденстерна), истинного и ритуального понимания долга (Гамлет и Лаэрт), женской любви в разных ее проявлениях (Офелия и Гертруда), жизни и смерти, театра и жизни, феномена «актерства», свободы и тюрьмы, безумия и «нормы».
А сколько еще тем можно накидать!
«Гамлета» хочется смотреть, он не надоедает. К тому же — он всегда разный, никогда не скажешь, что Гамлет Смоктуновского и Гамлет Высоцкого родились почти в одно и то же время, с промежутком всего-то в семь лет… Нет у них ни одной схожей черты…
Мне понравился конец лекции Алексея Бартошевича, верного ученика Александра Абрамовича Аникста, много занимавшегося Шекспиром. Закончил он свой рассказ похвалой английскому зрителю: «…это была прекрасная великая публика. Они умели видеть. Театр Шекспира — не условный театр, это театр веры. Абсолютный театр, в котором царила божественная наивность зрителя». Хорошо, когда зрителя хвалят. Но я думаю, что все же дело не в зрителе, а в творце: он умел создавать такие ситуации и характеры, что им веришь, причем вне зависимотси от времени, какой бы век — XVI или XXI — ни стоял
