Впрочем, в попытке выполнить приказ о действиях против русского берега немцы быстро понесли весьма значительную утрату: в ночь с 12 (25) на 13 (26) августа у входа в Финский залив на камни близ острова Оденсхольм выскочил легкий крейсер «Магдебург». Перед этим он обстрелял пост и маяк на острове, было сожжено несколько деревянных строений, но радиостанция осталась цела и продолжала работать без перерыва36. Противник попытался снять корабль с мели, но, когда это не удалось, а к нему приблизились броненосные крейсеры «Баян» и «Паллада», немцы взорвали «Магдебург»37. Его носовая часть была оторвана, корпус судна очень сильно поврежден, что сделало невозможным снятие с мели38. Потеря крейсера была слишком дорогой ценой за несколько сожженных деревянных зданий. Полностью эвакуировать команду корабля не удалось, в плен попали его командир, два офицера и 54 матроса. Но самыми ценными призами стали шифровальные книги, система квадратов, коды сигналов. Русский флот немедленно поделился этой информацией с англичанами39.
Хотя соображения командования флота относительно опасности со стороны немцев не подтвердились поначалу и потому не показались обоснованными для Верховного главнокомандующего, они все же вызвали у него беспокойство за правый фланг 1-й армии. 23 августа (5 сентября) Николай Николаевич (младший) приказал ее командующему обратить особое внимание на свой правый фланг, опасаясь того, что немцы высадят десант в тылу, опираясь на порты Восточной Пруссии40. Для этого в штаб П. К. Ренненкампфа в Инстербург специально был послан капитан 2 ранга А. Д. Бубнов. Ставка даже запросила командующего Балтийским флотом о возможности противодействия противнику силами линкоров, однако император запретил использовать ударные силы флота вне центральной позиции41.
«Русские находились тактически в очень благоприятном положении, – отмечал генерал В. Гренер. – Если бы 10-я армия своевременно прибыла на позиции, то она могла бы встретить немецкий охват восточнее Мазурских озер и противодействовать движению немцев через Лык и южнее. Однако Ренненкампф странным образом заботился не о своем левом фланге, а о правом, где он опасался немецких действий через залив и со стороны моря»42. Без сомнения, страх перед германским десантом был ошибкой.
Перед войной германское командование не рассматривало вопрос о каком-либо десанте на Балтике до решения противостояния с британским флотом. Более того, они сами опасались, и не без основания, набегов русских миноносцев из района Либавы43.
1-3 сентября русские крейсеры «Россия», «Рюрик», «Богатырь», «Олег» и эскадренный миноносец «Новик» совершили выход в центральную часть Балтики с целью демонстрации флага. В ответ на это командование германского флота решило перебросить из Северного моря тяжелый крейсер «Блюхер», 4-ю эскадру линейных кораблей (семь вымпелов), две флотилии миноносцев (22 вымпела). Эти силы должны были компенсировать неприятный эффект потери «Магдебурга» и присутствием в море создать угрозу русским берегам44. Одновременно в портах Восточной Пруссии действительно шел сбор транспортов, но производился он лишь с целью дезинформации русского командования45. По той же причине немцами был передан по радио открытым текстом ряд сообщений о направлении к левому флангу их фронта, то есть к побережью частей Гвардейского резервного корпуса. Одна из них была перехвачена и принята за чистую монету П. К. Ренненкампфом, Я. Г Жилинским и В. А. Орановским46.
С 9 сентября Балтийский флот постоянно получал информацию об усилившейся активизации немцев на востоке Балтики47. 11 сентября немецкая эскадра из пяти линейных кораблей, четырех броненосцев и одного легкого крейсера, 21 миноносца и восьми тральщиков появилась в районе Виндавы, обстреляла русское побережье и высадила небольшой десант48. Силу десанта было трудно определить сразу, но командование русского флота получило информацию о том, что с германскими военными кораблями находилось восемь транспортов49. Набег немцев был кратковременным, на следующий день основные силы эскадры противника возвратились назад50. Тем не менее они выполнили свою задачу и убедили русское Верховное главнокомандование в том, что опасность десанта реальна. В результате ориентировка Ставки совпала с замыслом германского командования. Свою лепту в успех немцев внес и штаб Северо-Западного фронта. Оба они явно руководствовались «шпаргалкой» – довоенной информацией о планах немцев нанести удар в районе побережья51.
