к нему рукой, аккуратно убрала висячие космы и, приглаживая их, спросила:
– Вадим, а когда ты сделаешь косичку?
– Вечером обреешь мне голову и лицо. Не нужны ни мне, ни тебе эти лохмы. Переквалифицируюсь в младенца, – конечно, он пошутил.
– А почему в младенца?
– Потому, что он вступает в новую жизнь.
– Младенец так младенец. Вырастут у тебя шелковистые волосы. А что с зубами делать будешь?
– Зубы я не отращивал.
– Младенец беззубым рождается.
– Нет уж! – тихо засмеялся. – Зубы себе не выбью.
– И не думай.
Вадим выглядел бодрым, что говорило о неистребимом жизнелюбии. Ей хотелось верить, что ночью ей просто померещилось, как с ней часто бывает. Или, что ближе к истине, была неудачная инсценировка.
У ворот при расставании с тайной радостью обратилась к нему:
– Я сяду у окна и буду гадать.
– Ты увидишь меня вечером, но не поддавайся чувствам. Я тебе все расскажу о себе.
В конце проулка она не помахала рукой на прощание. Лишь обернулась: он смотрел ей вслед.
Взращенные любовью вера и надежда вели Валентину. Вера во всепрощающего Бога и надежда на твердое заверение любимого.
ГЛАВА 25
…Валентина медленно отдалялась. Когда она исчезла из поля зрения, Вадим, всхлипнув, со злостью вонзил зубы в свою руку, прокусил до крови. Спустя мгновения лицо озарила улыбка, адресованная Джулии. Он на коленях подполз к ней, взял за передние лапы, вместе с ней поднялся.
– Смею полагать, милочка, что непредусмотренная передышка вернула вам утраченные силы. Вижу, вижу, как горят от нетерпения Ваши глаза. Рад, от всего сердца рад Вашему стремлению приобщиться к высокому искусству. Я безумно благодарен судьбе. Вы даже не можете представить себе, какие чувства во мне пылают. Да, до самозабвения благодарен судьбе за то, что удачно обнаружил в Вашей душе потаенную, но нетленную любовь к танцам. Благодарю, благодарю, – приложился к ее лапе. – Начали, моя милочка, – и увлек ее в медленное кружение.
Курс обучения длился до захода солнца. Когда солнце зашло за горизонт, Вадим отпустил Джулию.
Та, то ли от радости, то ли от усталости, сразу повалилась на бок.
– Прелестно, моя милочка, прелестно, спасибо за огромное удовольствие, которое я получил в партнерстве с Вами, – с умилением аплодировал ей. – Осталось научиться Вам томно вздыхать. Это несложно: приоткройте ротик, остановите на мне нежный взгляд и испустите волну воздуха, такую, знаете, бесшумную, но длинную. Потренируйтесь, у Вас получится. А я Вас покину. Вскорости вернусь в неглиже, я весь в волнении. Ах, какие муки эти переодевания! Чао, чао, – поспешил в дом.
Он вошел в гостиную, сел на диван, опустил омертвелое лицо в ладони. Затих…
Он встрепенулся, когда тишину встревожил тягучий вой собак. Вскинул голову: за окном стояли сумерки.
– Она взошла, – покрылся потом.
Он встал с дивана, вышел из комнаты, но вдруг устремился к лестнице, ведущей к кабинету.
– Позволь накопиться злости, не торопи. Джулия! Джулия! – крикнул впопыхах.
Джулия после нескольких попыток все-таки содрала очки, однако от наряда не смогла освободиться.
Уловив крик, собаки прекратили вой, помчались на зов. Наверху, в кабинете они застали
хозяина, стоящего на четвереньках перед зеркалом.
Вадим смотрел на свое отражение. Сквозь ниспадавшие спутанные волосы проглядывал злобный прищур.
