были на вкус и по ощущениям: словно касался к чему-то мягкому и нежному, точно мороженое, каким-то образом оказавшееся тёплым – губы парня всегда были тёплыми. Я невольно сравнила их со своими – сухими и холодными – и с губами Филис – горячими, большими и немного жёсткими. За пять дней у меня было достаточно времени, чтобы изучить их, но как это ни странно, я не ощущала себя сейчас предательницей. Наоборот, такое впечатление, будто так и должно быть. И с тем же самым я столкнулась после первого поцелуя с Филис…
– Куда ты пропал?
Мне не хотелось разбивать волшебные эмоции этим вопросом, но любопытство мучило меня уже не первый день, как и тревога. И Джозеф это понял: он осторожно коснулся моей щеки и тяжёлым взглядом осмотрел моё исхудалое лицо.
– Готовил к отъезду в Единый Город Олин и маму, да и сам морально к этому подготавливался, – смирившимся голосом проговорил он.
– Они уезжают туда, потому что имеют иммунитет?
– Да.
Внезапно стало трудно дышать, а перед глазами поплыло из-за слёз.
– А ты с Хэмфри не поехал туда, потому что у вас нет…
Договорить я не смогла: рыдания засунули ком в горло. В груди разрасталась дыра, в мозгу копошились черви, воздух в моих лёгких был полон печали, а глаза – давно не пролитых слёз. Я сумела узреть рай, перед тем, как его сожгли дотла. И теперь я могла лишь наблюдать, как ветер уносил пепел из несбывшихся надежд, ушедших грёз и разбитых мечт. И рыдать, бесконечно долго рыдать, после стольких лет полнейшей засухи и удерживания себя от прыжка в солёный океан. Я не смела плакать, когда мама только что погибла, не смела плакать, когда узнала, что мои друзья оказались больны, не смела плакать, когда Мэйт внезапно пропал из всех социальных сетей и перестал разговаривать со мной, не смела плакать, когда тьма с приходом Адлера становилась во мне всё сильнее, а вместе с ней – и безумие.
Но сейчас я плакала как последний трус, потому что до самого конца хранила надежду на то, что Джозеф будет жить долго.
Хранила, хранила и наконец похоронила.
– Ты ведь… тоже заражена, верно? – так тихо спросил Джозеф, что я не поняла, дрожал ли его голос или это оказался всего лишь ветер.
– Да, – с трудом выдавила я из себя, часто моргая, чтобы избавиться от слёз и посмотреть в как всегда спокойное лицо, но с печальным взглядом голубых глаз.
Джозеф ничего не ответил, лишь крепко сжал мою ладонь и повёл куда-то прочь от кафе. От каждого шага во мне крепла уверенность в том, что всё как-нибудь наладиться, каким-то образом станет лучше, что мы не умрём сегодня вечером или завтра днём. И как бы я ни не любила своего отца, я всё же надеялась, что с помощью своего ума он найдёт лекарство, однако без моего участия. Подвергаться его экспериментам вновь я не собиралась, как бы мне ни хотелось спасти Джозефа и многих других – эгоизм смешался с самым сильным страхом.
Отогнать мысли, срочно отогнать – и наслаждаться тишиной и любовью. Подставив лицо снежинкам, я улыбнулась под пристальным взглядом своего спутника и большим пальцем гладила его горячую ладонь. Каждой клеткой, каждым биением сердца, каждым облаком пара, каждой частичкой тепла я ощущала нашу близость, родство и желание быть вместе. Наконец-то вместе.
В-м-е-с-т-е.
– А ты где была?
Я подняла на него взгляд и встретилась с такими спокойными тёмно-голубыми глазами, точно воды вечно тихого моря.
– Я…
– Просто я так скучал по тебе, – не дал ответить Джозеф, качая головой и убирая локон длинных волос с моего лица. – Я так хотел обнять тебя и никогда не отпускать. Хотел вечность слушать твой сарказм и неудачные шутки. Хотел всё это, даже несмотря на то, что ты убила трёх человек и не появлялась в моей жизни больше недели. Я устал выходить из дома, непрерывно вспоминая тебя на каждом закоулке и без того знакомых улиц. Здесь мы, пьяные и безумно счастливые, танцевали вальс на мокрой от дождя дороге, а здесь мы в три часа ночи лежали на траве и смотрели в звёздное небо. Возможно, я романтизирую, но время, проведённое с тобой, было для меня по истине волшебным. Мне не хочется говорить это, но где-то в глубине моей души живёт маленькая надежда на то, что ты поймёшь, что сделала, когда… когда убила тех людей и покинула меня. Я тебя не виню, но очень хочу тебя понять. К слову, прошла уже неделя, а я всё не могу пойти дальше. Всё живу в этом потоке мыслей и воспоминаний. Всё живу вокруг тебя. А я даже не знал, где ты…
Я тяжело задышала, только сейчас осознав, что задержала дыхание от волнения. Сердце стучало так громко, что каждая мысль заглушалась его тревогой и переживанием насчёт того, что же мне придётся ответить на вопрос Джозефа. Мне не хотелось говорить правду, потому что это могло причинить боль любимому человеку, но в очередной раз врать… Я ужасно запуталась в том, что говорила ему в тех моментах, о которых совершенно не помнила; в том, что уже рассказывала Джозефу, а что нет; в том, что чувствовать по отношению к нему и к Филис. Но в этот момент эта запутанность стала внезапно до смешного простой – нужно быть всего лишь открытой со своими близкими людьми и больше не хранить от них тайны.
Но ведь это так сложно.
– Я живу теперь в замке Элроя, – нерешительно сказала я, стараясь не смотреть на любимого. – И… Филис тоже. И даже Ричи с Ченсом.
К моему удивлению, Джозеф лишь слегка приподнял свои широкие брови.
– А ещё кто-то там живёт?
– Ну, другие какие-то люди, – так же неуверенно ответила я, сбитая с толку от его добродушного тона. – Я хотела, чтобы и ты жил у него…
– Ни за что, – внезапно резко перебил меня он, но тут же смягчился. – Я с ним уже давно знаком, и мы с ним не поладили.
– А… почему? – задала я один из давно мучавших меня вопросов.
Конечно, самое время узнать его тайны, на которые ты так упорно закрывала глаза. Помнишь, что тебе сказали? «Ты совершенно не знаешь Джозефа».
– Он испортил мне всё детство.
Впервые я слышала от него такой мрачный голос и ждала дальнейших объяснений, но парень замолчал, напряжённо всматриваясь в пустые глазницы разрушенных домов.
– Почему?
Джозеф мотнул голой, словно пытался что-то отогнать от себя.
Назойливые мысли и страхи.
– Я не хочу об этом сейчас говорить, – как можно спокойнее проговорил он.
Я
