На одном из шаржей мы видим наркомфина Георгия Сокольникова в буржуазном черном фраке, при белоснежной бабочке. Он показывает Рыкову — председателю ВСНХ — список налогов, которые душат советскую промышленность. Рыков отвечает: «Денег у меня нет, один трест на груди». При этом он стоит в костюме Адама, прикрываясь стопкой рабочих бумаг и стыдливо отводя в сторону глаза. «Тяжелая промышленность в тяжелом положении» — так называется эта карикатура.
Рыкову такой «демократизм» нравился. Это напоминало юмор подпольных и даже ссыльных времен, когда они (представители разных партий, между прочим) и эпиграммы, и шаржи друг на друга писали регулярно. И нужно же было чем-то эстетически отличаться от царской и буржуазной власти. Простота в одежде, постоянный флер юмора… Так создавался стиль времени, первых нескольких послереволюционных лет. Стиль особенный, повлиявший на многие искусства.
Постепенно высмеивать руководителей страны — даже по-доброму — отваживались реже. Сатира сосредоточилась на начальниках более мелкого ранга и злокозненных иностранцах. А старые номера «Красного перца» и «Крокодила» стали редкостями, за которыми гонялись ценители. Управленческий стиль стал чуть более серьезным, солидным. Хотя по-прежнему большевики не соблюдали дресс-кодов, часто в официальной обстановке беседовали на «ты», а на всех съездах и конференциях, помимо оваций, здравиц, лозунгов, умели не только зашикивать, но и громко смеяться. Юмор был официальным языком молодого Советского Союза. Им пересыпаны выступления Сталина, Калинина, да и Рыкова, хотя последнего — в меньшей степени. Много лет спустя, когда революционная сумятица превратилась в «державу Сталина», Василий Лебедев-Кумач написал колоритно:
И никто на свете не умеет Лучше нас смеяться и любить.
К двадцатым годам это относилось в большей степени, чем к тридцатым. И Рыков тоже смеялся и любил. Он не мог не соответствовать духу времени. Голодные годы, разруха, угар НЭПа — и относительно скромный уровень жизни руководителей, склонных (за редкими исключениями) к самокритике и юмору.
Возглавлять исполнительную власть более шести лет в экстремальные двадцатые — это не шутка. Не зря в народе именно Рыкова в те годы воспринимали символом, главой государства. В своей тронной речи он не только клялся продолжать дело Ленина, но и конкретизировал задачи Совнаркома: «Развивающийся вывоз продуктов сельского хозяйства за границу, организация сельскохозяйственного кредита, увеличение запашек и общий подъем сельского хозяйства должны увеличить покупательную способность крестьянства и этим обеспечить рост промышленности, увеличение числа занятых рабочих и их заработной платы». Он говорил о смычке между городом и деревней. По словам современного американского исследователя Стивена Коэна, Рыков олицетворял идею смычки и НЭПа, как никто другой из большевиков. В то время от него именно этого и ждали — и союзники, и недруги, и самые проницательные политики, для которых Алексей Иванович в первую очередь был локомотивом, тараном, с помощью которого можно миновать разруху, а потом возвращаться к строгим устоям строительства социализма. Но для широкой аудитории первые годы во главе исполнительной власти выглядели для Рыкова триумфальным шествием.
4. Команда Рыкова
Судьба председателя Совнаркома — это не в последнюю очередь и люди, которые вращались, боролись, обустраивались вокруг него. Огромный срез человеческой жизни. Они повлияли на судьбу нашего героя и его эпохи, они работали вместе с ним, спорили, пытались расширить свое влияние. Некоторые оказались дельными управленцами, другие быстро подустали от ответственности и превратились в своего рода «большевистскую аристократию», вальяжную и сонную. Но это — чуть позже. В первое рыковское союзное правительство вошли заместители председателя Совнаркома Лев Каменев, Мамия Орахелашвили, Александр Цюрупа и Влас Чубарь, наркомы Николай Брюханов (продовольствия), председатель ОГПУ Феликс Дзержинский, Лев Красин (внешняя торговля), Валериан Куйбышев (Рабоче-крестьянская инспекция), Ян Рудзутак (путей сообщения), Иван Смирнов (почт и телеграфов), Григорий Сокольников (финансы), Лев Троцкий (по военным и морским делам), Георгий Чичерин (по иностранным делам) и Василий Шмидт (народный комиссар труда). С такой командой он начал работать. Все они, кроме Троцкого и Каменева, признавали приоритет Рыкова. Даже крайне своенравный, всегда переполненный идеями Сокольников, с которым они во многом не были единомышленниками. Василия Владимировича Шмидта Рыков мог назвать почти другом — и в боевом, неспокойном 1928 году закрепил это положение, назначив его своим заместителем. Их взгляды на НЭП, на необходимость осторожного, медленного пути к социализму совпадали. Шмидт горячился, Рыков учил его хладнокровию, общались они доверительно, не обходя спорных и даже сомнительных в контексте «генеральной линии» вопросов. Шмидт, как правило, помогал Рыкову работать над докладами и речами.
Совещания Совнаркома Алексей Иванович вел уверенно, не повышая голос, иногда — посмеиваясь. Дзержинский — единый в двух лицах (ВСНХ и Лубянка), как правило, садился на почетное место рядом с Рыковым. А плетеное кресло Ленина оставалось пустым — и тоже неизменно стояло рядом с новым предсовнаркома. По крайней мере, в первые годы после смерти вождя.
К этому списку можно добавить и правительство РСФСР, которое Алексей Иванович также возглавлял. А это еще одиннадцать наркомов, включая знаменитых Анатолия Луначарского, по-прежнему курировавшего систему просвещения, и давнего рыковского приятеля Николая Семашко — наркома здравоохранения. ВСНХ возглавил Дзержинский, с которым на первых порах Рыков работал слаженно. Но столкновения двух систем со схожим полем ответственности — Совнаркома и ВСНХ — были неизбежны. В конце 1925 года между двумя руководителями исполнительной власти возник конфликт, закончившийся неоднократными просьбами Дзержинского об отставке. «Немножко нашего Феликса „забижает“ „зазнающийся“ пред[седатель]. Был разговор по этому поводу в тесном кружке. Ф[еликс] жаловался и просил отдыха»[117], — писал в феврале 1926 года Ворошилов Орджоникидзе. Дзержинского не устраивало отсутствие единого оперативного руководства. Вероятно, этот фактор не устраивал и Рыкова, который перетягивал одеяло на себя — и видел штабом исполнительной власти только Совнарком. Идиллическими их взаимоотношения не были вплоть до смерти Дзержинского 20 июля 1926 года, незадолго до того писавшего о своей отставке уже лично Рыкову.
![]()
Василий Шмидт [РГАКФД. Е-157]
В структуре российского правительства работал и нарком земледелия Александр Петрович Смирнов, которого Рыков в 1928 году выдвинул в свои заместители в Совнаркоме РСФСР. Это не случайность. Во многом они были единомышленниками по ключевому вопросу — оба верили, что НЭП поможет быстро восстановить сельское хозяйство. Рыков тесно познакомился с ним в 1917-м, когда Смирнов возглавлял подмосковный Богородский Совет, работу которого Алексей Иванович курировал. Сразу после 1917-го — снова совпадение в судьбах! — Смирнова назначили в Наркомат внутренних дел, некоторое время он служил и в ЧК, но по-настоящему, как и Рыков, нашел себя в хозяйственной работе: снабжение, сельское хозяйство.
Смирнов, как и Рыков, родился в крестьянской семье, рано примкнул к революционному движению: в 19 лет он вошел в легендарный «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», был кандидатом в члены ЦК РСДРП уже в 1907-м. Десятилетия, как и Рыков, работал подпольно, его знали по партийной кличке Фома. Как и Алексея Ивановича, его избрали в Учредительное собрание. Смирнов, хорошо разбиравшийся в проблемах снабжения, поддерживал «осторожность» политики Рыкова, не принимал и не понимал форсированной индустриализации — считал, что страна надорвется, не переживет нового издания военного коммунизма. Это был настоящий единомышленник. Подобно Рыкову, после поражений правых он поменял свои взгляды (по крайней мере, на уровне публичных выступлений) и на некоторое время сохранил высокие позиции в ЦК и в исполнительной власти, но уже в 1934 году Смирнова разоблачили как оппозиционера — и, надо признать, не без резона. «Товарищ Фома» действительно вряд ли искренне поддерживал индустриальную политику Сталина и молотовского правительства того времени. Его последняя должность — начальник отдела заводов первичной обработки пеньки Народного комиссариата легкой промышленности СССР. В феврале 1938 года расстрелян. Мы перелистываем биографии таких людей, пытаясь определить костяк рыковского правительства и его возможную перспективу в 1930-е.
