[† Примерный «перевод»:
– Рур, Турку… Тимбукту́?
Ух, труп на автобусе, на повозке вуду́,
Рокот (зум, зум, зум): зулусский блюз. (ит., Эко)]
Предаваясь звуковым забавам, каждый делает что может. Но я хотел показать, что при этом можно было сохранить пять основополагающих характеристик этого стихотворения – пусть даже в искаженном виде, в шутку. Проблема заключается в следующем: должен ли перевод делать то же самое? Вот передо мной два перевода, на английский и на французский; по-моему, оба они теряют (по крайней мере, в трех последних строчках) как минимум ритм скорого поезда.
Первый принадлежит Кэтрин Джексон, второй – Патрис Дьерваль Анжелини:
Goodbyes, whistles in the dark, nods, coughing,and train windows down. It’s time. Perhapsthe robots are right. How they leanfrom the corridors, walled in!
And do you too lend, to the dimlitany of your express train, this constantfearful cadenza of a carioca? (Jackson)
[† Прощания, свистки во тьме, кивки и кашель,
и окна – вниз. Пришла пора. А может
быть, роботы и правы. Как клонятся
они из коридоров, в заточенье!
Ты, как и я, приписываешь смутной
литании экспресса эту верную
и страшную каденцию кариоки? (англ., Джексон)]
Adieux, sifflets dans l’ombre, signes, touxEt vitres fermées. C’est l’heure. Peut-êtreLes automates ont-ils raison. Comme des couloirsIls apparaissent murés!<…>Toi aussi, prêtes-tu à la sourdeLitanie de ton rapide cette affreuseEt fidèle cadence de carioca? (Dyerval Angelini)
[† Прощания, свистки во тьме, кивки и кашель,
и окна уж закрыты. Время. Может,
и правы автоматы. В коридоры
вмурованные, ка́к они явились!
Ты тоже ссужаешь глухой
литании своего скорого эту жуткую
и верную каденцию кариоки? (фр., Дьерваль Анжелини)]
Можно ли было сохранить метрику? Можно ли было передать ритм поезда? Почему недооцененным оказалось тире, открывающее последнее трехстишие, которым вводится голос поэта (прямой речью) после мнимо объективного описания? Почему это тире появляется в конце французского перевода? Почему в английском переводе не сохранены точки, обозначающие некую задержку, указание на конец фрагмента или предупреждение о смене регистра либо обходящие молчанием ход печальной и бесконечной комедии прощаний перед отъездом? Не думаю, что могу ответить на эти вопросы, и допускаю, что составлять липограммы легче, чем переводить. Но мне кажется, что оба эти перевода в конечном счете сосредоточены скорее на содержании, на блеклых событиях, о которых повествуется в стихотворении, нежели на его формальной структуре. Конечно, перед нами некий выбор, некое почти.
* * *
Я по-прежнему думаю, что упражнения в липограммах хорошо помогают понять, что такое «то же самое». Возьмем еще одно стихотворение Монтале:
Spesso il male di vivere ho incontrato:era il rivo strozzato che gorgoglia,era l’incartocciarsi della fogliariarsa, era il cavallo stramazzato.Bene non seppi, fuori del prodigioche schiude la divina Indifferenza:era la statua nella sonnolenzadel meriggio, e la nuvola, e il falco alto levato.[Зло жизни – в нем не знал я недостачи:то́ стиснутый ручей, едва журчащий,то́ скрючившийся под жарой палящейлисток, то́ обезножевшая кляча.Добра не знал я – разве только чудо,коснеющего Неба откровенье:то́ статуя в немом оцепененьев полдневный зной, то́ туча, то́ сокол в поднебесье.]
[† Ср. другой русский перевод:
Зло за свою держалось непреложность:
то вдруг ручей, задушенный до хрипа,
то выброшенная на берег рыба,
то мертвый лист, то загнанная лошадь.
Добра не знал я, не считая чуда,
являемого как бы ненароком
то в сонной статуе, то в облаке далеком,
то в птице, звавшей улететь отсюда. (Е.М. Солонович)]
Никто не станет отрицать, что в этом стихотворении есть некое «содержание», которое, несомненно, легче пересказать философски, чем в предыдущем случае, и содержание это должно сохраниться в любом переводе. Удается также передать образы оригинала, представляющие собою эпифании, объективно соотнесенные друг с другом проявления добра и зла. Но не только образ иссякающего водного потока являет зло жизни: это также терпкое звучание таких слов, как strozzato («сдавленный») и gorgoglia («журчит»); это два анжамбмана – печать, отмечающая стиль Монтале. Это то зло, которое (как сказал бы Элиот) является в пригоршне праха, но разливается по кроткому размеру одиннадцатисложника, наряду с немногими образами добра. Но, кроме того, первые семь одиннадцатисложников описывают земное добро и зло, тогда как последний стих ломает ритм одиннадцатисложника и, так сказать, «увлекает за собою дыхание» к небу.
