– А это тоже катализатор? Для чего?
– Забудь пока… все равно денег нет. Вот подзаработаю чуток – расскажу.
Подзарабатывать надо было срочно, потому что, по Мышкиным расчетам, на апрель намечался дефицит баланса примерно на миллион рублей. Ну, это если лед на Волге не задержится, на что надежды было маловато. А вот "надежда" на то, что придется пересеивать больше половины озимых, была ну очень большая.
Снег все же выпал, во второй декаде января. Но снега было немного, а земля промерзнуть успела прилично: морозы никто не отменял. Хотя свои поля мне удалось как-то снежком укутать, в уезде уже вымерзших полей оказалась чуть ли не треть – и, судя по результатам прошлого года, народу пересевать их было просто нечем. А если рассмотреть губернию в целом… а если рассмотреть не только "мои" уже три губернии… в общем, по прикидкам мне и десяти миллионов маловато будет. Но десять миллионов – это все же из области совершенно несбыточных мечт, а вот насчет миллиона Мышка договорилась с Волжско-Камским банком.
Кстати, новогодняя история продолжения почти не имела. После того, как я вернулся из ретирадника, Мышка, уже одетая, чмокнула меня в щеку и, со словами "завтра поговорим", убежала. Если бы я проснулся позже шести… а так она исчезла никем не замеченная.
Весь день первого я обдумывал случившееся и решил, что жениться уже можно. Но Мышка, точнее Мария Иннокентьевна, утром второго января мои размышления обломала. Начать с того, что она извинилась за то, что позволила себе меня соблазнить! И сообщила, что если мне будет угодно, то она уедет куда глаза глядят завтра же, ну а если я соглашусь ее простить и забыть "инцидент", то пусть все останется по-прежнему. Ну а замуж выходить за меня она отказалась наотрез. Ладно, хороший главный бухгалтер многого стоит, а любви (в смысле возвышенных чувств) тут похоже и не было, так что на этом все и закончилось – лишь спустя две недели Мышка мимоходом намекнула, что "последствий" не будет.
Впрочем, я особо об этом и не думал – с утра и до позднего вечера занимался "спасанием РКМП". И проспасал до конца февраля: вместе с Ключниковым удалось довести выпуск "Т-40" до пяти штук в сутки. Я же не из придури себе делал именно дорогие трактора, а исключительно из соображений экономии. То, что трактор был помощнее "Бычка" – это не очень важно, гораздо важнее то, что управлять им мог любой мальчишка. А мальчишки – они и учатся быстрее, и – главное – над ними еще не довлеют крестьянские стереотипы. То, что Т-40 еще и за грузовик зимой работал – всего лишь "приятный бонус" для сельского-то хозяйства – мне просто некого было сажать на "Бычки". В прошлом году пришлось на посевную рабочих из цехов снимать, и оказалось, что это получается очень накладно.
Но пришлось заниматься не только тракторами, одолевали заботы о хлебе насущном. Не для себя, конечно, тем более хлеба-то я и не ел практически, мне Дарьиных пирогов хватало. А в уезде в селах было не до пирогов – там и хлеба-то почти не осталось. Так что пришлось Кузьке (то есть уже Кузьме, справил он запись в церковной книге за копеечку малую) заняться и мобильными точками общепита. Я что-то помнил про "исключительно честных офеней", с помощью которых издатель Сытин заработал много денег. Оказалось, что центр кучкования этих торговцев в разнос находится недалеко от Коврова, в селе со странным названием "Холуй". Кузька туда съездил, поговорил…
В Царицынской уезде – самом маленьком в губернии – сел и деревень было чуток за шестьдесят, а уже в соседнем Камышинском – сто шестьдесят. Всего же по губернии сельских населенных пунктов было чуть больше тысячи – и в каждом людям хотелось жрать. Не все два миллиона крестьян голодовало, а всего лишь примерно половина. Так что помощь почти семисот офеней (или офень, не знаю точно) оказалась более чем кстати: вместе с ними на раздачу еды крестьянам Кузьке удалось отправить тысячу двести человек.
Бобы – это, конечно, хорошо, а десять тысяч тонн бобов – даже звучит внушительно. После того, как их сварили, получается на человека – в Саратовской губернии – почти по восемь кило. Месяц можно губернию подкармливать. Однако зима-то гораздо длиннее, и очень кстати оказалось, что те же французы гречкой лошадей кормят: лошадиного корма удалось купить уже двадцать шесть тысяч тонн. Вроде уже и на всю зиму почти хватает – но кушать хотелось и калужским крестьянам, и ковровским, и в результате я узнал, что в Стамбуле очень активно и недорого продают сорго, а в Болгарии имеются приличные (и не очень дорогие) запасы пшена. Всего же только за февраль удалось купить почти шестьдесят тысяч тонн различного зерна и бобов, затратив чуть больше четырех миллионов рублей.
