Но как с деятелями, так и с материалом возникали бесчисленные проблемы. Сотрудник князя Н. Л. Оболенского отмечал: «Дела, нас касавшиеся, были разбросаны по всем отделам штаба (Верховного главнокомандующего. – А. О.). Попадали они, главным образом, к дипломатам, которые не знали и не понимали, что с ними делать, и перебрасывали их, куда попало. Много вопросов весьма важных и спешных, ждавших своего решения, как, например, устройство управления и администрации на занятых неприятельских территориях, оставалось без движения. Так, отправили дипломаты в Министерство внутренних дел ходатайство военных властей о посылке в
Галицию чиновников для работы в административных органах. Министерство, в свою очередь, обратилось циркулярно к губернаторам западных провинций, а те послали на занятые территории своих чиновников, которые плохо проявили себя на службе. Воспользовались случаем, чтобы от них избавиться. Таким образом, в Галиции образовалась администрация, состоявшая из никуда не годных чиновников, которые восстанавливали против нас местное население, встретившее русских солдат как своих братьев-славян, с радостью. Все это надо было срочно исправлять»56.
За исправление взялись, но вопрос кадрирования штатов русской администрации решить так и не удалось. «Если наша власть в крае не будет располагать силой, – писал в цитируемой выше записке Н. А. Базили, – то в случае наших неуспехов нельзя быть уверенным в спокойствии, и нашим сообщениям может угрожать опасность. Организация же русской полиции явной и тайной, и притом достаточно многочисленной, совершенно неотложна»57. Увеличенный штат жандармского управления военного генерал-губернатора Галиции, под властью которого находилось четыре неполные губернии (около 4 млн), насчитывал 115 человек, включая писарей и унтер-офицеров. Из них на Львов, население которого перед войной равнялось приблизительно 170 тыс., приходились 36 человек. Для сравнения, в мирное время только во Львовском уезде служили от 80 до 90 жандармов)58, всего же австрийское Областное жандармское управление № 5 имело в своих рядах до войны 68 офицеров и 3165 нижних чинов, большая часть которых служила в Восточной Галиции (24 жандармских отделения из 35)59.
Наряду с путаницей и неизбежными в военное время репрессиями русскими властями был предпринят ряд мер по поддержанию местного населения. С самого начала особое внимание было уделено налаживанию новой системы образования: во Львове, Тарнополе, Станиславове и Черновцах были открыты двухмесячные курсы русского языка, организацией которых занималась дирекция народных училищ Киевского учебного округа. К началу 1915 г. было запланировано открыть еще 10 образовательных училищ с преподаванием на русском языке: по пять в городах и селениях60. Вместе с тем существовали и многочисленные проблемы материального характера. Война разорила значительную часть Галиции, во Львов потянулись беженцы, в основном женщины, дети и старики61.
Начальник штаба 10-го армейского корпуса, организовавший в своем тылу раздачу муки крестьянам, вспоминал: «Положение населения в занятых нами областях вблизи фронта было очень тяжелое: кормильцы семейств взяты в солдаты, жизнь замерла, фабрики и заводы остановились, заработать негде, стали и железные дороги, и прекратилась жизнь во всех административных учреждениях, властей никаких – ни своих, ни русских, ни суда, ни управы, ни администрации. Вся торговля остановилась, стоимость денег стала неопределенной. У жителей не было ни рабочего скота, ни муки, ни чая, ни сахара… Лошадей забрали и свои, и чужие. Оставшийся рогатый скот понемногу реквизировался для пополнения порционных гуртов. Мука израсходовалась. Пшеница и ячмень хотя и были у населения, но не было мельниц»62.
Для лучшей организации помощи населению и беженцам во Львове был создан Главный благотворительный комитет, который открыл филиалы в других городах генерал-губернаторства63. Значительная проблема возникла и с совершенно неожиданной стороны. 2 (15) октября 1914 г. в интервью группе русских и иностранных журналистов генерал-губернатор Г. А. Бобринский заявил: «В настоящее время я особенно озабочен вопросом об облегчении участи большого количества австрийских чиновников, находящихся в Галиции без всяких средств к существованию, ибо австрийское правительство захватило с собою все суммы, предназначенные для выдачи им жалованья, а также все сбережения их в банках»64. Осенью 1914 г. в Галиции насчитывалось около 50 тыс. чиновников Австро-Венгрии, только в одном Львове их скопилось до 12 тыс.65
По распоряжению генерал-губернатора в конце сентября в город были завезены продукты на сумму 60 тыс. рублей: соль, сахар, солонина, мука, крупы, рис – все это раздавалось беднейшему населению66. В городе и провинции были организованы благотворительные столовые, беженцам распределялась помощь продуктами. Только за октябрь 1914 г. было роздано продуктов на сумму 100 тыс. рублей67. Учитывая тот факт, что курс обмена русских денег на австрийские в сентябре 1914 г. установился в соотношении 0,3 рубля за 1 крону, эта была весьма значительная сумма68. Материальная помощь была оказана и семьям австрийских чиновников, организованы приюты для детей-сирот69. Кроме того, жалованье получали и сотрудники оставленных в городе австро-венгерских госпиталей (1500 раненых, 20 врачей и сестры милосердия).
