Затем между Государственной Думой и правительством начался ряд осложнений на почве обвинений правительства не только в неподготовленности к войне и в представлении сведений о боевой приспособленности армии, не отвечавших, как оказалось впоследствии, действительному положению, но и в нежелании итти навстречу пожеланиям Государственной Думы в области мероприятий по обороне. Осложнения эти заставили Государственную Думу прибегать к поддержке своих начинаний в верховной ставке, ставшей в интересах армии на сторону Государственной Думы, и тем значительно выдвинули роль вел. кн. Николая Николаевича в делах государственного управления, заставляя министров не только считаться с его взглядами, но ставя их в положение исполнительных органов его повелений. Это повлекло за собой обращение некоторых министров к государю в отстаивании своих мероприятий в упомянутой области, в соответствующем освещении, как стремлений Государственной Думы, так и оказываемой великим князем поддержки Государственной Думы. Отношение правых влиятельных групп к этой позиции великого князя, к его начинаниям в сфере государственного управления страною и в завоеванных областях и к нему лично, в особенности после последовавшего частичного обновления кабинета, изменилось. Все это повлекло за собой, в связи с отмеченным мною ранее отношением Распутина к великому князю и умело внушенным им в это время подозрением о посягательстве великого князя, при поддержке Государственной Думы и армии, на корону, уход великого князя на Кавказ после галицийского отступления, приписанного всецело правыми группами отвлечению великого князя делами управления в ущерб высшему командованию армией и перемену отношений к Государственной Думе и тем министрам, которые оказывали поддержку Государственной Думе в ее настойчивых домогательствах конституционных гарантий.
Этот период времени совпал с вступлением А. Н. Хвостова в управление министерством внутренних дел. Когда до назначения, я и он подробно обсуждали план наших действий, то мы ясно отдавали себе отчет в обстановке событий того времени и считались со всеми приведенными мною выше отношениями к Государственной Думе, как со стороны высоких сфер и правых групп, так и с настроением самой Государственной Думы, и со взглядами на роль Государственной Думы того периода армии и страны. Те отражения общественных настроений, которые я воспринял от своего годового объезда многих губерний внутреннего района в качестве главноуполномоченного комитета великой княгини Марии Павловны, и сведения о настроении Государственной Думы, полученные мною от некоторых знакомых членов Государственной Думы, в особенности от близко стоявшего к М. В. Родзянко А. Д. Протопопова, Алексей Николаевич Хвостов дополнил своими непосредственными впечатлениями из Государственной Думы. Все, в совокупности взятое, повелительно нам диктовало всячески ослабить остроту переживаемого момента и, насколько возможно, войдя в контакт с правым крылом Государственной Думы и государственного совета и монархическими организациями, приостановить, хотя бы временно, их выступления перед государем против Государственной Думы, парализовать в этом вопросе влияние Горемыкина, взгляд которого на Государственную Думу мне был известен из частных бесед с ним на эту тему до назначения на должность, примирить государыню с мыслью о необходимости, в виду государственной важности переживаемого тогда времени, как для армии, так и страны, прохождения бюджета в предстоящей сессии Государственной Думы, о продлении времени созыва которой циркулировали уже слухи в придворной среде и среди влиятельных членов государственного совета, предварительно приняв все возможные меры к сближению с председателем Государственной Думы и влиятельными членами Государственной Думы, и к налаживанию, по возможности, примирительного отношения ее к правительству, сознавая всю трудность последнего, и затем уже, переговорив с ген. Алексеевым и убедив Воейкова, осветить этот вопрос при личном докладе государю. По вступлении в должность, с первых же дней и до моего ухода, мы приложили все свои старания к осуществлению этого плана, где центральную роль влияний на Государственную Думу, переговоры с правыми организациями и влиятельными лицами правого крыла государственного совета с ген. Алексеевым и Воейковым и соответствующие доклады высочайшим особам, взял на себя Хвостов, а я, подготовляя ему в некоторых случаях обстановку, должен был влиять на Вырубову и Распутина, помогая ему в этом, и посвящать его в курс всех относящихся к Государственной Думе сведений, поступавших ко мне из разных источников.
