«Боже мой, как все это далеко…» — подумала она. Ей захотелось плакать, но слез не было и во рту все пересохло.
Порыв ветра отпахнул форточку, занес запах дождя, свежести. И опять она увидела Серафима среди шевелящихся теней на стене. Поразило лицо и его глаза, странные, как будто запотевшие.
— Где ты, Серафим?.. почему ты меня бросил?.. — спросила она каким-то не своим голосом и как-то по-детски обиженно всхлипнула. Рядом с Серафимом обрисовалась фигура худенькой девочки с жидкими рыжими косичками. Она теребила бахрому на рукавах длинного саржевого платья. Пальчики ее были запачканы чернилами.
«Сама святая невинность…» — подумала Сарра и вдруг узнала себя в этом худеньком ангелочке, вспомнила мать, сестру, кузена. Одно время они с сестрой были влюблены в кузена. Она приезжала к матери летом на несколько недель. Кузен жил в мансарде, а Сарра в большой комнате вместе с матерью и сестрой. Соседи одалживали для нее кушетку. Утром они по очереди мылись в ванной, дожидались своей очереди в коридоре босиком в одинаковых ночных рубашках. Вспомнилось, как испугал ее кузен. Он вошел в ванную с ночным горшком в руке и вызвал у нее настоящую панику. На ней была только повязка из полотенца, в виде чалмы. Он отвернулся, а она не нашла ничего умнее, как спросить его, что за шрам у него на спине…
Эти годы вспоминались как самое счастливое время. Вспомнилось, как они с сестрой вязли в топях, ловили лягушек и подбрасывали кузену в кровать. Для них он был большой куклой. Они обряжали его в свои платья, пудрили щеки, причесывали, как-то чуть не выкололи ему глаза ножницами. Он сбегал от них, запирался в комнате матери и мучил весь дом нудными гаммами на немецком пианино. Когда он уезжал, они безудержно оплакивали его отъезд, сидя в его кровати с посыпанными пеплом головами и красными глазами, а потом разыгрывали что-то вроде спиритического сеанса, устраивали свидание и разговаривали с ним, как будто он был на том свете…
Картина стала неясной. Она смахнула слезы. И мать, и сестра, и кузен давно умерли.
— Наверное, вы дожидаетесь меня там… — прошептала она и почувствовала себя так странно, необычно. Она уже не могла говорить и только улыбалась. Конечно там, куда она смотрела, были только тени. Она почувствовала, что кто-то коснулся ее руки, попытался выпрямить беспомощно вздрагивающие в воздухе ее скрюченные подагрой пальцы…
К утру Сарра умерла…
58
Маленький, похожий на летучую мышь в своем широком и темном плаще, карлик пробирался через полную миражей галерею в оранжерею, где в отцветшем бурьяне лежал Начальник Тайной Канцелярии, глухой к страшным пророчествам и тревогам горожан. Он был пьян. Постелью ему служили пальмовые листья и штора, сорванная с окна.
Послышались шаги. Начальник Тайной Канцелярии слегка приоткрыл веки и с содроганием увидел карлика. Он не узнал его.
— Сарра умерла… — пролепетал карлик, задыхаясь, как астматик.
— Что-что?.. — переспросил Начальник Тайной Канцелярии и как будто протрезвел, встал и пошел за карликом по петляющим коридорам Башни, пугая слуг. Неожиданно карлик исчез.
«Как сквозь землю провалился… а это еще кто?..»
Кутаясь в плащ и поблескивая очками с дымчатыми стеклами, незнакомец шепнул:
— Ваш план провалился…
Начальник Тайной Канцелярии перешел через террасу, повернул налево, направо, помедлил, взбежал по жутко скрипящей лестнице и очутился в узком тамбуре. Оглядываясь, он как-то нерешительно порылся в карманах и толкнул одну дверь, потом другую. Некоторое время он ничего не мог рассмотреть, ощупью поискал выключатель, не нашел. На стенах поблескивали портреты. Они молча смотрели на него из своих тесных рам. Он обратил внимание, что в череде портретов зияла пустота. Кто-то снял портрет Старика. Достав из тайника какие-то бумаги, Начальник Тайной Канцелярии судорожно сглотнул подступивший к горлу комок.
«Черт… где же мои очки?.. — Он потер лоб, вспомнил, что разбил очки. — Впрочем, все это уже не нужно… все это лучше сжечь…» — Он сжег бумаги в камине и, приоткрыв дверь на террасу, какое-то время стоял, вдыхая запах дыма, дождя и сумерек и приходил в себя.
Небо над городом было ясное и холодное, плескались огни, Башня как будто покачивалась, простирая над спящими домами свои темные крылья.
