Я не могла сосредоточиться ни на чем. Даже когда села рисовать, не смогла выдавить из себя ничего путного. А вдобавок оказалось, что мой ноутбук совершил ужасающее и масштабное преступление — папки со всеми моими работами почему-то оказались бесследно стерты.
— Безликие все возьми! — в сердцах выругалась я и тут же зависла.
Безликие? Это еще что за выражение? Откуда оно взялось?
Сердце вдруг екнуло и болезненно сжалось, и я, злясь на себя за странности собственной психики, принялась просматривать объявления о работе. Зашла на все подходящие сайты, потом оставила везде резюме, вот только в качестве портфолио мне теперь предложить было нечего. Я даже любимый скетчбук где-то умудрилась потерять, что вызвало сожаление даже большее, чем его стершаяся электронная копия.
С этого дня для меня началась непрекращающаяся серая полоса. Нет, не черная — именно серая, как сам стоящий на дворе ноябрь. Чай с медом ситуацию не спас, и я все-таки заболела. Провалялась с температурой целую неделю, а потом еще одну ходила, хлюпая носом.
К моему удивлению, работа все-таки нашлась. И, пожалуй, это был единственный луч света в моем царстве серости. Теперь я разрабатывала эскизы мягких игрушек, работая при этом удаленно и лишь изредка наведываясь в город.
Мишки, зайцы, бегемоты, ежи — кого я только не перерисовала за минувшее время, но чувствовала, что моим работам не хватает огонька. Какой-то изюминки, которая, как мне казалось, была прежде. Затяжная депрессия переросла в тупую душевную пустоту, заполнить которую у меня никак не получалось.
С Ленкой мы почти не общались, живущие в поселке приятельницы погрузились в семейные отношения, и единственным человеком, общение с которым доставляло мне радость, стал Сашка. Мы проводили вместе вечера, сначала занимаясь каждый своим делом: я — работой, он — домашним заданием, а потом вместе играя или просто болтая обо всем. Мне снова полюбилось рассказывать сказки, и он, хотя и заявлял, что уже слишком для них взрослый, все-таки с удовольствием слушал.
— Говорящий кот — это так банально! — заявил мне Сашка, когда я начала очередной рассказ. — Они почти во всех сказках есть!
— Банально, — передразнила я его. — Ишь, слов умных нахватался… Может, и банально, вот только этот кот был особенным не только потому, что умел говорить. Он все время жил в одной комнате и никогда не выходил за ее пределы, а еще — ты только не бери с него пример! — любил курить трубку, лежа на парящих в воздухе подушках. Вдобавок, у него был один большой секрет. Кот был влюблен в одну особу, с которой не мог встретиться из-за того, что никогда не выходил из своей комнаты. А эта особа была… рыбкой.
— Рыбкой? — Сашка округлил глаза. — Он бы ее съел!
— Не съел, — возразила я. — Однажды он нашел способ передать ей послание, и с тех пор они стали общаться с помощью специальных прозрачных шаров, в которых видели друг друга…
Я рассказывала, рассказывала… и сама не понимала, откуда в моей голове берутся такие сумасшедшие истории. Конечно, на фантазию не жаловалась никогда, но в последний месяц она буквально фонтанировала, не давая мне покоя. Самое невыносимое заключалось в том, что рисовать свои сказки у меня не получалось — каждый раз выходило что-то не то. А они прямо-таки просились наружу, вот и приходилось облачать их в словесную форму.
Отправив Сашку спать, я вернулась в свою комнату и, еще немного поработав, тоже улеглась в кровать. Стоило голове коснуться подушки, как сон по закону подлости слетел, и вместо того чтобы заснуть, я лежала, глядя в потолок.
— Да что со мной? — в бесчисленный по счету раз задавшись этим вопросом, я перевернулась на бок и притянула колени к подбородку.
Глупо, но все последние недели я не могла избавиться от чувства, что живу не своей жизнью. Что окружающий меня мир какой-то неправильный, неполный, и я сама — такая же неполная. Мне все казалось, что я лишилась чего-то очень важного, а чего именно, вспомнить не могла…
Голова, как это обычно бывало по вечерам, начала побаливать, и я поняла, что пытаться заснуть сейчас бесполезно. Поморщившись, поднялась с кровати и, подойдя к окну, посмотрела на небо. Оно было ясным, темно-синим, демонстрирующим пухлую луну и россыпь звезд.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Когда-то в детстве я часто загадывала звездам свои смешные желания. Просила то куклу, то мягкую игрушку, то еще какую-нибудь желанную ерунду, а потом бежала обыскивать комнату и очень удивлялась, когда ничего не находила.
