наиболее способных слушателей – просто по факту их занятий с профессором де Руже в Коллеж де Франс. (См. об этом ниже, в Приложении 3, в двух свидетельствах Луи Аве.)
~~~~~~~~~~~
Именно благодаря такому широкому институциональному симбиозу Четвертое отделение ПШВИ с самого начала не испытывало недостатка в учениках. Как подчеркивал другой академический наблюдатель, бельгийский профессор Поль Фредерик,
одну из трудностей всего предприятия, как казалось, должен был составить набор учеников. Между тем ничего подобного не случилось. В первый же год количество записавшихся слушателей превзошло самые смелые ожидания. Как и можно было ждать, среди записавшихся оказалось мало студентов [парижского] Факультета словесности (такое положение сохраняется до сих пор); зато в новую Школу пришли учащиеся специальных школ: они пришли искать дополнение к учебным программам своих заведений. Ученики Высшей нормальной школы ощутили необходимость изучать, например, древнегреческую палеографию, а также упражняться в дешифровке, критике и толковании текстов; ученики Школы хартий, призванные стать архивистами и библиотекарями, в большом количестве воспользовались возможностью дополнить и улучшить свои познания в старофранцузском и романских наречиях либо же более пристально изучить источники по истории Франции. (См. Приложение 3, с. 509.)
Еще один русский академический наблюдатель, Ф. Фортинский, писал:
Я знаком лишь с одним отделом ее [ПШВИ], с историческим, и относительно его смело можно сказать, что он существует единственно благодаря студентам Éсоlе des chartes. В начале года заглядывали в него и воспитанники Éсоlе normale и словесного факультета в Сорбонне, но постоянными посетителями все-таки остались одни студенты Éсоlе des chartes. Их ревности действительно нельзя не удивляться: у них свои лекции иной раз оканчиваются в 4 часа, а к половине 5‐го нужно уже поспеть в Éсоlе des hautes études на курсы истории, между тем как расстояние между двумя школами по крайней мере 20 минут быстрой ходьбы (См. Приложение 3, с. 512).
Можно взглянуть на повседневную практику этого симбиоза и глазами студентов. Так, маститый французский историк и архивист Шарль Самаран (1879–1982) опубликовал в 1975 году мемуарный очерк «Былые времена Школы высших исследований: воспоминания о другом мире (1897–1901)». В этом очерке он, в частности, пишет:
Более или менее регулярное присутствие на лекциях в Школе хартий, Школе высших исследований, Школе [восточных] языков, в зависимости от избранной специальности и от взаимодополнительности разных курсов, не забывая о набегах в Коллеж де Франс, на факультеты словесности или правоведения – приблизительно такова была тогда, как и сегодня, нормальная студенческая жизнь [Samaran 1975, 57].
Обратим внимание на важную деталь: в списке, который приводит Самаран, блистательно отсутствует Высшая нормальная школа. Это далеко не случайно. В отличие от прочих заведений, ВНШ была закрытым интернатом, и посещать ее занятия студентам, пришедшим извне, было невозможно. Это не мешало студентам отделения словесности ВНШ посещать занятия на Четвертом отделении ПШВИ (см. выше свидетельство Поля Фредерика). Но, по мнению некоторых очевидцев, преобладал все-таки симбиоз ПШВИ со Школой хартий (ср. выше свидетельство Фортинского).
Разумеется, основой для такого успешного симбиоза было то, о чем мимоходом упоминает Самаран: взаимодополнительность курсов и/или семинаров, предлагаемых разными учебными заведениями. Те или иные пробелы или нехватка в учебной программе одной школы могли быть более или менее успешно скомпенсированы за счет курсов, читаемых в другой школе. Практика институционального симбиоза была основана на гибкости, свободе и маневренности. Это и обеспечивало ей успех.
«Мнение заграницы» как точка опоры
Окидывая взглядом историю создания и первые, скажем, двадцать пять лет истории существования Четвертого отделения, мы видим один элемент, который с большой регулярностью заявляет о себе в узловых моментах истории ПШВИ. Этим постоянным элементом является опора на мнение заграницы. Вспомним некоторые факты, о которых уже шла речь, – а затем добавим к ним другие факты, взятые в хронологическом порядке.