Когда я попробовал написать пять липограмматических вариаций этого стихотворения, я постарался сохранить эти черты. Привожу все эти вариации, чтобы показать, как удалось во всех случаях сохранить одиннадцатисложник, два анжамбмана, некоторые терпкие звучания и долгое дыхание последнего стиха.
Senza АSpesso il dolor di vivere l’ho intuito:fosse il rivo insistito che gorgogli,fosse il secco contorcersi di foglicombusti, od il corsiero indebolito.Bene non seppi, fuori del prodigioche schiude un cielo che si mostri inerte:forse l’idolo immoto su per l’ertedel meriggio, od il corvo che voli, e l’infinito.
Без A[Зло видел я нередко, будь уверен:то́ стиснутый ручей, ползущий с воем,то́ жухлый лист, под непомерным зноемсвернувшийся, то́ одряхлевший мерин.Добро? Не видел; может, только чудо,открытое бездеятельным Богом:то́ идол неподвижный пред порогомполуденным, то́ во́рон взлетевший, то́ безбрежность.]
Senza ЕTalora il duolo cosmico ho incontrato:dico il rivo strozzato qual gorgogliaquando d’accartociarsi d’una foglial’ingolfa, od il cavallo stramazzato.Bontà non vidi, fuori del prodigiodischiuso da divina noncuranza:dico la statua in una vuota stanzaabbagliata, о la nuvola, о il falco alto librato.
Без E[Я знал и скорбь, и сто причин для плача:то́ ключ, забитый грязью и травою,то́ скрючившийся от шального зноялисток, то́ умирающая кляча.Добро? Откуда? Ну, пожалуй, чудо,что горняя оплошность даровала:то́ статуя, в пустых пространствах залазастывшая, то́ туча, то́ сокол воспаривший.]
Senza IS’è spesso un mal dell’essere mostrato:era un botro strozzato, od un batraceche nel palude è colto da un rapaceferoce, era il{♦ 168} cavallo stramazzato.Al ben non credo, fuor del lampo ebéteche svela la celeste obsolescenza:era la statua nella sonnolenzadell’estate, о la nube, о un falco alto levato.
Без И[Мне сущего знакома злая тяга:то́ сныть над задохнувшейся протокой,то́ склеванная цаплею жестокойлягушка, то́ упавшая коняга.В добро не верю; разве слабый всполох,дряхлеющего Неба откровенье:то́ статуя в немом оцепененьеполуденном, то́ туча, то́ сокол в вольных высях.]
Senza ОSempre nel mal di vivere t’imbatti:vedi l’acqua in arsura che si sfibra,i pistilli e gli stami d’una fibradisfarsi, ed i cavalli che tu abbatti.Bene? Che sappia, c’e la luce scialba,che schiude la divina indifferenzaEd hai la statua nella stupescenzaDi quest’alba, e la nube, se l’aquila si libra.
Без О[Злу жизни ты свидетель, не иначе:запруженный ручей, едва журчащий,древесный лист, увядший на палящейжаре, и насмерть загнанная кляча.А блага не знавал; лишь свет неверный,являвший безразличье сил небесных,и статуя, в мечтаньях неизвестныхзастывшая, и туча, и ввысь взлетевший ястреб.]
Senza USpesso il male di vivere ho incontrato:era il rivo strozzato che gorgogliaera l’incartocciarsi della fogliariarsa, era il cavallo stramazzato.Bene non seppi, salvo che il prodigioche ostenta la divina indifferenza:era l’icona nella sonnolenzadel meriggio, ed il cirro, ed il falco levato.Без У[Зло жизни – в нем не знал я недостачи:то́ сдавленный родник, едва ворчащий,то́ скрючившийся под жарой палящейлисток, то обезножевшая кляча.Добра не знал я, кроме разве дива,что Божье безразличие являет:то́ идол, что в полдневный зной мечтает,то́ облако, то́ сокол, взлетевший в поднебесье.]
Перехожу теперь к трем переводам. Скажу честно: не знаю, кому принадлежит первый из них, поскольку я нашел его на сайте в интернете, а библиографические отсылки там, как всегда, отсутствуют (www.geocities.com / Paris / LeftBank / 5739 / eng-living.html). Еще один английский перевод выполнил Антонио Мацца, а французский – Пьер Ван Беве.
Often I have encountered the evil of living:it was the strangled stream which gurgles,it was the crumpling sound of the dried outleaf, it was the horse weary and exhausted.
The good I knew not, other than the miraclerevealed by divine Indifference:it was the statue in the slumberof the afternoon, and the cloud,and the high flying falcon. (Аноним)
[† Часто я встречал зло жизни:
