В полдень прикатил Карами на своем джипе. Увидел меня, вытащил сложенный пополам конверт.
— На, держи, тебе на почте передали.
Поначалу я решил, что это весточка от отца с Яшаром. Потом вижу — письмо не от руки, а на машинке отстучали. Начиналось: «Господин Сейит Бюкюльмез!», а внизу стояло: «Твой друг Дж. Ф. Харпер». Ага, вот оно что! Интересно, паразит Карами вскрывал конверт, читал письмо? Наверно, читал. Ну и черт с ним! Вот что было написано: «Я есть очен огорчен, что имею сообщить плохой известий. Мы получать бумаги на тебя, проверка давать плохой результат. Наш директор отказывать тебе в работа. Я очен сожалеть…» Дальше он благодарил меня за дружбу, выражал добрые пожелания, передавая всем приветы.
Прочитал я, и у меня словно земля из-под ног ушла, покрылся я весь холодной испариной. Паразит Карами задом ко мне повернулся, с ехидцей через плечо поглядывает. Потешается, гад, в душе. А чего ему не потешаться — ведь не он, а я в дураках оказался. Вот такая она, деревня! Когда тебе не повезет, даже брат единокровный злорадничать будет.
Все, решил я, завтра же в Анкару еду!
37. …И залилась я горькими слезами…
Рассказывает Гюльджан.
Еще до света поднялась я, прибралась на лестнице. Али тем временем выбросил мусор. Потом я сготовила завтрак для своих, накормила, отправила старшего сынишку в школу. Около десяти собралась к Семе-ханым на уборку, как мы и договаривались. А тут звонит супружница коммерсанта Нежата-бея. Дай, думаю, сначала к ней схожу, потом уж к Семе-ханым.
— Проходи! — встретила меня Незахат-ханым. — Слышала я, будто ты мне не доверяешь. Почему?
Ну и ну! Не ожидала! Все эти прости-господи друг друга стоят. Только скажешь одной что-нибудь по секрету, как она тут же доносит другой. «Держи ухо востро!» — сказала я самой себе.
— Ах, Незахат-ханым, что вы такое говорите! — запела я сладеньким голоском. — Кто вам сказал, что я вам не доверяю?
— Какая разница кто? Знаю — и все.
Не возьмешь меня голыми руками, решила я, и у меня найдется, чем тебе в глаза-то ткнуть.
— Не иначе как от Мурата-бея слыхали.
Смутилась дамочка — видать, остались у ней крохи совести.
— Нет, не от него. Мне Сема-ханым сказала. Но не о том речь. Я просто должна быть уверена в людях, с которыми предстоит делать общее дело. А ты, я погляжу, молодец!
— Да, Незахат-ханым, в нынешние времена и собственному мужу доверять нельзя. Сами посудите — случись что-нибудь завтра и выплыви все наружу, вы все выберетесь из воды сухими, а я, бедная жена привратника, чем смогу себе помочь? У кого найду защиту, кто меня поддержит? Ваш муж привык считаться с вами и в случае чего выручит из беды, а мой просто-напросто прирежет меня — это уж как пить дать. Потому-то я и осторожничаю.
— Ты права, Гюльджан-ханым. Молодец! — повторила она.
— Вы звали меня зачем-то. Что вы хотели? А то у меня полным-полно разных дел.
— Нет у меня никаких поручений для тебя. Я только хотела сказать, чтобы ты не слишком задерживалась у Семы-ханым. Побыстрей управляйся у нее и спускайся к Бетти-ханым. Мы сейчас сговоримся и вместе с Семой придем к ней на чашечку чаю.
— Хорошо, — согласилась я. — Как только управлюсь с делами, зайду к ней. А если не управлюсь, все равно загляну, будто бы справиться, не нужна ли какая помощь.
— Подожди, я сейчас позвоню Бетти, и мы договоримся о точном времени.
Незахат-ханым взяла трубку и набрала номер.
— Хелло, Бетти, соседка дорогая, это я…
И пошел промеж них разговор по-американски, я только отдельные слова на лету схватывала: «ноу, ноу» или «йес, йес». Потом прозвучало слово «адрес», потом мое имя и слово «привратник». То по-американски шпарят, то вдруг одно-два наших словечка вставляют. Незахат-ханым наконец опустила трубку.
— Она сейчас собирается в парикмахерскую, — сказала супружница коммерсанта. — Мы к ней пойдем на чай в четыре часа. Оказывается, Сема-ханым уже звонила ей, и они договорились. Я ей сказала: «Мы очень огорчены вашим отъездом. Вы были хорошими соседями, мы будем скучать». Я предложила ей помощь в сборах, сказала, что и ты ей охотно поможешь. Прежде чем идти к Семе-ханым, забеги к американке на пару минут. Может, она даст тебе какое-то поручение. Сема подождет, ничего страшного. Только будь очень осторожна. Поняла?
— Конечно, поняла. Иду прямо к ней.