Двадцатого февраля ко мне в кабинет завалился Саша Антоневич:
– Ну что, дорогой друг, ты уже готов ехать на запуск своего металлического завода?
– Ты построил завод за четыре месяца?
– Не сейчас, сейчас ехать холодно, я, пока доехал, совсем продрог. Запускать будем в начале апреля, там на самом деле еще работы много. А я просто зашел спросить, не надо ли тебе еще какой заводик построить – а то мне просто неудобно от тебя такой оклад получать и ничего не делать.
– Ну ты же завод строишь…
– Уже не строю. Нанял американцев, Джонов Смитов. Они очень даже были рады поработать за полторы сотни долларов в месяц – у них, знаешь ли, сейчас с работой совсем плохо. Настолько плохо, что на мое объявление откликнулись сразу трое – вот я всех троих и нанял.
– Негусто, если на всю Америку нашлось только три незанятых инженера.
– Ты не понял. Я дал объявление, что нужны инженеры, которые уже строили металлические заводы, и которых зовут Джон Смит. Шутка такая была, но только американцы насчет работы оказывается не шутят – только Джоны Смиты и откликнулись. Причем инженеры, судя по всему, неплохие: двое у Карнеги работали, домны ставили, а один – специалист по мартенам. Так что две домны по три тысячи шестьсот футов уже почти закончены, и еще будут два мартена построены. А газовый завод для мартенов даже совсем закончен, и сейчас их интересует будешь ли ты коксовую батарею ставить. Сразу скажу – батарея встанет еще тысяч в двести сорок, а так дорого потому что по дороге к тебе я Камиллу встретил. Если ты до принятия решения с ней поговорить не успеешь, то батарея обойдется тысяч в сто-сто десять. Впрочем, Джоны Смиты тебе сами все в деталях расскажут – через неделю самый бойкий как раз к тебе с докладом ехать готовится. Ну а новых-то заводов ты строить не собираешься?
– Собираюсь, но весной.
– Весна уже считай пришла. У тебя же на столе лежит "Берлинер Цайтунг", ты на дату посмотри – а она сюда пять дней добиралась.
– Так это в Берлине, там тепло. А у нас – почти Сибирь. Так что рассказывай, что тебя на трудовые подвиги так сильно толкает?
– Трудовые подвиги… вот умеешь ты, дорогой друг, красиво все сказать. Ну да ладно, откровенность за откровенность: ты меня раскусил, я на самом деле хотел у тебя попросить сколько-то денег авансом. Поместье в родовой деревеньке продают. Там всего-то двести пятьдесят десятин, да просят по сорок рублей. Дорого просят, на треть дороже честной цены, но я бы купил все равно. Но у меня, даже с твоими окладами жалованья, тысячи четыре накопилось: и сестре помочь надо было, и отцу, да и просто промотал конечно. А тут – если до марта не купить, с торгов пустят, и уйдет родовое поместье Антоневичей жидам.
– Почему обязательно жидам? И чего их ты так не любишь?
– Жидам – потому что любавичевские жиды скупают все в округе. На торгах – втрое переплатят, но купят. А насчет "не люблю" – не девки они, чтоб любить их. Но ты ними рядом не жил, тебе не понять…
Было видно, что что-то глубоко спрятанное рвется у него наружу, но, глубоко вздохнув, Саша постарался взять себя в руки:
– Ну что, душу ты мою теперь целиком увидел. Покупать будешь? Недорого продаю, всего за шестнадцать тысяч… Мне-то поместье не нужно, ну какой из меня помещик? Главное – чтобы им не досталось. Так что ты уж лучше купи мою душу.
– Мне душа твоя без надобности. А поместье в Оршанском уезде – пригодилось бы, картошку сажать. Если я куплю – это тебя успокоит?
– Если ты – вполне.
– Тогда я тебя, дорогой друг, попрошу об одной услуге. До нашей весны еще времени много, так что если тебя не затруднит – возьми денег двадцать тысяч и выкупи для меня твое родовое поместье. Как именуется? Антоневичи?
– По спискам – Антоновичи уже. Антоновичи-то – витебские дворяне, а Антоневичи – могилевские, но списки когда в шестьдесят четвертом делали, видать перепутали – Антоновичи-то гербовые, их все знают.
– Вот, купишь мне поместье Антоновичи, под картошку. И, как купишь, возвращайся назад – хватит тебе уже вдали от семьи строить. Мне тут нужно будет маленький судостроительный заводик соорудить – сможешь? Или опять американцев наймешь?
– Судостроительный говоришь… – Саша снова стал веселым и ехидным – тут без американцев обойтись конечно можно, но с ними веселей получится. Как ты смотришь на то, что судостроительный тебе будут строить Френсисы Дрейки?