Назначение Дюрюи. В конце апреля – начале мая 1863 года состоялась встреча между Теодором Моммзеном и императором Луи-Наполеоном. Как сообщает Моно в своем позднейшем очерке о Викторе Дюрюи [Monod 1897, 123–124], Моммзен высказал императору свое удивление тем, насколько французские факультеты отстают в развитии от университетов немецких. И далее Моммзен, согласно Моно, посоветовал Луи-Наполеону провести реформу факультетов, а для этого – назначить министра из числа таких профессоров, которые являются одновременно и учеными. Этот разговор, повторяем, состоялся в апреле-мае 1863 года. В июне того же года Наполеон III назначил Виктора Дюрюи министром образования.
Ребрендинг. В 1868 году во французский административный обиход вошло словосочетание «историко-филологические науки», которое пришло на смену традиционному понятию l’érudition. Это понятие было введено в двух сборниках докладов об успехах историко-филологических наук во Франции; оба сборника были выпущены французским Министерством общественного образования, причем поводом для выпуска этих сборников была парижская Всемирная выставка 1867 года. Таким образом, формальным аргументом для изменения традиционной категоризации французского гуманитарного знания было то, что новые термины рассчитаны на восприятие современной международной аудитории, в отличие от понятий, привычных для французской публики. Французской культуре тем самым предлагалось ориентироваться на международное общественное мнение.
Обоснование создания ПШВИ. В июле 1868 года Дюрюи направил Наполеону III свой министерский доклад в обоснование декрета о создании ПШВИ (более точное название доклада см. в Приложении 2). Необходимость создания Школы аргументировалась в докладе растущим отставанием Франции от других стран в сфере научных исследований.
…совершенные за границей усилия по обновлению исторических и филологических исследований; шаги, предпринимаемые сейчас повсеместно, как в Германии, так и в Америке, как в Англии, так и в России, и имеющие целью создать, ценой больших затрат, арсеналы науки, называемые лабораториями; наконец школы, которые образуются вокруг прославленных учителей и обеспечивают постоянство научного прогресса, – все это составляет серьезную угрозу одному из самых законных наших притязаний,
– с этого тезиса Дюрюи начал свой доклад (см. Приложение 2). Под «одним из самых законных притязаний» имелась в виду претензия на всестороннее научное лидерство в международном масштабе.
Международная известность Четвертого отделения. После первых лет работы ПШВИ лейтмотивом апологетических оценок ее деятельности – в первую очередь деятельности Четвертого отделения – довольно быстро становятся ссылки на международный успех ПШВИ. Этот успех выражается в интересе международного научного сообщества к новой институции, а также в высокой оценке, которую международная научная общественность дает научным трудам преподавателей и учеников ПШВИ, публикуемым в серии периодических изданий «Библиотека Школы высших исследований». Но наиболее осязаемым доказательством международного успеха ПШВИ становится для апологетов новой школы рост числа иностранных граждан, желающих посещать занятия на Четвертом отделении. В точности проследить динамику этого роста не так легко, потому что, хотя списки студентов публиковались в ежегодниках Четвертого отделения, в этих списках поначалу не указывалось гражданство записавшихся слушателей. Тем не менее некоторые приблизительные выводы можно сделать, опираясь на такие фамилии, фигурирующие в этих списках, которые мы назовем «явно экзотическими». (К числу «явно экзотических» не могут, например, быть отнесены многие немецкозвучащие фамилии, поскольку таковые могли принадлежать массе французских граждан еврейского происхождения.) Если опираться на комбинированный критерий 1) «явной экзотичности» фамилий и 2) прямо указанной национальной принадлежности слушателей (добавляя к этому комбинированному критерию еще и некоторые особые случаи), то картина получается приблизительно такая.
В первом выпуске ежегодника Четвертого отделения, который вышел в 1872 году и охватывал три истекших учебных года (1868/69, 1869/70 и 1871/72[43]), мы находим лишь единичные явно экзотические фамилии: в 1868/69 учебном году – ни одной, в 1869/70 учебном году – две (Vargoliciu и Sculford; правда, еще одним явно иностранным слушателем в этом году является участник источниковедческого семинара по истории Франции Ruelens, о котором сделана отметка: «доктор правоведения Брюссельского ун-та»); в 1871/72 учебном году – две (Pareja и Ferraõ[44]).
В ежегоднике за 1872/73 уч. год видим три явно экзотические фамилии: к ранее