«Боже мой, как же я устал от всего этого, как будто мне сто лет… — Он вышел на террасу, слегка наклонился вперед, еще, еще. Какая-то сила заставила его отшатнуться, отступить от парапета. — Ну, вот, даже на это я не способен…» — Вырвался хриплый смешок, который был больше похож на всхлипывание. Опустив голову, он пересек террасу, прошел в холл и дальше, пошел вдоль колоннады, где вышагивал взад и вперед часовой. Миновав застывшего как истукан привратника, он вышел из Южных ворот и по переулку направился к двухэтажному особняку с коваными решетками на окнах. Дверь ему открыл слуга. Едва замечая удивленный взгляд слуги, он заперся в своей комнате и долго с каким-то подозрением рассматривал себя в зеркале…
Почудилось какое-то копошение за спиной. Он нерешительно оглянулся. На миг в простенке стены он увидел Сарру. Она появилась и исчезла. Он ощупал шею кончиками пальцев. Он ждал, когда она снова появится в своей старомодной шляпке с подведенными бровями, пытался представить, как это будет, но не мог. Он все еще надеялся, он не верил, что Сарра умерла. Полистав дневник Сарры, он попытался вспомнить лицо незнакомца, который несколько дней назад вручил ему пачку нераспечатанных писем и эту потрепанную тетрадку. Он уже где-то видел его, высокий, бледный, с птичьим носом.
«И фамилия у него птичья… Коршунов… Стаин… нет…» — Близоруко щурясь, он листал дневник. Летящие на свет бабочки мешали ему. Он отогнал их. С легким шелестом на пол упала записка.
В записке шла речь о Моисее и Жанне, которых нужно было срочно спасать. Он ничего не понял, но почувствовал, что его пытаются вовлечь во что-то опасное, ненужное и бессмысленное. Как-то отстранено он отметил это и смял записку.
Что-то стеснило грудь. Неожиданно для себя он всхлипнул. Он не плакал ни в детстве, когда умер отец, ни после смерти матери. Плача, он вынул из картонного чехла аккордеон, изъеденный червями. Несколько клавиш западали, и мелодия как будто заикалась. Сарра сидела рядом с ним и вышивала, пока он играл. Она почти не изменилась, даже казалась помолодевшей…
Слуги давно отвыкли от музыки и были удивлены звуками чувствительной мелодии. Потом воцарилась тишина…
Начальник Тайной Канцелярии отставил аккордеон в сторону, лег, прошептал слова молитвы, не надеясь, что его молитва будет услышана. Слова произносились как будто сами собой. Вскоре он заснул…
Разбудил его страх. Он сполз с постели. Обнажив голову, он стоял на коленях и не знал, что ему ждать. Вдруг он осознал, что стоит перед пустым местом на стене. Прежде там висел портрет Старика. Подобрав ночной чепец, он заполз в постель и зарылся лицом в ладони, как в подушку. Стон отчаяния, который он давно удерживал в себе, вырвался из него вместе с едва слышным именем Сарры и слезами.
Вошел слуга, повеяло тошнотворным запахом дешевого бриллиантина от его волос. Минуту или две Начальник Тайной Канцелярии лежал неподвижно, притихший. Внезапно его охватило желание встать и покаяться перед слугой. Он встал, глянул на слугу, замершего в позе истукана. Одного взгляда хватило, чтобы подавить в себе этот нелепый порыв.
— Подложи дров в камин и иди…
Отослав слугу, он вытянулся на кушетке и закрыл глаза…
Где-то на грани яви и сна он вдруг увидел Сарру. Она всплыла перед ним из воздуха, как сумеречное воспоминание…
— Сарра, милая… — Он поцеловал ее руки, ямочку у локтя…
Все это вполне могло быть. Почему нет?..
В камине шипели, потрескивали дрова. Пляшущее пламя осветило запрокинутое лицо Сарры, бледное от усталости. Совершенно чужое лицо, чужие руки, чужие губы, глаза… Он отвел взгляд. Различилось что-то синее, белое, с пятнами зеленого и красного. Это были фарфоровые статуэтки. Он покупал их для Сарры. Они стояли справа и слева от портрета матери в рамке. Чуть выше и в глубине что-то поблескивало, расплывчато тлеющее, раскачивалось туда и сюда…
«Это же маятник стенных часов…» — Он привстал, спустил босые ноги на пол. Все тело его сжалось, скорчилось, как бы предчувствуя падение и…
— Ба-аммм… Ба-аммм… Ба-аммм… — Три раза ударили часы.
«Еще только три часа… Боже мой, голова идет кругом и сердце ноет…» — Он запахнул халат и, шлепая босыми ногами, подошел к окну.
Над Южными Воротами Башни зажглись зеленые светофоры, как кошачьи глаза. Из ворот выехал длинный черный лимузин. Гремя помятыми крыльями, лимузин пересек площадь и скрылся в складках белья, мокнущего на веревках.
Начальник Тайной Канцелярии стиснул зубы, пережидая приступ боли в паху.