Выздоравливавшие раненые, признанные комиссией годными к строевой службе, направлялись в глубь России, инвалиды передавались на попечение местных патронатов. Разумеется, за ранеными ухаживал и русский медицинский персонал, а в начале декабря 1914 г., когда в австрийских госпиталях осталось только 600 раненых и больных, они были переведены под русскую юрисдикцию70. За ноябрь 1914 г. во Львове разного рода помощь получили 19 537 нуждающихся, для раздачи было получено 16 тыс. пудов муки, 1,5 тыс. пудов крупы, 12 тыс. пачек кофейных консервов и прочее71. За то же время во Львове было организовано 40 бесплатных столовых, обеспечивающих по 40 тыс. бесплатных обедов в день72.
Однако этого оказалось недостаточно, и 31 октября (13 ноября) 1914 г. Главный благотворительный комитет издал обращение «Помогите родной Галиции!», в котором говорилось: «При самом начале мобилизации по всей Червонной Руси прошли аресты тысячей и казни сотен священников, интеллигентов и крестьян, одним словом, всех тех, кто проявил себя яркими поборниками русской народной идеи. Враги русского народа захотели воспользоваться военным положением, чтобы грубой силой искоренить то русское сознание, с которым они бессильны были бороться культурным путем. До сих пор выяснено, что в занятой нами части Галичины арестованы около 10 тыс. русских людей, а казнены более 1 тыс. Освобождены нами из галицких тюрем лишь около 2 тыс., остальные вывезены в глубь Австрии и Венгрии, и неизвестно, какая их постигла участь. Имущество же их разграблено озлобленными австрийскими жандармами, мадьярами и немцами. Мы еще не имеем точных сведений из Угорской Руси и Лемковщины, но оттуда доходят зловещие слухи, что отступающие австрийцы вырезали целые деревни и что уцелевшие жители скрываются по горам и лесам. Сколько осталось вдов и сирот, ныне потерявших все из-за верности своих отцов и мужей нашей общей Матери Руси! И мы не можем их оставить без своего сердечного участия и без помощи в хлебе, одежде и топливе»73.
Крестьянское население Восточной Галиции действительно стало объектом забот русской администрации непосредственно перед началом посевной – весной 1915 г. Из запланированных 449 715 пудов зерна успели отправить только 166 549 пудов, а распределить еще меньше. Однако порядок распределения был очень выгоден: беднейшие крестьяне получали его в кредит без задатка, прочие выплачивали 25 %, а на оставшуюся сумму предоставлялась рассрочка вплоть до 1 марта 1916 г.74 Только на временные курсы для учителей из Галиции (первоначально их организовали в Петрограде) правительством было выделено 35 тыс. рублей75. Не удивительно, что зимой 1915 г. жители русинских деревень, оказавшихся между русскими и австрийскими позициями, шли к русским, где их кормили и укрывали, а не грабили и насиловали76.
Более сложными, как уже отмечалось, были отношения русских властей с еврейским населением Галиции. Как правило, поначалу проблемы были связаны с укрывательством бывших военнослужащих. Осенью 1914 г. довольно обычной была картина австрийских пленных, идущих по дорогам в цивильном. Это были русины, которые покидали австрийскую армию при отступлении и уходили по домам. Многих там потом и задерживали77.
Нередко случались и побеги пленных. Их этапирование было организовано не лучшим способом. Иногда расстояние при переходах превышало 25 верст (чуть меньше 27 км), уставшие люди отставали от колонн, при незначительном количестве конвоиров и отсутствии жесткого отношения к отставшим побег не составлял большого труда, особенно для местных жителей, которым было куда бежать78. Выход из весьма двусмысленного положения был найден 12 (25) августа 1914 г., после взятия Тарнополя. Тогда по рекомендации присутствовавшего при штаба 8-й армии депутата Государственной думы графа В. А. Бобринского А. А. Брусилов принял решение отпустить пленных галичан, которые согласились присягнуть на верность России и ее императору79. Позже стали использовать более традиционную форму – честное слово не воевать против русских.
