Саймон.
– Ужас! – вырвалось у меня. – Ну, а жена Эдика, она что, тоже тупая?
– Какое мне дело, что там его жена? Слушай, я не знаю, брать, не брать, ну все это к черту, я утомилась мерить. Я возьму вот эти три костюма и поехали отсюда. Поехали, поедим ланч гхде-нибудь.
Мы вышли из универмага.
– Так, слышь, короче, хгуляем мы по вылэджу, я с Саймоном в обнимку… Вдругх! Подъезжает на такси – мой муж! Я, конечно, тут же от Саймона отскочила.
– Не заметил вас?
– Как не заметил! Вот так, прямо рядом, смотрю, его машина!
– Ну?
– Ну, он вышел, поздоровался со всеми, так посмотрел на всех. Погховорили о погходе, – Инка весело хихикнула, – о том, о сем… Я ему эгховорю, поехали, Славочка, домой, хочешь? Он постоял-постоял так растерянно. «Ну, о’кей, – гховорит, – поеду, – гховорит, – дальше работать».
– И уехал?
– Сел в такси и уехал.
– И ты думаешь – он ничего не понял?
– Ничего же не сказал.
– Он мог увидеть тебя в обнимку с Саймоном еще до того, как ты заметила его. Хотя… с вами был его брат… кому в голову придет…
– Ну, что, хочешь поехать в китайский ресторанчик? – спросила Инка.
Поехать в китайский ресторанчик было бы неплохо, если бы это было по карману. Не то что бы у меня не было этих восьми-десяти долларов, просто тратить их на минутное удовольствие было не очень-то разумно. Но в тот день, как человеку, который зашел слишком глубоко, мне было как-то наплевать. Я не была уверена, что будет со мной завтра, независимо от того, потрачу я эти восемь долларов или сберегу. Так лучше уж получить хоть минутное удовольствие. Потом, я боялась, что если не угожу чем-то Инке, она может разозлиться и уехать домой. А хуже этого ничего не могло быть.
Я решила больше не доставать ее своими вопросами. Но едва я перестала задавать ей вопросы, в машине воцарилась серая глухая пустота. Казалось, даже звенит в ушах от этой пустоты.
Инка была немногословна. Она молча спокойно вела свою машину. Я смотрела в окно: мимо мелькали вывески большие, вывески маленькие – агентство для путешествующих «Кинсборо», ресторан «Таун хаус», прачечная «Чистое и новое», магазин женской одежды «Джеккиз», булочная-кондитерская «Брайдал кейк»… По серым зимним бесснежным улицам ходили укутанные в пальто люди.
– Холодно сегодня, – сказала я, чтобы сказать что-нибудь нейтральное.
– Да, – сказала Инка.
Я ждала, чтобы она заговорила о чем-то сама, о том, что ей интересно. Она долго молчала, наконец спросила:
– Ты любишь больше когхда холодно или когхда жарко?
– Когда холодно, – пасмурно ответила я.
– А я – когхда жарко.
Снова наступило молчание. Когда мы молчали, тяжелое месиво хандры снова наползало на меня. Я чувствовала, как будто лечу в огромную пустую пропасть. Мне страшно было оставаться с самой собой. Единственное, что я могла. – это задавать Инке вопросы.
– Неужели тебе не жалко твоего мужа? – продолжала я, понимая, что это единственная тема, на которую у нас получается общение. – Хоть бы ты с ним разошлась, освободила его, если он тебе не нужен, было бы лучше…
– Жалеть его, допустим, нечего – он счастлив, он ни о чем не дохгадывается. Если кто и несчастный, так это я, которая все это вынуждена терпеть… Но я разойдусь! Сейчас я пока не могху разойтись, мне некуда уйти. Я должна скопить денегх на дом, а потом.
– При чем здесь дом? – не поняла я.
– Я оформлю дом на свое имя. Я убежу его, что так лучше. Он мне доверяет. При разводе, если дети остаются со мной, – дом присудят мне. Я уже гховорила с лоерами. Но копить нужно еще несколько лет… дом должен быть двухсемейный, в одной квартире буду жить я с детьми, вторую буду сдавать квартирантам. На деньгхи от аренды мы сможем жить.
Я смотрела на нее, вытаращив глаза. Я, конечно, знала, что бывают люди, способные на всякую подлость. Но, чтобы человек так открыто и спокойно говорил об этом вслух, совершенно не смущаясь…
– Допустим, суд даже и присудит тебе его дом. Но неужели ты сама сможешь… – не поверила я. – Неужели ты сможешь выбросить его на улицу после того, как он столько лет пахал сутками, чтобы заработать на этот дом?! Неужели ты сможешь спокойно жить в этом доме?
Несмотря на свою крайнюю зависимость в эти минуты от Инкиного присутствия, я не могла сдержать своего возмущения. Она, к большому счастью, и не подумала обижаться. Легкая самоуверенная насмешка показалась на ее спокойном нежном лице. В ее глазах я – «Вася», «комсомолка на партсобрании», и мне самой стало неловко.
– Хгм… Он себе еще заработает, – фыркнула она. – Он себе жизнь всегда обеспечит. А дом – зачем ему дом? Такие люди, как мой муж, созданы для того, чтоб работать.
А что ему еще делать? Крутит баранку, хгребет денежки, а отними у негхо это занятие, у негхо в жизни совсем ничего не останется. Так пусть уж лучше крутит.
* * *
Мы вошли в ресторанчик на углу Авеню Ю и Кони-Айленд. В дневные часы, серыми буднями в бруклинских ресторанах сидят две категории людей: очень зажиточные господа, которым нет нужды ездить на работу, и старички-пенсионеры, которые уже отработали свое и теперь, на старости лет, отдыхают. К какой категории относились две молодые красотки – Инка и я?
Мы выбрали себе столик поуютней и сели. Атмосфера в ресторане – мягкий ковровый пол, белые скатерти, салфетки, легкое позвякивание посуды, – все это как-то умиротворяюще, терапевтически действовало на душу. Подбежал официант – и на белоснежной скатерти закрасовался серебристый чайничек с горячим, янтарного цвета чаем. Мы разлили чай в пиалы и стали пить.
Еще час назад я чувствовала себя бесконечно, неизлечимо больной. Казалось, уже не было надежды выкарабкаться из этого состояния. И вот я сидела в ресторане, пила чай, читала меню, и жизнь нормальная казалась вот-вот совсем возможной. Я, как больной, после долгих приступов страшной боли, принявший обезболивающие таблетки, почувствовала, как у меня прояснилось в глазах.
Болезнь моя казалась мне теперь не столь безнадежной. Казалось, вот-вот – и я придумаю что-нибудь для излеченья, только бы подольше сохранялась эта ясность в сознании. Временное обезболивание сейчас быстро пройдет, а лечение не найдено. Я снова потеряю способность ясно соображать… Но пока… Наслаждение жизнью, не омраченной столь измучившей меня болью, было так остро! Я вдыхала каждый момент ее с огромным наслаждением.
Пусть это была минута, но эта минута была моя.
Мы заказали: она – китайские овощи, а я – морские гребешки по-китайски. В промежутке между первым впечатлением от