Смешно…
— Пожалуйста, — не веря, что действительно это делаю, попросила я. — Пожалуйста…
Что именно «пожалуйста» я и сама не знала. Вот только, коснувшись щеки, обнаружила, что та стала мокрой от незаметно скатившейся по ней слезинки.
Я что, плачу?
Нет, ну это уже совсем ни в какие ворота…
Перед тем как отойти от окна, мне показалось, что за воротами мелькнул и тут же исчез человеческий силуэт, но я списала это на расшалившиеся нервы.
Идя на кухню в намерении попить любимый мятный чай, на который я почему-то променяла кофе, ожидала, что никого там не застану. Но, войдя, обнаружила, что за столом, с бутылкой начатого коньяка сидит папа.
Чтобы была понятна степень моего изумления: папа пьет исключительно по праздникам и осуждает беспричинное употребление алкоголя.
— Пап? — тихонько подойдя ближе, позвала я. — У тебя все нормально?
Он поднял на меня осмысленный, но как будто немного растерянный взгляд:
— Юля? Думал, ты уже спишь.
— Ты не ответил, — присев на соседний стул, я кивнула на открытую бутылку и пристроившийся рядом стакан. — Есть повод?
Папа потер виски и, не глядя на меня, ответил:
— Неприятности на работе. Но все решаемо, не стоит беспокоиться.
Вообще-то врать он умел хорошо, это я знала. Наверное, именно поэтому сейчас и поняла, что его утверждение — чистой воды ложь. Из-за неприятностей на работе, даже нерешаемых, он не стал бы сидеть ночью на кухне в компании купленного к Новому году коньяка.
Наверное, не будь здесь папы, я бы и сама наполнила себе стакан, хотя крепкое спиртное терпеть не могу.
Видимо, все чувства и мысли отразились на моем лице, потому что папа задал встречный вопрос:
— А у тебя все в порядке?
— Полном, — откровенно соврала я.
— Я же вижу, что это не так, — сплетя пальцы рук, он внимательно на меня посмотрел. — Ты в последнее время сама не своя.
— Ты сейчас серьезно? — я усмехнулась. — Хочешь обсудить мои проблемы? Да мы разговариваем в лучшем случае минуту раз в неделю.
Папа вздохнул и неожиданно для меня признал:
— Знаю, я ужасный отец. Но все, чего я хочу, это чтобы вы — ты, Сашка, ваша мама, жили спокойной жизнью и находились в безопасности.
— А она у нас такая и есть, эта жизнь, — снова усмехнулась я. — По крайней мере, у меня. Спокойная и скучная. Мне… плохо очень, пап. Не знаю, почему. Наверное, скоро опять перееду в город. Вот поднакоплю денег, подыщу подходящее жилье и перееду…
— Поздно уже, — не дослушав, папа отвел глаза. — Пойдем спать.
Это был один из самых долгих и странных наших разговоров за последнее время. Раньше мы с папой были довольно близки, но после моего возвращения в поселок между нами будто выросла стена. Я не особо размышляла над тем, с чем это связано, но после теперешнего разговора задумалась.
Помыв за папой стакан и убрав коньяк в шкафчик, я уничтожила кружку мятного чая и, еще немного посидев на кухне, вернулась в постель. Возможно, успокаивающий чай сыграл свою роль, а может, просто усталость пересилила бессонницу, но на этот раз заснула я почти сразу.
Этой ночью спала так крепко, что впервые за долгое время по-настоящему выспалась. Правда, сны были какими-то странными… кажется, снилась какая-то сова, пытающаяся угостить меня кофе. Обилие рассказанных сказок на сознание повлияло, не иначе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Сегодня мне предстояло съездить в город, чтобы сдать готовые эскизы и обсудить концепцию новой линейки игрушек. Вообще-то, это можно было сделать и по почте, но эти редкие визиты в город приносили хоть какое-то, так необходимое мне разнообразие. К тому же, пейзаж на улице со вчерашнего вечера сильно преобразился: наконец, выпал снег. Похоже, природа решила наверстать упущенное за первую неделю зимы, и пушистый белый ковер расстелился по земле и крышам толстым слоем.