Сам П. К. Ренненкампф вовсе не собирался ограничивать себя обороной, он был все еще весьма популярен в армии, которая пока не знала неудач и была настроена на возобновление наступления52. Успех под Львовом, по мнению командующего, кардинальным образом менял ситуацию на всем фронте, и 22 августа (4 сентября) он предложил возобновить наступление в Восточной Пруссии. И его сразу же полностью поддержал Я. Г Жилинский, считавший, что немцы готовят наступление на участке 2-й армии, в тыл Варшаве. По мнению командующего фронтом, лучше всего было бы возобновить наступательные операции в конце августа (по старому стилю), так как к этому времени фронт пополнится 22-м и 3-м Сибирским армейскими корпусами. 23 августа (5 сентября) Ставка приняла решение создать в районе Осовца новую, 10-ю армию в составе 22-го армейского, 3-го Сибирского и 1-го Туркестанского корпусов53. Вечером следующего дня П. К. Ренненкампф известил своих командиров корпусов и начальников кавалерийских дивизий о том, что 10-я армия сформирована и в ближайшее время 1-я армия перейдет в наступление54.
Но немцы, уже получившие сведения о подготовке 1-й армии к движению вперед (восстанавливались взорванные ранее мосты через реки Прегель и Дейме, активизировались стоявшие ранее неподвижными передовые части), не стали ждать. 3 сентября П. фон Гинденбург отдал приказ о переходе в наступление55. 6 сентября в районе Мазурских озер началось движение немецких войск, на следующий день они вошли в соприкосновение с русскими, а 8 сентября атаковали их. На левом фланге 1-й армии, то есть на направлении движения обходной группы 8-й армии (пять пехотных и две кавалерийские дивизии при 400 орудиях), оказался русский заслон силой в одну пехотную и одну кавалерийскую дивизии при 60 орудиях56. Командующий армией приказал «оборонять позицию пассивно, но упорно; кто оставит самовольно окопы, того расстреливать на месте без суда и следствия»57. Генерал находился под постоянным давлением со стороны главнокомандующего фронтом. В штабе фронта между тем не было единого мнения относительно образа действий. В. А. Орановский настаивал на отступлении, а Я. Г Жилинский все время колебался58.
В 15 часов 30 минут 26 августа (8 сентября) главнокомандующий вновь призвал П. К. Ренненкампфа прочно удерживать занимаемые позиции и заверил его, что «усилия 2-й и 10-й армий будут направлены на обеспечение Вашего левого фланга»59. Днем атаки немцев, как и демонстративное наступление на центральные позиции 1-й армии, были отбиты60, но П. К. Ренненкампф уже понял, что главный удар был нанесен именно там, где его предупреждал Г. Г. Милеант, и немедленно запросил обещанную поддержку со стороны 10-й армии61. Взволнованный Я. Г Жилинский провел разговор с П. К. Ренненкампфом по телефону, в ходе которого оба генерала несколько успокоились и пришли к выводу, что в отступлении нет необходимости. Сделано это было крайне оригинальным способом: Я. Г. Жилинский посоветовал отходить, но отказался отдать такой приказ62. К вечеру левый фланг 1-й армии оказался под угрозой. Многократное превосходство наступавших стало проявляться в полную силу. Русские заслоны повсюду отступали навстречу основным силам63.
В ночь на 9 сентября Я. Г. Жилинский вновь потребовал от П. К. Ренненкампфа удерживать фронт, обещая содействие и со стороны 2-й армии, и утром 9 сентября командующий принял решение, уже запоздалое, об усилении своего заслона на Мазурских озерах. Его оборонительная линия была уже обойдена64. У главнокомандующего фронтом было одно, само главное для него объяснение своих директив: он получал приказы Ставки и буквально выполнял их, передавая распоряжения командующему армией – проявлять «полное упорство» в обороне65. Казалось бы, ситуация еще может быть исправлена, так как 27 августа (9 сентября) штаб фронта заверил штаб 1-й армии, что 20 батальонов из состава 22-го армейского корпуса должны в тот же день выступить во фланг наступающим немцам66. Но почти сразу же после этого генерал В. Г Леонтьев известил командующего 1-й армией о том, что намеченное днем ранее наступление 10-й армии не состоится по причине неустроенности 22-го и 3-го Сибирского армейских корпусов67.
На качество пополнений по прибытии на фронт самое негативное влияние оказывали слухи и скверное управление. 22-й армейский корпус прибыл в Августовские леса в начале сентября и сразу же испытал на себе губительное действие и того, и другого. «Гибель штаба и корпусов армии Самсонова потрясающе подействовала на психику не только участников, но и совершенно непричастных к операции 2-й армии начальников, – вспоминал очевидец. – Командование нашим чудным по составу и еще лишь сосредотачивающимся XXII корпусом было уже приведено в полную негодность, охваченное ужасом от одних только слухов о самсоновской катастрофе»68. Начались ненужная спешка, суета, ротация командиров и частей, знакомые по Русско-японской войне импровизации. Приводило это также к знакомым последствиям. «Итак, наш корпус, – отмечал тот же офицер, – начинал войну «по-манджурски» – отрядами случайного состава, со случайными начальниками и неорганизованным управлением»69.
