В ином, что длится, ибо жизни кратки.
82 Как берега, вращаясь, твердь луны
Скрывает и вскрывает неустанно,
Так судьбы над Флоренцией властны.
85 Поэтому звучать не может странно
О знатных флорентийцах речь моя,
Хоть память их во времени туманна.
88 Филиппи, Уги, Гречи видел я,
Орманни, Кателлини, Альберики —
В их славе у порога забытья.
91 И видел я, как древни и велики
Дель Арка и Саннелла рядом с ним,
Ардинги, Сольданьери и Бостики.[1463]
94 Вблизи ворот, которые таким
Нагружены предательством, что дале
Корабль не может плавать невредим,[1464]
97 В то время Равиньяни обитали,
Чтоб жизнь потом и графу Гвидо дать,
И тем, что имя Беллинчоне взяли.[1465]
100 Умели Делла Пресса управлять;
И уж не раз из Галигаев лучший
Украсил позолотой рукоять.[1466]
103 Уже высок был белий столб,[1467] могучи
Фифанти, те, кто кадкой устыжён,[1468]
Саккетти, Галли, Джуоки и Баруччи.
106 Ствол, давший ветвь Кальфуччи,[1469] был силён;
Род Арригуччи был средь привлечённых
К правлению, род Сиции почтён.
109 В каком величье видел я сражённых
Своей гордыней![1470] Как сиял для всех
Блеск золотых шаров непосрамленных![1471]
112 Такими были праотцы и тех,
Что всякий раз, как церковь опустеет,
В капитуле жиреют всем на смех.[1472]
115 Нахальный род,[1473] который свирепеет
Вслед беглецу, а чуть ему поднесть
Кулак или кошель, — ягнёнком блеет,
118 Уже тогда все выше начал лезть;
И огорчался Убертин Донато,[1474]
Что с ними вздумал породниться тесть.
121 Уже и Капонсакко на Меркато
Сошёл из Фьезоле;[1475] и процвели
И Джуда меж граждан, и Инфангато.
124 Невероятной истине внемли:
Ворота в малый круг во время оно
От Делла Пера имя повели.[1476]
127 Кто носит герб великого барона,
Чью честь и память, празднуя Фому,
Народ оберегает от урона,
130 Те рыцарством обязаны ему;
Хоть ищет плотью от народной плоти
Стать тот, кто этот щит замкнул в кайму.[1477]
133 Я Импортуни знал и Гвальтеротти;
И не прибавься к ним иной сосед,
То Борго жил бы не в такой заботе.[1478]
136 Дом, ставший корнем ваших горьких бед,
Принёсший вам погибель, в злобе правой,
И разрушенье бестревожных лет,
139 Со всеми сродными почтён был славой.
О Буондельмонте, ты в недобрый час
Брак с ним отверг, приняв совет лукавый![1479]
142 Тот был бы весел, кто скорбит сейчас,
Низринь тебя в глубь Эмы[1480] всемогущий,
Когда ты в город ехал в первый раз.
145 Но ущерблённый камень, мост блюдущий,[1481]
Кровавой жертвы от Фьоренцы ждал,
Когда кончался мир её цветущий.
148 При них и им подобных я видал
Фьоренцу жившей столь благоуставно,
Что всякий повод к плачу отпадал;
151 При них народ господствовал так славно
И мудро, что ни разу не была
Лилея опрокинута стремглавно[1482]
154 И от вражды не делалась ала".[1483]
ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ
Пятое небо — Марс (продолжение)1 Как вопросить Климену[1484], слыша новость,
Его встревожившую, поспешил
Тот, кто в отцах родил к сынам суровость,[1485]
4 Таков был я, и так я понят был
И госпожой, и светочем священным,
Который место для меня сменил.
7 И Беатриче: "Пусть не будет пленным
Огонь желанья; дай ему пылать,
Отбив его чеканом сокровенным;
10 Не потому, чтобы ты мог сказать
Нам новое, а чтобы приучиться,
Томясь по влаге, жажды не скрывать".
13 "Мой ствол, чей взлёт в такие выси мчится,
Что, как для смертных истина ясна,
Что в треугольник двум тупым не влиться,
16 Так ты провидишь все, чему дана
Возможность быть, взирая к Средоточью,
В котором все совместны времена, —
19 Когда Вергилий мне являл воочью
Утёс, где дух становится здоров,
И мёртвый мир, объятый вечной ночью,
22 Немало я услышал тяжких слов
О том, что в жизни для меня настанет,
Хотя к ударам рока я готов;
25 Поэтому мои желанья манит
Узнать судьбу моих грядущих лет;
Стрела, которой ждёшь, ленивей ранит".
28 Так я промолвил, вопрошая свет,
Вещавший мне; так, повинуясь строго,
Я Беатриче выполнил завет.
31 Не притчами, в которых вязло много
Глупцов, когда ещё не пал, заклан,
Грехи людей принявший агнец бога,[1486]
34 Но ясной речью был ответ мне дан,
Когда отец, пекущийся о чаде,
Сказал, улыбкой скрыт и осиян:
37 "Возможное, вмещаясь в той тетради,
Где ваше начерталось вещество,
Отражено сполна в предвечном взгляде,
40 Не став необходимым оттого,
Как и ладьи вниз по реке движенье —
От взгляда, отразившего его.
43 Оттуда[1487] так, как в уши входит пенье
Органных труб, всё то, что предстоит
Тебе во времени, мне входит в зренье.
46 Как покидал Афины Ипполит,
Злой мачехой гонимый в гневе яром,[1488]
Так и тебе Флоренция велит.[1489]
49 Того хотят, о том хлопочут с жаром
И нужного достигнут без труда
Там, где Христос вседневным стал товаром.[1490]
52 Вину молва возложит, как всегда,
На тех, кто пострадал; но злодеянья
Изобличатся правдой в час суда.
55 Ты бросишь все, к чему твои желанья
Стремились нежно; эту язву нам
Всего быстрей наносит лук изгнанья.
58 Ты будешь знать, как горестен устам
Чужой ломоть, как трудно на чужбине
Сходить и восходить по ступеня́м.
61 Но худшим гнётом для тебя отныне
Общенье будет глупых и дурных,
Поверженных с тобою в той долине.
64 Безумство, злость, неблагодарность их
Ты сам познаешь;[1491] но виски при этом
Не у тебя зардеют,[1492] а у них.
67 Об их скотстве объявят перед светом
Поступки их; и будет честь тебе,
Что ты остался сам себе клевретом.
70 Твой первый дом в скитальческой судьбе
Тебе создаст Ломбардец знаменитый,[1493]
С орлом святым над лестницей в гербе.
73 Тебя укроет сень такой защиты,
Что будут просьба и ответ у вас
В порядке необычном перевиты.
76 С ним будет тот,[1494] кто принял в первый час
Такую мощь от этого светила,[1495]
Что блеском дел прославится не раз.
79 Его толпа ещё не отличила
По юности, и небо вечный свод
Вокруг него лишь девять лет кружило;
82 Но раньше, чем Гасконец проведёт
Высокого Арриго,[1496] безразличье
К богатствам и к невзгодам в нём сверкнёт.
85 Так громко щедрое его величье
