– Судостроительный говоришь… – Саша снова стал веселым и ехидным – тут без американцев обойтись конечно можно, но с ними веселей получится. Как ты смотришь на то, что судостроительный тебе будут строить Френсисы Дрейки?
– Лучше – Питеры Блады – пошутил я, сочиняя записку Мышке. Но, похоже, шутка не удалась и Саша задумчиво покрутив головой и пробормотав "ну, как скажешь", отправился с запиской в бухгалтерию.
Двадцать четвертого из Одессы стали один за одним приходить вагоны с оборудованием, которые "Чайка" притащила из второго своего рейса в США (на этот раз из Филадельфии), И Березин, ругаясь, начал изыскивать куда бы его пораспихать до весны. Впрочем, вопросы распихивания у меня решались довольно просто: бригада рабочих-плотников срочно сколачивала очередные контейнероподобные сараюшки на деревянных полозьях и ставила их на охраняемой площадке. Так что опять радость доставил Василию Якимову – сейчас-то лесопильные заводы в основном простаивали, и Якимов кормился практически лишь с моих заказов.
Двадцать шестого Володя Чугунов пришел ко мне с письмом от родителей (письмо не мне, ему конечно было) и сказал, что в Ярославле выставлен на продажу небольшой механический заводик, так что если мне надо… Судя по тому, что заводик делал вагонные оси, мне было надо, и пришлось ехать в Ярославль – первым же поездом, уходившем из Царицына в Москву в четыре пополудни.
А утром первого марта в гостиницу в Москве мне принесли срочную телеграмму от Мышки: неожиданно началась весна.
Глава 23
Василий Васильевич Бояринов довольно откинулся в кресле. И довольству этому были две причины. Первая – что он смог помочь старому другу в небольшом, но, видимо, важном для него деле. А вторая – что в результате друг, с которым они не виделись вот уже лет пятнадцать, скорее всего приедет в гости.
Познакомился Василий Васильевич с Сергеем Игнатьевичем еще на Турецкой войне. Именно тогда штабс-ротмистр встретился с поручиком Водяниновым. Поручик вел дело по поводу возможного хищения выдаваемых на пропитание солдатам средств – и благодаря ему эскадрон Бояринова к Никополю подошел не только сытым, но и полностью обеспеченным фуражом и амуницией. Настолько обеспеченным, что с марша пошел в атаку и первым ворвался в город – за что сам Бояринов получил первого Георгия.
Офицеры подружились, и, хотя после войны служба разнесла их в разные концы Империи, постоянно переписывались, а иногда и встречались. Чаще – неофициально, а однажды – снова по служебным делам. Причем инициатором этой "служебной" встречи был Сергей Игнатьевич, и именно во время нее он совершил единственное, по-видимому, серьезное должностное преступление за всю карьеру.
Узнав, что Екатерина, жена друга, больна чахоткой, он напросился на проверку дел в гарнизоне Батума, где в то время служил Бояринов – и там, поймав на крупных махинациях поставщика, греческого купца из Крыма Патракиса, отпустил грека, вынудив того "подарить" Бояринову дом в Феодосии: крымский воздух считался спасением для чахоточных. Боярский подал в отставку, переехал с женой в Крым – и это дало Кате еще десять лет жизни.
Поэтому, получив от Водянинова письмо с просьбой о небольшой помощи, ротмистр в отставке и член городской управы Бояринов приложил все усилия для того, чтобы ее оказать. Все же усилий понадобилось немало, пришлось долго уговаривать уездных чиновников, а кое-кому просто дать денег. Но сейчас все хлопоты закончены, уездная комиссия приняла нужное решение и даже все необходимые бумаги были в канцелярии подготовлены. Василий Васильевич достал из стола в своем кабинете письмо, близоруко прищурясь, еще раз прочитал адрес, и вздохнув, встал с кресла. Чтобы дело полностью закончить, осталось лишь послать телеграмму, но до почты еще дойти надо – а по такой жаре и молодому ходить тяжко, что уж говорить о стариках…
В Ярославль я приехал ровно в полдень. Москва – город купеческий, а Ярославль – основной московский порт, через который проходило чуть ли треть московских грузов. Поэтому первый поезд из Москвы в Ярославль отправлялся в шесть утра. И в поезде было всего два зеленых вагона (третьего класса), но по четыре желтых (второго) и синих. Вот в синем я и ехал. Думая о том, как несправедливо поступила со мной судьба, в первую мою поездку на поезде подсунув старый, разбитый вагон второго класса. Я и сейчас мог бы с комфортом ехать вторым классом – на Ярославской дороге старых вагонов просто не было, но меня встречали хозяева завода, и приходилось "держать марку".