Я нажала на звонок десятой квартиры. Прежде чем открыть, Бетти-ханым глянула в дверной глазок. Она, видно, недавно встала и поэтому была еще в халате. Она провела меня в гостиную, и я сразу же увидела клетку с куропаткой. «Гак-губуррак, гак-губуррак», — запела птичка. Это она меня, верно, приветствовала — как-никак мы с ней односельчанки. Однако я и виду не подала, что у меня интерес к ней, даже головы не повернула в ее сторону. Американские дети сидели за столом. Я погладила их по головкам и тут вдруг залилась горькими слезами.
— О-о-о, Бетти-ханым, я есть очен огорчен! Я так сильно любить твои дети!
Я кинулась к ней, обхватила ее руками, уткнулась в плечо и зарыдала пуще прежнего.
— Я не хочу, чтобы ты уезжать от нас! Я так сильно любить тебя. Ты есть очен гуд ханым, совсем как мусульманка. Я иметь надежда, что ты скоро опять будешь приезжать в Анкара. О-о-о, Бетти-ханым, дорогая!
Я тараторила и тараторила, не давая ей времени опомниться и вставить словечко. И при этом заливалась горючими слезами.
Куропатка тем временем пела и пела: «Гак-губуррак, гак-губуррак!»
Наконец я утерла слезы, примолкла. Тут Бетти завела свою песенку:
— Анкара есть очен красивый город. И турки очен красивый люди. О-о, Гюльджан-ханым, я очен любить тебя. Ты есть плакать из-за меня! О-о, я очен тронут и буду сильно скучать без Анкара. Я буду писать вам много письмо, хорошо?
У этой женщины сильный характер, подумала я, ведь ни единой слезинки не выкатилось из ее глаз. Мой носовой платок сделался скоро совсем мокрый от слез.
— Бетти-ханым, ты иметь, наверно, много работы. Я хочу тебе помогать в уборка, упаковка.
— Спасибо, Гюльджан, спасибо. Мы хотеть продавать мебель. Мы есть уезжать очен далеко, в красивый Испания. Там есть много красивый мебель. Мы там будем покупать новый вещи, а эта мебель мы хотим продавать здесь. Мой муж иметь желаний подарить эти кресла один человек в вашей деревня. Это вери гуд человек — мистер Карами.
— Ты иметь желаний, чтобы мы передать Карами, чтобы он приехать за эти кресла? — догадалась я.
— Да! Ты меня понимай! Сэнкю, спасибо. И еще я хотеть делать тебе подарок. Я тебе буду давать много вещи. Но не сейчас, после. Мы хотеть устроить коктейль для свои американские и турецкие друзья.
Бетти-ханым говорила медленно, с трудом подбирая слова, но я ее хорошо понимала — привыкла к ее произношению.
— Мне не надо никаких вещей от тебя и денег не надо, — замотала я головой. — Мне ничего не надо. Я есть очен любить твои дети — Джейн и Роджер. Я буду помогать вам без деньги и без вещи. Ноу деньги! — настаивала я. — Ах, как я любить моя дорогая Бетти-ханым! — И снова залилась слезами.
Бетти обняла меня за плечи и поцеловала в щеки. Надо ж, не побрезговала!
— В случае чего зови меня, Бетти-ханым. Я буду приходить и помогать тебе. Нажми на звонок — и я сей миг прибегу. Ладно? — Я снова подошла к столу и погладила детей по головкам. — Буду сильно скучать по ним, — грустно сказала я. — Ах, Бетти-ханым, я иметь большой желаний получить от тебя их фото и твое тоже. Я их повесить в рамка на стене.
— Ты хотеть получить фото наша семья?
— Да.
— Хорошо! Я буду давать тебе наше фото, все вместе.
— Спасибо. Если будет дело ко мне, зови.
— Я все понимай. Сэнкю.
Я послала воздушный поцелуй детишкам, а заодно и куропатке. Дети сделали мне ручкой. «Гак-губуррак!» — пропела куропатка.
Я поднялась к Семе-ханым.
— Начинай уборку, — сказала она, — а я тем временем схожу к парикмахеру за куропаткой. Спрячу ее в большую коробку и принесу сюда. Жди, я скоро вернусь.
— Да, куропатка должна быть здесь, под рукой. Поменять их будет нетрудно, — сказала я. — Я только что была у Бетти-ханым, она меня обнимала, мы поплакали. Она обещала подарить мне фотокарточку своего семейства, на память. Как только ей понадобится моя помощь, она меня позовет. Сейчас она собирается в парикмахерскую. Перед отъездом хочет устроить коктейль для всех знакомых. Я предложу ей присмотреть за детьми. Думаю, выйдет удобный случай подменить куропатку.
— Спешить не стоит. У нас достаточно времени. Чем ближе к их отъезду мы это сделаем, тем лучше.
— А я думаю наоборот: чем быстрей управимся, тем лучше. Не зря говорится: быстрая работа — чистая работа.
Сема-ханым ушла за куропаткой, я тем временем протерла у нее окна, прибралась. Потом спустилась к себе вниз, гляжу, а там сидит Сейит Бюкюльмез, о чем-то с моим мужем разговаривает.