Так как влиятельная группа членов правого крыла государственного совета сравнительно мало знала А. Н. Хвостова, и в случае выработки партийной законодательной тактики или по более серьезным программным партийным вопросам вела переговоры с Замысловским или Марковым, то для того, чтобы А. Н. Хвостов мог заручиться поддержкой этой группы и наладить с нею свои взаимные хорошие отношения, чего А. Н. особенно желал, я посоветовал ему, делая визиты, принять меры к тому, чтобы застать нужных ему членов государственного совета дома, с ними лично познакомиться и обменяться взглядами, сблизиться с видными лицами государственного совета. Затем, указав Хвостову на ту роль, которую после смерти Богдановича начал занимать кружок Штюрмера, находившийся в постоянных соглашениях[*] с Горемыкиным и придворными сферами, я по просьбе А. Н. Хвостова переговорил с Штюрмером, просил его оказать своим влиянием поддержку А. Н. и познакомить его с имевшими значение в правой группе государственного совета членами государственного совета и, на правах старого знакомого Штюрмера, имея уже согласие А. Н. Хвостова, обещал Штюрмеру свое содействие к переводу его старшего сына сначала в Петроград, как желал Штюрмер, а затем к назначению его вице-губернатором в одну из каких-либо отдаленных губерний, чем доставил Штюрмеру искреннее удовольствие, так как он, как я знал, был особенно озабочен судьбою этого сына, на которого женитьба, действительно, оказала благотворное влияние в последнее время. Кроме того, я рекомендовал А. Н. Хвостову установить хорошие отношения с сенатором А. А. Римским-Корсаковым, имевшим значение в среде объединенного дворянства и в монархических организациях, с которым я находился в хороших отношениях, и которого я также попросил оказывать А. Н. Хвостову поддержку в его начинаниях. Как Штюрмер, так и Римский-Корсаков обещали А. Н. Хвостову свою поддержку, причем Б. В. Штюрмер исполнил в точности мою просьбу, устроив у себя собрание, на котором я не был, многих членов государственного совета. На этом собрании А. Н. Хвостов изложил свое политическое кредо и программу предстоящей ему деятельности в качестве министра внутренних дел, а потом, оставшись в тесном кружке более влиятельных членов государственного совета, обменялся с ними рядом своих соображений по вопросам ближайшей тактики в отношении к Государственной Думы,[*] прессы, антидинастического движения в стране, парализования слухов в связи с именем Распутина, не указывая, конечно, на знакомство с ним, стараясь, как он мне потом говорил, как в первом, так и во втором совещании выдержать экзамен, приноравливая высказываемые им соображения к взглядам группы и кружков. Не скажу, чтобы после знакомства с ним, к нему отнеслись сразу доверчиво, как я проверял потом мнения о нем, у некоторых знакомых мне членов совета, бывших на этом собрании, так как последовавшие затем в прессе интервью А. Н. Хвостова несколько обеспокоили членов кружка, как не отвечающие тому, что он высказывал на этом собрании.
Кроме того, у себя (на Морской) я устроил разновременно ряд обедов правых членов государственного совета и влиятельных членов правой группы Государственной Думы и некоторых сенаторов для закрепления с ними более тесного единения А. Н. Хвостова.
Что же касается монархических организаций, то с представителями их вел разговоры как А. Н. Хвостов (с Марковым, Барачем, Левашевым, Замысловским, Восторговым), так и я (с В. Г. Орловым, Дубровиным, Кельцевым) и затем, когда открылся разрешонный кн. Щербатовым в Петрограде первый монархический съезд, то Марков, Замысловский, Левашов, Барач, Восторгов и правые члены Государственной Думы по соглашению с А. Н. Хвостовым вели программную работу, посвящая А. Н. Хвостова, а Замысловский иногда и меня, в ход работ комиссий и общих собраний. Кроме того, А. Н. Хвостов и я говорили с членами съезда при их посещениях нас; затем, в том же направлении был обсужден второй нами разрешонный съезд монархистов в Нижнем-Новгороде, куда поехали, по нашей просьбе, многие из видных деятелей монархических организаций, бывших в Петрограде, затем Марков, Дубровин близкий к Алексею Николаевичу Хвостову, член Государственной Думы из Нижегородской губернии Барач, В. Г. Орлов и другие, и кроме того, был командирован сын хорошего знакомого А. Н. Хвостова нижегородского архиепископа, председатель петроградского центрального комитета Левицкий[*], получивший специальный, в 2 тыс. рублей, денежный отпуск из секретного фонда департамента полиции для поддержки местных влияний.