Поэтому больше я все же думал о продаваемом заводе. Точнее, о том, что я с ним делать буду. Мысли были разные – но мысль о том, что завод можно и не покупать, в голову мне так и не пришла.
На вокзале меня встретил приветливый, дорого одетый молодой человек, представившийся Валерием Афанасьевичем. И по дороге на завод рассказал, почему он его продает:
– Заводчик из меня никакой, я сам врач. Отец думал, что завод брату отойдет, но он умер еще в начале прошлого года, а месяц как раз назад владельцем завода стал я. У отца-то все работало, он знал кому он делает и что, где все необходимое покупать, как с рабочими ладить – а сейчас завод просто стоит. Рабочих я собираюсь рассчитать, да они всяко уж третью неделю на завод не ходят – делать им нечего. А жалко – отец говорил, что рабочие у него лучшие в городе. Так что заплатил я оценщикам – и объявление дал. Вот только никто, кроме вас, и посмотреть не захотел… вот, кстати, мы и приехали.
Завод меня удивил. Нет, я уже привык, что сейчас словом "завод" именуют даже сарай, в котором стоит наковальня и слесарные тиски – а этот был все же именно "заводом" в моем понимании. Центром был большой механический цех, в кирпичном здании примерно двадцать на семьдесят метров. У одного торца стояла довольно большая паровая машина ("девяносто лошадиных сил", как уточнил Валерий Афанасьевич), а от трансмиссии под потолком тянулись приводные ремни к двум небольшим токарным станкам, стоящим у противоположной стены. А прямо посередине цеха стоял еще один токарный станок. Точнее, СТАНОК – со столом длиной метров в семи ("двадцать один фут" – услужливо подсказал хозяин). Судя по конструкции (станина напоминала восьминогий стол) станку было лет сорок, и все это время он кормил и поил владельцев, первым из которых был еще дед этого врача.
Не знаю, какой извращенный ум придумал это чудо – у станка привод перемещался по станине (сейчас он был установлен посередине), шпиндели были установлены с обеих сторон привода, а по краям стояли две бабки (тоже, как оказалось, съемные). И самым интересным извращением было наличие двух суппортов – по обеим сторонам от станины, причем соединенных хитрым пантографом. Поэтому хозяева на одном станке обрабатывали сразу по две вагонных оси (второй резец по сути зеркально копировал движения первого) силами одного токаря. И, судя по валявшимся у стены заготовкам, периодически и в брак отправлял сразу по две.
– Никогда не видел такой хитрой конструкции – сказал я, указывая на пантограф.
– Понятно, что не видели – это мой отец сам придумал и сделал – ответил Валерий Афанасьевич. – Но, должен честно признаться, работает сейчас этот привод не очень хорошо, ему уж лет двадцать, поизносился.
– И сколько вы на самом деле хотите за завод? – поинтересовался я, крутя разные ручки у станка-монстра и разглядывая с торца, насколько ровным был стол.
– Сто тысяч – в объявлении о продаже, судя по письму родителей Володи, говорилось о ста сорока – А этот станок, что вам так, гляжу, понравился, вы получите и вовсе даром: оценщик сказал, что его только в лом сдавать, он шестьдесят четвертого года. Идемте дальше, я покажу остальное, если вам интересно.
Интересно мне было – рядом с механическим цехом была в отдельном (довольно небольшом) здании размещена кузница с двадцатипятипудовым паровым молотом, сделанном лет десять назад в Канавино, а еще на заводе стояли три металлургические печи. Две печи были обычными вагранками на полтораста пудов каждая, а вот третья печь была бессемеровским конвертером на четыреста фунтов (английских): такая рекламная надпись была отлита на станине. А для перемещения расплавленного металла в литейном цехе был размещен козловой кран на паровом ходу. Интересно, я за гораздо менее оснащенный заводик у Барро больше платил – ну и где меня обманули?
Приняв мою задумчивость за сомнения, владелец завода уточнил:
– Если вы всерьез думаете о покупке завода, то лучше вам вряд ли предложат. Я цену ниже не скину, давайте пройдемте в контору, я вам оценку покажу – она сильно больше ста пятидесяти тысяч будет. Но сто тысяч мне нужно на строительство больницы, причем быстро – проект уже готов, и поэтому я и продаю столь недорого.
– Подрядчика нашли уже?
– Да. Идемте в контору?
– А проект больницы можно посмотреть?