Визави исполнился ярости:
–Трусливая душонка! Мерзкая образина! Чего ждешь?! Ты желаешь, чтобы я терпел тебя таковым еще год – не бывать этому! Иди и очисть себя от скверны. Не дрожи, я буду сопровождать тебя. Внимай только мне! Там дожидается тебя достойное будущее – что тебе еще нужно?!
Вадим уронил голову:
– Я подниму на луну взгляд, но что потом? Как потом мне уберечься от людских глаз? Не спастись от них, паду в бездну позора.
Голова взметнулась – отражение в зеркале запылало ненавистью:
– Дурень, ты раскрепостишься, завоюешь свободу. Иди, Валя стоит у окна, ждет тебя.
Вадим страдальчески проговорил:
– Она получит одни мучения.
– Кому внимаешь?! Это она, трусливая душонка, падет, но ты возвысишься. Люди любят поклоняться сильным личностям, Валя из их числа.
Вадим замолк.
– Тяжко мне, вина гложет, – простонала душа.
– Тяжко тебе от трусости твоей, – ответило ей существо. —Не слушай это ничтожество. Ты совершишь подвиг. Гордость за этот поступок поднимет тебя на горделивую высоту. Что людишки?
Их взгляды не достигнут и низа твоего.
– За гордость платят страшную плату. Страх закрыл мой взор, я бьюсь в потемках. Я любить хочу.
– Заглуши эту душонку и обретешь бесстрашие. Ты жестоко расправишься со своими обидчиками. Что есть слаще мести?!
– Ложь, Вадим. Ты обретешь неприкаянное гибельное одиночество. Потускнеют любимые глаза. Я любить хочу.
– Что любовь?! Скоропортящийся плод воображения.
– Ложь. Истинная любовь не игра воображения, а вечные отклики двух созвучных душ.
– Слушай меня, не ее. Ты стремишься к возвышению. Как тут без злости?! Слезливая любовь – жалкая жертва. Неужели ты хочешь остаться навсегда жалким червяком?!
– Тяжесть вины гнетет. Я хочу любить.
– Не слушай ее, от нее одни страдания, на что она тебе? Не ты ли презирал ее? Ты не виновен, распни, распни ее! Или вручи ее мне – если не ты, то я.
– Не отдавай меня ему, любви не станет места. Признаешь ты потом Валентину?
– Иди, не медли, Валя высмотрела все глаза. Ты обещал прийти – слово мужчины или беспутной девки?!
Луна восходит в зенит, иди, победи ее!
– Я хочу любить! – вдруг возопил Вадим.
Из глаз брызнули слезы:
…Я тяжко виноват. …Я мог спасти его, страх за гордыню не позволил. …Ты не позволил. …Я понял, кто ты, я узнал тебя.
Свесив голову, Вадим плакал:
– Ты опустил меня на колени… закабалил, как домработницу… я не смел любить.
Посмотрел в зеркало:
–Я виноват, слышишь?.. Где ты? Я не страшусь вины! Где ты?… Испугался… Я не боюсь.
Вадим встал с колен, подошел к окну, резким движением раздвинул шторы – взору явилась полная луна.
Он взялся за оконные ручки, сильным рывком дернул их на себя. Окна распахнулись, створки ударились об угол стенного проема – расколотые стекла кусками полетели вниз, поранили руку, из ран потекли струйки крови.
Он поднялся на подоконник, выпрямился во весь рост, открыто посмотрел на луну.
– Я виноват… Я виноват, – с облегчением произносил.
Из ран продолжала течь кровь, собаки учуяли запах. Предчувствуя беду, они, отбросив неведомый страх, от которого жались к стене, бросились к Вадиму, с тревожным рычанием вцепились зубами в нижние края брюк.
– Вадим – послышался ему голос Валентины. Он резко обернулся, потерял равновесие.
– Мразь! – уловил слух, когда падал вниз. Собаки устремились за ним.
От удара о землю Вадим потерял сознание.
